Ну а я… Как обычно, вспылила.

– Я тебе не поблагодарила, – прочистив горло, решаю перевести тему. Правда, звучит двусмысленно, и я поспешно добавляю: – За то, что спас вчера.

– Не за что.

Это из разряда: «Любой поступил бы на его месте?»

– Я не думала, что окажусь в такой ситуации.

– Больше не окажешься, – закрывает тему Ник.

Так просто?

– И что, никаких нотаций?!

Ну супер! Я спросила это вслух.

– Смысл? – Он оглядывается на меня. – Разве эта история не научила тебя лучше разбираться в парнях?

– Судя по тому, что я проснулась в твоей постели, нет.

Ник отставляет тарелку с тостами в сторону и приближается ко мне, по его взгляду сложно сказать, что он думает. Я не убегаю только потому что… А зачем мне убегать? Но вот от этого взгляда мурашки по коже. Ник облокачивается на стойку, тянется через нее и проводит большим пальцем по моей щеке, заправляя выпавшую из хвоста прядь.

– Судя по тому, как ты кричала в моей постели, – говорит он с акцентом на последние слова так, что я не краснею исключительно из упрямства, – тебе понравилось.

– Кричала? Я ничего не помню, – замечаю я. Голос по-прежнему хриплый, но мне простительно: я простыла.

– Значит, придется повторить, – он не спрашивает, констатирует, как факт.

– Что повторить?

– То, что было ночью.

Нельзя краснеть!

Нельзя вспоминать, что он делал со мной ночью и краснеть!

Поздно. Кровь равномерно приливает к лицу.

Я действительно кричала, когда он вытворял все эти немыслимо приятные вещи своим языком и руками. Ну хорошо, если быть с собой до конца честной, то это было не просто приятно – это было улетно! Волшебно, великолепно, возбуждающе, и прочая «В». И судя по словам Ника, ему это прекрасно известно. То, как он действует на девушек.

Особенно как он действует на меня.

Я перехватываю его ладонь и опускаю ее на стойку, как если бы боролись, кто сильнее, и я победила. Смотрю Нику прямо в глаза:

– Я не говорила, что хочу продолжения.

Он приподнимает брови, в его взгляде читается, что с этим можно поспорить, учитывая, что я сама пришла к нему, сама попросила, а потом вовсе себя не сдерживала. М-да.

– Вчера я была не в себе. Поэтому говорила и делала… всякое. Но это не я.

– Действительно?

– Что действительно? – хмурюсь я.

– Может, это тоже ты, Вета?

Ник переворачивает мою руку ладонью вверх и пальцами скользит по предплечью от запястья к сгибу локтя, а я не знаю, что приятнее и откровеннее: его слова или эти невесомые прикосновения. Особенно теперь, когда я знаю, насколько откровенным он может быть. Особенно, когда Ник обходит стол и останавливается за моей спиной, а его ладонь так же легко скользит выше, к плечу, поглаживает обнаженную кожу на затылке.

Черт! Это подло, так делать! Потому что у меня сбивается дыхание, я не вижу его взгляда, но я его чувствую. Эти прикосновения, исходящие от Ника тепло и сила завораживают…

О чем мы вообще говорили?!

– Тебе не хватает свободы, тигренок, – Ник почти касается губами моего уха, и приходится сжать пальцы, чтобы сдержать дрожь, пронзившую меня всю. – Ты слишком сдерживаешь себя. Отпусти себя, и нам с тобой будет даже лучше, чем вчера.

Нам с тобой.

Мое сердце пропускает удар.

Мне и Нику.

Я облизываю пересохшие губы и пытаюсь переваривать его слова.

Неужели… Неужели, он предлагает мне стать его девушкой?

Мое детское желание.

Мечта.

Ник Омельчин. Предлагает. Мне. Быть с ним!

Это не шутка?

Ну нет… Вот он, стоит за моей спиной, почти-почти обняв. Надежный, сильный, красивый. А вчера вытащил меня из этой дрянной ситуации с Владом, а потом носил на руках. Буквально! Разве не таком я мечтала? Быть с ним. Чтобы именно он стал моим первым. Чтобы любил меня.

Так может правда перестать себя сдерживать?

В душе каким-то диким пестрым цветком, наполненным теплом и светом, раскрывается мое огромное-огромное счастье. Оно больше меня, больше этой квартиры, больше всего небоскреба. Да больше всей Москвы!

Я разворачиваюсь на стуле, и оказываюсь с Ником лицом к лицу.

– Что ты предлагаешь?

– Секс.

Мое счастье в один миг с громким «чпок» лопается, как мыльный пузырь, который окатывает меня отрезвляюще прохладной водицей и ошметками моих фантазий. Кажется, Дуравета – мое прозвище по жизни! Потому что только я могла нафантазировать себе чуть ли не свадьбу с Омельчиным. Хорошо еще не придумала имена нашим детям!

– Секс? – разочарование все-таки прорывается в мой голос, но не получается сдерживаться, когда во рту горчит от его слов, а внутри все медленно закипает, как магма под земляной коркой.

За кого он меня принимает?

Хотя и так понятно, за кого.

Вот только после всего, чтобы между нами случилось хорошего, я как-то позабыла, что передо мной Ник, мать его, Омельчин!

– Да, – сосредоточенно кивает Ник. – Божественный секс.

Он тянется ко мне, но я выставляю ладонь вперед, запечатывая ему рот.

