– Серьезно?

Ник приподнимает брови:

– Что не так?

– Да. Нет. В смысле, тебе подходит.

Омельчин загружает посуду в посудомоечную машину и склоняется ко мне.

– Раз мы застряли дома, предлагаю посмотреть фильм.

– Для взрослых?

– Ты сама это сказала. Но я предпочитаю заниматься сексом, а не смотреть, как им занимаются другие.

Я поднимаю руки:

– Всё-всё! Не надо подробностей. Я соглашусь с одним условием. Ты мне будешь должен фотосессию.

Омельчин хмурится, и я добавляю:

– Я хочу поснимать тебя в очках.

– Сейчас?

– Э-м-м, нет. Когда побреешься.

– Идет, – соглашается Ник.

Мы смотрим «Начало» на большом экране в гостиной. Ну как смотрим, я больше наблюдаю за мужчиной рядом. Любимый фильм с Лео я и так десять раз видела, а вот Омельчина так близко не разглядывала, хотя между нами метр диванного пространства и большая миска попкорна.

Интересно, почему он остался сегодня дома и заботился обо мне? Судя по тому, какой уставший и периодически трет глаза, еще и ночь из-за меня не спал. И вряд ли делает все это исключительно ради секса со мной. Я сейчас такая секси, что только детей пугать.

Вот! Снова это чувство, что я не одинока, и почему-то оно возникает именно рядом с ним. Рядом с Ником.

Так и поверишь, что четвертое желание исполнилось.

Семья.

Я хотела семью, в которой не буду чувствовать себя лишней. И не будет одиночества.

Фильм я не досматриваю, засыпаю раньше. И только чувствую, как Ник несет меня наверх.

А утром просыпаюсь под кашель Омельчина.

Болеющий Ник – злой Ник.

Это я успеваю понять минут за десять, а за день моя уверенность только крепнет.

Утром у меня спала высокая температура, и пусть слабость во всем теле еще осталась, кажется, мой организм переборол все-таки заразу. Зато она радостно перекинулась на Омельчина, потому что теперь хреново ему. И если следовать его логике, то теперь хреново должно быть всем вокруг. Зачем-то наорал на кого-то по телефону, потом просверлил меня ненавидящим взглядом, когда я принесла лекарство, и морщился, пока пил. После и вовсе собрался на работу.

– Куда? – спрашиваю я.

– У меня встреча.

– А у меня лапки! И вообще учеба, а ты меня вчера никуда не отпустил.

Теперь мы оба сверлим друг друга взглядами. Пока Омельчин не отодвигает меня в сторону. На его лбу испарина, глаза нездорово блестят, но этот упоротый придурок все равно собирается идти по своим делам. Но и я не собираюсь бездействовать. Поэтому выхватываю его телефон, когда он снова оживает от нового звонка и несусь на первый этаж, перепрыгивая через ступеньки. На экране высвечивается «Макс», и я провожу пальцем, принимая вызов.

– Макс, здравствуйте, – говорю быстро, пока Ник не догнал, а он уже со страшно грозным видом спускается по лестнице. – Никита сегодня не сможет с вами встретиться. Он очень сильно заболел.

– Вета! – рявкает Омельчин. – Верни телефон!

– Привет. – У Макса приятный голос, и кажется, он даже не слишком удивлен. По крайне мере, в ступор не впал. – А с кем я разговариваю?

– Я – Вета. Его сводная сестра.

– Сестричка, – понимающе смеется Макс. Что он там понимает? Ник обо мне рассказывал?  – Надеюсь не смертельно?

– Нет. У него грипп.

– Тогда пусть выздоравливает.

В этот момент Омельчин подбирается ко мне и перехватывает за талию: даже болеющий Ник очень сильный, так что в неравном бою за телефон я сразу проигрываю.

– Макс, – говорит он, – я в норме… Нет, приеду.

Ник хмурится, слушая собеседника, но все-таки выдает:

– Хорошо. Пусть будет под твою ответственность… Мне и правда хреново… Какая нафиг медсестра? Посмотрел бы я на тебя… Ага, с градусником в заднице!

Он смотрит на меня зло, будто это я во всем виновата, а потом швыряет телефон на диван.

– Вот не надо было меня целовать! – заявляю я.

– Не надо было бегать босиком, – ворчит Ник.

– Все! – командую я. – Теперь моя очередь играть за доктора. Марш в постель, а я буду тебя лечить!

Мне нравится сама идея лечить Омельчина. Честно, очень хочется отыграться на нем за вчера. Ну вот очень!

– Тебе никуда не нужно? – он приподнимает бровь.

Мне нужно на учебу, но я оставить Ника в одиночестве, когда сам он заботился обо мне, не могу. Совесть не позволит.

– Нет, – качаю головой. – Сегодня я вся твоя.

Ник прикрывает глаза и со стоном падает на диван вслед за своим телефоном. Я плюхаюсь рядом: уверена, в таком состоянии, как мы с ним сейчас, можем разве что изображать диванные подушки.

Внизу мы и проводим большую часть дня – в гостиной или на кухне. Победив слабость, я готовлю овощной суп. Перетаскиваю вниз ноутбук и разбираю домашнее задание, сидя на любимом стуле. Омельчин тупит в телевизор или в телефон, но чаще спит. Тогда мой взгляд цепляется за его черты. Взлохмаченные волосы, расслабленные мышцы, маленький порез на подбородке (видимо, чувствовал он себя утром совсем неважно, но все равно побрился). Только губы сжимает упрямо даже во сне.

