Внезапно зал показался ей слишком маленьким, люди — слишком крикливыми, а танцы — слишком бурными. Ей казалось, что она попала в ловушку, даже собственное обещание мести казалось ей ловушкой. Она не могла отказаться от долга, который вынуждена была взять на себя из-за безответственности отца и брата.

Лиллиан осмотрелась вокруг. Ее манили к себе двери на террасу. Весенний воздух оставался немного прохладным, поэтому людей на террасе будет немного. Там она вообще может оказаться одна.

Сейчас ей хотелось именно этого: побыть одной и забыть герцогиню и Саймона хотя бы ненадолго.

Саймон видел, как Лиллиан медленно пробралась по залу и оказалась у дверей на террасу. Она как-то странно двигалась, неуклюже, резкими шагами, что было совершенно не похоже на ее обычно грациозную походку.

Весь вечер у него не было возможности поговорить с ней. Несомненно, все это было организовано его матерью и Рисом, потому что они постоянно подсылали к нему людей и возлагали разного рода обязанности, чтобы он не разыскивал ту единственную молодую женщину, которая интересовала его сейчас.

Но теперь, заметив ее бегство из танцевального зала, он знал, что его уже ничто больше не остановит. Саймон извинился, прервал беседу, которую вел с гостями, и устремился через зал к выходу на террасу. Увидев, что Рис сделал шаг в его сторону, чтобы снова вмешаться, Саймон повернулся к другу. Тот остановился, и взгляды их встретились.

Саймон медленно покачал головой. Несколько секунд внутри Риса, похоже, шла острая борьба, но в конце концов он опустил подбородок, словно сдаваясь, и вернулся к своей невесте. Саймон вышел на террасу и поспешно закрыл за собой двери.

Он не видел Лиллиан. Он ожидал, что она будет стоять где-то рядом, прислонившись к калитке в парк, где они недавно гуляли. Но ее там не было. Вокруг было тихо и пустынно. Единственным звуком был редкий шорох листьев, которые шевелил прохладный ветерок.

— Мисс Мейхью?

Саймон внимательно всматривался в темноту. Ответа не последовало, и он шагнул в тень.

— Лиллиан?

На этот раз послышался какой-то звук, но это был не ответ. Саймон понял, что этот тихий звук шел откуда-то от боковой стены дома, где в ожидании лета, когда можно будет завтракать и пить чай на открытом воздухе, были расставлены несколько столов со стульями. Туда не падал свет из танцевального зала, поэтому там нечего делать, если только нет желания спрятаться.

И это только усилило тревогу Саймона за состояние Лиллиан.

Он зашел за угол дома и остановился, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, которую нарушал только лунный свет. Лиллиан сидела на одном из холодных металлических стульев, обхватив голову руками.

К его крайнему удивлению и ужасу, плечи Лиллиан мелко дрожали, потому что она тихо плакала. Саймон застыл в нерешительности. Скорее всего она вышла из зала, чтобы побыть наедине со своей бедой, но он не мог оставить ее здесь в таком состоянии.

Саймон подошел к ней и осторожно положил руку на плечо. Она вскочила от неожиданности и обернулась. Когда Лиллиан увидела, кто помешал ее уединению, она совсем упала духом.

— Лиллиан, — прошептал Саймон, чувствуя себя беспомощным и глупым перед ее болью.

Но его интуиция вскоре взяла верх, и он заключил ее в свои объятия.

К его удивлению, она не противилась, хотя и не предприняла попытки обнять его в ответ, только положила голову ему на плечо и не пыталась вырваться из объятий. Так они простояли несколько мгновений, потом она успокоилась, по ее телу пробежала легкая дрожь. Только после этого Лиллиан отступила на шаг и отвернулась.

— Простите меня, ваша светлость, — прошептала она слегка дрожащим голосом. — Вы, наверное, считаете меня очень глупой.

Саймон покачал головой и полез в карман за носовым платком. Он протянул ей платок, и она улыбкой поблагодарила его.

— Я вовсе не считаю вас глупой, — сказал Саймон, когда Лиллиан вытерла глаза. — Очевидно, что-то или кто-то расстроил вас сегодня вечером. Вы же человек, и у вас есть чувства.

— И все же, — пожала плечами Лиллиан, — нельзя позволять себе такую слабость и расплакаться на балу. Это просто невозможно и только доказывает, что все правы.

— Все? — удивленно поднял брови Саймон.

— Простите, мне надо возвращаться, — закусила губу Лиллиан.

Она собралась уходить, но Саймон удержал ее за локоть. Глядя ей в лицо, он ощутил прилив непонятных и сильных эмоций. Да, это было желание. Причем оно оказалось намного сильнее того, что ему приходилось испытывать раньше.

Но, кроме желания обладать ею, было что-то еще. Оно скрывалось глубоко внутри. Ему хотелось защитить эту женщину от неприятностей и невзгод, оградить от сплетен и шепота за спиной, что явно причиняло ей боль, хотя она и не показывала виду.

— Я видел мать рядом с вами сегодня, — тихо сказал Саймон.

