В три часа утра, даже после головокружительного бала, в доме установилась тишина. Прислуга, которая еще бодрствовала, и та направлялась спать, оставив уборку танцевального зала на утро, до того как проснутся гости и начнут требовать чай, печенье и яйца, приготовленные определенным способом.

Завсегдатаи балов натанцевались до упаду, и одни уже спали, а другие отправились на тайные свидания, о которых условились во время танцев. Вокруг не было никого, кто мог бы потревожить Саймона, пока он сидел за огромным столом из вишневого дерева в кабинете отца, который стоял здесь столько времени, сколько Саймон помнил себя. Одного только взгляда на этот стол было достаточно, чтобы нахлынули воспоминания, большинство из них — приятные.

Здесь он докладывал отцу о своих оценках в школе и получал похвалу, которая согревала его приятным теплом до кончиков пальцев. Позже они с отцом вели здесь споры о политике, и эти споры открыли Саймону совершенно новый мир ответственности. И в конце концов здесь он начал постигать деликатную науку быть герцогом и все то, что прилагалось к этому возвышенному титулу.

Саймон, улыбаясь, покачал головой, отгоняя воспоминания. Сейчас он должен был методично разбирать бумаги и личные вещи отца. А он вместо этого смотрел в окно на темный парк, и мысли его снова витали где-то далеко. Только на этот раз он думал о мягких губах и тихих вздохах.

— Вот ты где, — послышался голос Риса.

Он вошел в комнату, прикрыл дверь и, сложив руки на груди, посмотрел на Саймона.

Саймон вздохнул. Он догадывался, что Рис найдет его. Его друг не стал задавать вопросы, когда Саймон вернулся после встречи с Лиллиан, но это была лишь временная передышка. Сейчас, похоже, настало время расплаты.

— Разве ты не должен быть в постели? — поинтересовался Саймон. — Либо один… либо дальше по коридору, в спальне Энн?

Последние слова он произнес для того, чтобы разозлить Риса. Его друг был настолько разборчив в вопросах соблюдения правил приличия, что Саймон иногда задавался вопросом, а целовалась ли когда-нибудь эта «счастливая» пара.

— Тебе не удастся разозлить меня, даже оскорбив честь моей невесты, — сказал Рис, хотя у него и дернулся подбородок, когда он направился к Саймону. — Я хочу знать, что произошло на террасе сегодня, когда ты последовал за мисс Мейхью. Вы были некоторое время наедине, и когда ты вернулся, у тебя был странный вид. А девушка и вовсе исчезла.

Саймон пожал плечами, встал со стула и стал ходить по комнате.

— Что ты хочешь, чтобы я сказал тебе, Уэверли? Что меня безумно влечет к женщине, которая, по твоему мнению, совершенно мне не подходит? Которую моя мать явно ненавидит, хотя ее мнение меня не слишком волнует. Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе, что нашел Лиллиан на террасе и целовал, пока едва не задохнулся? Что, кроме как о том, чтобы прижать ее к стене, поднять юбки и овладеть ею прямо там, я ни о чем не мог думать? Это позволит тебе почувствовать свое превосходство надо мной?

Рис приблизился к Саймону, и на его лице царило искреннее беспокойство. Саймон сразу пожалел о грубых словах и обвинениях, брошенных другу в лицо. Наверное, Рис был снобом, но он был очень преданным человеком. Неудачи Саймона никогда не доставляли ему удовольствия, и было бы нечестно думать, что когда-нибудь может быть иначе.

— Ты в абсолютном восторге от этой девушки, да? И это не просто способ расстроить мать или пойти против общества. Ты искренне хочешь ее.

Судя по голосу, Рис был ошеломлен.

Саймон кивнул. Из всего сказанного ему нечего было опровергать.

— Значит, ты решил уничтожить себя?

Рис потер виски кончиками пальцев.

— Не знаю, — покачал головой Саймон, — вряд ли я стал бы так говорить. Я не могу сказать, что влюбился в эту девушку, но чувствую необыкновенное и сильное влечение к ней и признаю, что она меня заинтересовала.

— Тогда надежда еще остается. — Рис посмотрел на Саймона, и в его глазах промелькнуло облегчение. — Ты сказал, что мисс Мейхью по-прежнему никак не реагирует на твои попытки ухаживать за ней.

— Она постоянно, — кивнул Саймон, — заводит разговор о том, что она неподходящая невеста, прямо как вы с матерью.

— Возможно, молодая леди оказалась благороднее, чем я думал. — Рис удивленно поднял брови. — Ну в самом деле, Саймон, подумай, что ты делаешь! Скажем так: ты пошёл на поводу у собственного интереса, а закончил тем, что оказался прикованным кандалами к этой особе.

— Я не загадывал так далеко, Уэверли. У меня есть интерес, но я же не женюсь на этой девушке.

— Послушай, — покачал головой Рис, — поскольку ты принял титул, необходимость жениться крайне возросла. Ты знаешь свой долг. Поэтому каждая женщина, к которой у тебя «интерес», должна рассматриваться как потенциальная невеста.

— В таком случае это — возможный вариант, — задумчиво произнес Саймон, хотя вдруг обнаружил, что легко может представить себе Лиллиан в этой роли в его жизни.