Я все чаще вспоминаю наш разговор, а еще много всяких мелочей, которые я всячески игнорировала, и которые и не мелочи вовсе. Например, то, что он позволил остаться в его квартире. Поддержал, когда я готова была бросить учебу. Защитил меня от Влада. Готовил завтрак. Ухаживал за мной во время гриппа.

Вспоминаю и раздумываю: то ли у меня снова температура, то ли я считаю, что у нас с Ником действительно может что-то получиться. Удивительно, но эта мысль не дает мне покоя, и в то же время не кажется неправильной. Скорее неправильным кажется то, что я не даю ему шанса. Заодно и себе.

Не даю шанса нам.

Занятия в пятницу отменяют, потому что заболела большая часть группы вместе с Джорджем. То ли я постаралась, то ли осень: погода окончательно испортилась, и за окном дождь. Омельчину легче, а я вообще чувствую себя прекрасно. Только пальцы подрагивают, и пульс ускоряется от того, что я собираюсь сделать.

Ник сидит на диване, уткнувшись в ноутбук. Работает, даже до конца не выздоровев.

Тогда я глубоко вдыхаю, а вместе с выдохом подхожу к нему, отбираю компьютер, сдвигая его в сторону, и забираюсь к нему на колени. Он напрягается, но лишь на мгновение, затем смотрит на меня сквозь стекла очков. Кто там говорил, что мужчины в очках выглядят беззащитными? Фигня какая! Ник смотрит так пристально, будто читает мои мысли.

– Вета?

В этом вопросе всё. То есть, если я сейчас не отодвинусь, то обратного пути не будет, и я это прекрасно понимаю. Но к черту вот это всё!

Поэтому я придвигаюсь ближе, стягиваю с него очки и тут же оказываюсь в крепких объятиях Ника.

– А как же поцелуи на чертовом колесе?

– Поцелуи на шестидесятом этаже мне нравятся больше, – говорю я и целую его.

Я целую его так, как Ник делал это на кухне: неторопливо, дразняще, будто пробуя его на вкус. Провожу языком по мужским губам, зарываюсь пальцами в волосы, и ловлю от этого кайф. У этого поцелуя вкус кофе и ментоловых леденцов. Он холодно-горячий, горьковато-сладкий, нежно-страстный. Я вкладываю в него все свои желания. Мне кажется, что если Ник сейчас остановит меня, я разрушусь. Или если он перехватит контроль, разрушится эта магия. Но когда открываю глаза, то ловлю в ответном взгляде собственное наслаждение. Наслаждение тем, что между нами.

Что он там говорил про проявляющих инициативу девушек? Что они его не оставляют равнодушным? Не знаю насчет других, но два слоя ткани не помеха для того, чтобы это почувствовать. Мой пульс ускоряется, дыхание срывается, а адреналин в крови, наверное, совсем зашкаливает, и все меняется.

Ладони Ника скользят по спине, ложатся на мою талию и резко притягивают меня к себе. Я теряю равновесие и падаю ему на грудь, но не успеваю даже ахнуть, потому что на этот раз вся инициатива перетекает к Омельчину, который углубляет поцелуй. Так мы ближе, насколько это возможно, потому что сейчас мои бедра разведены шире, а сама я теперь теснее прижата к его паху. У меня перехватывает дыхание, настолько остро все ощущается, особенно, когда Ник приподнимает меня и опускает снова, отчего внизу живота растекается тепло.

От каждого прикосновения губ к губам будто искрит, но он продолжает вытворять с моим ртом такие вещи, что я практически растворяюсь в нашем кайфе на двоих. Даже не помню, как оказываюсь лежащей на спине на диване, а Ник уже стягивает с меня шортики.

– Мечтал так сделать с самого первого дня, – говорит он, отбрасывая их на журнальный столик, и тянет вверх мою футболку. Говорит так, будто я новогодний подарок, который ему не терпится развернуть. Его взгляд, прикосновения пальцев – обжигают.

– Я тоже. Мечтала. Увидеть тебя полностью.

– Ты видела меня в душе, – усмехается он.

– Только сзади.

– Тогда нужно это исправить.

Он хватается за край футболки, и она улетает куда-то. Куда я не знаю, потому что мой взгляд приковывает его широкие плечи, рельефные грудь и живот. Мне хочется прикоснуться к нему, и я не отказываю себе в этом желании: провожу сразу двумя ладонями сверху вниз, наблюдая за тем, как напрягаются мышцы под моими пальцами, как вздуваются вены на его сильных руках. Я прикусываю губу, чтобы не кричать от восторга, потому что впервые выбросила из головы все можно и нельзя и исполняю свою самую запретную эротическую фантазию. Но когда расстегиваю молнию на его джинсах, теряюсь. Я знаю, что делать дальше, не маленькая уже, но…

– Ник, я должна тебе кое-в-чем признаться, – смущенно шепчу я. – Я никогда этого не делала.

– Этого? – приподнимает бровь Ник. И мне остается только выпалить:

– Не занималась сексом.

Вот! Я это сказала, и очень надеюсь, что он не передумает со мной связываться. Потому что сейчас я раскрыта перед ним. Но вместо того, чтобы отстраниться или спросить, не шучу ли я, Ник подтягивает вверх мою футболку, обнажая грудь, обводит большими пальцами соски, заставляя меня умирать от удовольствия и неизвестности.