– Нет, – я отталкиваю Ника и сползаю с барного стула, хотя честно хочется ему врезать. Прямо руки чешутся! И коленки тоже. – Иди ты со свои сексом, знаешь куда? Каким бы божественным он ни был!

Он перехватывает меня, когда собираюсь пройти мимо, и возвращает на стул. Просто берет и подсаживает на него, будто я ничего не вешу, и не позволяет мне его отпинать, оказываясь между моих колен. Я трепыхаюсь в его объятиях, пока Ник не прижимает меня к столу и блокирует так, что я не могу пошевелиться.

– Объяснись! – приказывает он строго. Не кричит, но его голос дрожит от сдерживаемой ярости.

– Что тебе объяснить? Ты и сам все прекрасно понимаешь!

Ник прищуривается: хищно, даже зло, и на один миг мне кажется, что он как Влад наплюет на мое желание. Я осознаю, что если он захочет меня трахнуть, то я с ним просто не справлюсь, я абсолютно перед ним беззащитна. И моя злость разом притупляется. Чуть-чуть.

– Я не ищу секс, что тут непонятного. Потому что если бы я искала секс, то вчера бы не убегала от Влада. Он тоже предлагал секс. Можно было согласиться…

– Не сравнивай нас. – Ник не рычит, но на его лице играют желваки, а мне пофиг.

– Это еще почему? – интересуюсь я. – Вы даже очень похожи, он тоже предлагал мне потрахаться, а потом зажимал. Вот как ты сейчас!

Он отпускает меня и отодвигается так быстро, что я едва не заваливаюсь в сторону. Но вовремя возвращаю себе равновесие и спрыгиваю со стула, чтобы уйти. И так криками разбередила больное горло. Хотя, может, это болит где-то глубоко внутри.

– Скажи мне, чего ты хочешь, – говорит Ник, когда я ставлю ногу на первую ступеньку лестницы. И я поворачиваюсь:

– То, что ты мне дать не способен!

– Уверена?

– Более чем!

– Так что тебе нужно? – повторяет он.

– Ты серьезно?!

– Более чем.

Это напоминает разговор двух дебилов, и если с Дураветой все понятно, во мне горит и тлеет обида, то Ник вроде раньше умный был!

– Я хочу романтики. Свиданий. Совместных просмотров фильмов. Да я даже не в курсе, какие ты любишь фильмы! Постепенного узнавания друг друга. Поцелуев на верхушке колеса обозрения.

Вид у Ника такой скептический, что я умолкаю. Да уж, хотела утереть ему нос, а выставила себя идиоткой.

– Вот! – говорю, тыкая в него пальцем и криво усмехаясь. – Такие у меня идиотские запросы. Свой завтрак можешь съесть сам. Я не голодна.

Глава 11. Вета


Я хотела поставить точку в этой ситуации, и я ее поставила.

По крайней мере, мне хотелось в это верить, потому что несмотря на горьковатый осадок от секс-предложения Ника, после того как я сказала ему правду, стало легче.

Поднялась к себе, и чтобы не думать про Омельчина (кажется, теперь это мой девиз на ближайшие пару месяцев!), взялась за обработку домашнего задания. В пятницу Джордж отошел от своего правила «одного лучшего снимка» и задал снять фотоисторию. Я собиралась выбрать среди фотографий Милы и Маси: девушка и ее чихуахуа получились очень фотогеничными и яркими.

Ближе к обеду все-таки выползаю на кухню, чтобы сделать себе чай, и обнаруживаю, что Омельчин куда-то ушел. И мне действительно не интересно куда. Вот ни капельки! Хотя я могу поспорить на что угодно, что он поехал к той, которая не просит поцелуев на колесе обозрения. Надо же было сказать такой бред! У меня даже в блокноте нет такого желания. Но стоит добавить. Вдруг однажды получится исполнить.

Я, не торопясь, варю суп, а когда режу сыр для сэндвичей, представляю Омельчина со сговорчивой девицей. Рука срывается, и я срезаю себе ноготь. Хорошо не палец!

После тарелки супа и большой кружки улуна становится лучше не только на душе, но и с горлом. Потому что, кажется, не стоило ложиться спать, не высушив голову, к тому же предварительно побегав босиком по улице. Одно радует – насморка нет. Его я особенно ненавижу.

Вернувшись в бильярдную, позволяю себе немного подремать, и просыпаюсь, когда солнце уже садится. Голова гудит, словно перед этим я решила допить ту бутылку виски, которую сегодня рассматривала в мини-баре Омельчина. Нужно же знать, чем он меня напоил. Ради прикола гуглю, сколько стоит напиток, и…

– Охренеть! – вырывается у меня.

Да за эти деньги можно слетать в Нью-Йорк бизнес-классом, поселиться на Манхеттене и ни в чем себе не отказывать. Хотя о чем это я? Не представляю сколько стоит квартира Ника, даже гуглить не хочу. Но он почему-то живет здесь один. В смысле, сейчас он не один, а со мной, точнее, это я у него живу. Но речь, блин, не об этом, а о том, что у Омельчина нет постоянной девушки, а значит… Значит, он точно не ищет серьезных отношений, и то, что я себе напридумывала утром – совершенно невозможно. Меня не устраивает то, что он мне предлагает. Его не устраивает то, чего хочу я.

И почему я вообще решила, что между нами что-то возможно?