Странно, поскольку он совсем недолго знал ее, а значит, просто вынужден узнать о ней больше. И возможно, стоит попробовать еще несколько страстных поцелуев, которые так завели его.

Рис пожал плечами, и этот жест привлек внимание Саймона.

— Вот именно. И я просто хочу, чтобы ты посмотрел, куда может завести тебя этот «интерес», если ты доведешь дело до конца.

— И это — брак… — Саймон наклонил голову набок. — Или «кандалы», как ты романтично называешь его.

— А что, если ты действительно вопреки здравому смыслу женишься на Лиллиан Мейхью? — Рис не обратил внимания на колкое замечание Саймона. — Если ты не хочешь подумать о себе, может, ты подумаешь о том, что это принесет ей?

— Что ты имеешь в виду? Она станет герцогиней и войдет в уважаемую и влиятельную семью. Это может только укрепить ее положение.

— Да, внешне все будет хорошо. В качестве твоей жены Лиллиан станут приглашать и даже принимать в обществе. Но неужели ты думаешь, что люди забудут о ее семье?

Саймон сразу подумал о замужних дамах общества, которые считались эталоном морали и достоинства. Внешне они казались добрыми, даже когда втыкали нож в чью-то спину. Он, конечно, замечал иногда, что одних леди они словно не замечали, других — принимали у себя, но это производило впечатление обыкновенного каприза с их стороны.

— Они ничего не забудут, — покачал головой Рис. — Они станут постоянно наблюдать за ней, судить каждый ее промах с жесткостью, значительно превосходящей нынешнюю. Возможно, это и есть причина сопротивления мисс Мейхью. Может, она не желает себе такого будущего.

Саймон отошел в сторону, размышляя о словах Лиллиан, которые она сказала ему днем в саду. Она говорила, что не думает о замужестве и, может быть, никогда не выйдет замуж. Ее слова подтверждали мысль Риса. Лиллиан расстроили слова его матери, и, хотя она пыталась скрывать это, колкие замечания других, очевидно, причиняли ей еще больше страданий, просто она держалась и не показывала виду.

Если все дело в этом, если Рис прав и она не хочет выходить замуж за человека, высокое положение которого заставит ее испытывать такую боль и трудности, тогда это вполне объясняет поведение Лиллиан по отношению к нему с самого момента ее приезда сюда. Ее влечет к нему, в этом Саймон был уверен. Но Лиллиан отталкивает его, потому что не хочет услышать слова осуждения, которые обязательно последуют, как только она станет добиваться его расположения и в конце концов станет его женой.

— Я знаю, ты считаешь меня высокомерным человеком, но ты должен учесть и то, как брак с этой женщиной отразится и на тебе тоже, — продолжил Рис, только на этот раз голос его звучал намного мягче.

— Ты знаешь, что меня это не волнует, — отрезал Саймон.

— Но тебе же не безразлична память об отце. Я знаю, что тебе не все равно. Когда говорят о герцоге Биллингеме, разве тебе не хочется, чтобы они вспомнили его работу в палате лордов, его доброту и честность?

— Ничто не может изменить отношения к этому! — покачал головой Саймон.

— Может. Брак с Лиллиан Мейхью может все изменить, — настаивал Рис, напоминая Саймону собаку с костью, которую она не выпустит из пасти, пока не высосет из нее весь костный мозг. — Если ты женишься на этой женщине, при упоминании о твоем имени люди будут думать о герцогине, у которой в семье, возможно, случилось самоубийство. Можешь стрелять в меня за каждый косой взгляд в твою сторону, только ты и сам знаешь, что это правда.

Саймон молчал. Ему нечего было возразить Рису, как бы он ни старался.

— Да, — тихо признал он, — думаю, все так и будет. Но что ты предлагаешь, Уэверли? Лиллиан — первая женщина, которой я действительно увлекся за такое долгое время, что теперь даже и не вспомню, когда это было со мной в последний раз. Ты предлагаешь мне бросить все это, только чтобы защитить доброе имя семьи? Или удержать ее от неспокойного будущего? Я же пока не прошу ее руки и даже серьезно не думаю об этом. Я что, должен отказываться от своего увлечения на тот случай, если неизбежным концом нашего знакомства действительно станет брак?

Рис помялся на месте, нахмурив брови, как будто ему было не по себе.

— Никого из нас нельзя назвать повесой, мой друг. Мы не хвастаемся своими победами, не говорим непристойности по поводу того, какие удовольствия мы получаем от женщин. Но мне кажется, что причина твоего интереса и влечения к этой даме кроется в том, что у тебя давно не было любовницы. Боль от потери отца, необходимость поскорее жениться, ответственность, которая легла на твои плечи… Все это можно облегчить каким-нибудь романом.

Саймон с удивлением посмотрел на своего друга. Рис был прав, они никогда не говорили о сексе так откровенно с тех пор, как были зелеными юнцами.

— И что ты предлагаешь?

— Мисс Мейхью уже давно на выданье, — неловко вздохнул Рис. — Она должна знать, что хорошее замужество в ее возрасте и с историей ее семьи маловероятно, особенно если она сопротивляется твоим формальным знакам внимания. Но может быть, она будет более сговорчива, если ты предложишь ей стать… твоей любовницей.