Лиллиан повернула к нему лицо, и Саймон едва сдержал тяжелый вздох. Стало понятно, кого имела в виду Лиллиан под словом «все».

— Могу только представить, что она наговорила вам, — тихо продолжал Саймон. — Я вижу, что она причинила вам боль, и так сердит на нее, что даже не могу выразить это словами. Хочу, чтобы вы знали, что она высказывалась только от своего имени, я к этому не имею никакого отношения.

— Она сказала только то, что другие повторяли десятки раз, — ответила наконец Лиллиан, освобождая руку, но не отступая от Саймона. — Думаю, что за спиной меня осуждают еще резче. Давно надо было привыкнуть.

— Вы никогда не должны привыкать к подобному неуважению ваших чувств. Вы никогда не должны принимать это как допустимый способ обращения. И не важно, как складываются обстоятельства, никто не заслуживает такого отношения.

Лиллиан растерянно заморгала, на ее лице отражалось изумление и от его слов, и от того, с каким пылом он их говорил. Он не обвинял ее. Большинство людей его круга думали совсем иначе, а он думал именно так. Он отстаивал закон в защиту бедных и их детей и собирался бороться и дальше. Никто не имеет права унижать человека только из-за обстоятельств его рождения или жизни.

Необыкновенно привлекательное создание сейчас стояло рядом с ним, она была практически в его руках. Эта странная женщина, которая с одинаковой силой то звала его к себе, то отталкивала. У нее были такие пухлые губы, что он не мог оторвать от них взгляд, а цвет карих глаз постоянно менялся, и Саймону хотелось накупить ей столько платьев, чтобы они сочетались со всеми оттенками ее глаз.

Он хотел ее. Он просто хотел прикоснуться к ней, почувствовать ее тело рядом со своим, почувствовать его под тяжестью собственного тела.

Его руки сами собой пришли в движение. Саймон сжал плечи Лиллиан и притянул ее к себе. Она не сопротивлялась, только тихонько вздохнула, прижимаясь к его крепкому телу. У нее задрожала нижняя губа, когда Саймон взял ее за подбородок и приподнял ей голову, чтобы было удобнее поцеловать ее.

Он не мог отказаться от этого поцелуя, даже если бы от этого зависела его жизнь. Наклонив голову, он коснулся губами ее губ, намереваясь после этого сразу же отпустить ее.

Вместо этого руки Лиллиан обвились вокруг его талии и остались там, а сама она поднялась на цыпочки, как будто пространство между ними было слишком велико. Ее губы ожили, затрепетали, отвечая на его поцелуй. Она задрожала, выдохнув через слегка приоткрывшиеся губы. Саймон почувствовал тепло ее дыхания на своих губах и уже не мог остановиться.

Он еще крепче прижал ее к себе и дразнил ее полураскрытые губы кончиком языка, пока она не раскрыла их полностью и не позволила его языку проникнуть внутрь.

Лиллиан не понимала, как это все случилось: эта встреча и этот поцелуй. Но она была здесь, и Саймон так крепко прижимал ее к себе, что два их дыхания слились воедино. В такой ситуации она была не в состоянии обратить внимание на слабый внутренний голос, который говорил ей, что надо остановиться, вырваться из его объятий. Она не слышала, как здравый смысл напоминал ей о том, зачем она здесь. Она даже не осознавала, что крошечная частичка сознания твердила, что Саймон Крэторн попросту соблазняет ее, как он соблазнял сотни женщин до нее.

Нет, все это заглушалось бешеным стуком ее сердца, когда она уступила желанию, такому внезапному и сильному, что у нее появилось ощущение, будто она готова на все, чтобы это мгновение продлилось хоть немного дольше.

Язык Саймона терзал ее рот сладостной мукой, вызывая в ней ответный огонь. Он пробовал, на вкус каждый дюйм, добившись, чтобы их языки сплелись друг с другом. В его поцелуе она чувствовала вкус мяты, немного отдававший виски. Но сильнее всего в нем был выражен вкус желания и грешных удовольствий.

Лиллиан оказалась совершенно неготовой к появлению странной дрожи, которая, казалось, зарождалась во всех самых неприличных местах и потом распространялась жаркой волной по всему телу. Она была смущена и встревожена своими ощущениями, потому что никогда раньше у нее не возникало желания потереться о мужчину, как это делает кошка в брачный период.

Эта мысль заставила ее вырваться из объятий Саймона с такой силой, что она наткнулась спиной на перила террасы. Они стояли в ночной прохладе и пристально смотрели друг на друга в лунном свете. Саймон тяжело дышал, сжав кулаки по бокам и пытаясь овладеть собой.

И Лиллиан поняла, что со стороны она выглядит точно также. Припухшие от поцелуев губы, горящие желанием глаза, на скулах лихорадочный румянец от смущения и ненависти к самой себе.

Ей надо что-то сказать, или ударить его, или извиниться, или сделать что-нибудь, что угодно.

Но все закончилось тем, что Лиллиан подобрала свои юбки и бросилась назад в дом. Единственное, что она могла сделать, — это сбежать.


Глава 7