Марина Эльденберт - Желание #5

Вот тебе совет, Ник: никогда не пои девушек Dalmore!

Никогда не пои девушек, которые никогда не пили ничего крепче чешского пива, которое на вкус «как обычное Жигулевское». При мысли об этом мне хочется непристойно ржать, потому что сравнить настоящее чешское пиво с Жигулевским могла только Вета. А еще потому, что у меня на губах до сих пор ее вкус, но пока она не заснет покрепче, душ мне точно не грозит.

А она спит.

Правда, именно этого я и добивался. Заменить плохие воспоминания на хорошие. Чтобы Вета не шарахалась от мужчин. Поэтому приходится лежать, выравнивая собственное дыхание и считая летающие перед глазами точки до тех пор, пока мой организм не посылает меня на три буквы и низ живота не скручивает очередным приступом желания.

Вета сопит, как настоящий слоник (о чем ей точно не стоит сообщать), поэтому я осторожно освобождаюсь из нашего хитросплетения и иду в душ. Под водой мне хватает одной мысли о том, как она кричала, чтобы окончательно сдуреть, двигая ладонью вдоль члена. Из душа я выползаю примерно в таком же состоянии, как она: я не пил, но меня шатает, и кажется, что из меня выжали все соки.

Скажи мне кто-нибудь еще с неделю назад, что я буду дрочить в душе, пока в моей постели спит самая соблазнительная девчонка…

Впрочем, девчонка не просто спит.

Она изображает звезду.

Раскинув руки-ноги, Вета умудрилась разлечься аккурат в центре кровати, занимая ее всю.

Мне остается только устроиться сбоку и созерцать все это великолепие, читай прикрытую одеялом мерно вздымающуюся соблазнительную грудь, спиральки рыжих волос и точеный профиль. За этим созерцанием я и проваливаюсь в сон.

Потихоньку просыпаясь, первым делом отмечаю, что у меня просто нереально дерет горло и заложен нос. Все-таки простыла. Вторым номером идет приглушенный свет, а это значит, я закрыла жалюзи на окне бильярдной, потому что когда я забываю это сделать, то яркое утреннее солнце будит меня задолго до будильника. А третье… Я лежу явно не на диване, а на чем-то более широком и более удобном.

Попытка повернуться на спину приводит к тому, что я натыкаюсь на твердое мужское плечо, а потом резко откатываюсь и так же резко поворачиваюсь в его сторону. Чтобы рассмотреть. Чтобы все хорошенько рассмотреть.

Твою же маму!

Я лежу в постели с обнаженным Ником Омельчином.

Обнаженная я лежу в постели с обнаженным Ником Омельчиным.

Ну то есть не обнаженная, у меня есть одеяло, а вот под ним ничего нет. Ник спит на животе и укрыт краешком простыни, но она такая тонкая, что сразу видно – под ней только он сам в чем мать родила.

Лучше бы не смотрела! А еще лучше бы я выпила целую бутылку того, бокал чего он мне вчера вручил, может, тогда бы сейчас не вспомнила, чем мы вчера занимались.

Потому что я помню все!

В красках.

И утро, и визит к Владу, и то, как Ник нес меня на руках, и как я предложила ему себя… Позорище! Потом снова предложила, и он согласился.

А после…

Я падаю на спину, хватаю подушку и бью ею себя по голове. Раз пять. К сожалению, она слишком мягкая, чтобы выбить из последней всю дурь, но это такая альтернатива покричать и поругать себя нехорошими словами. Очень нехорошими. Потому что заслужила!

Проверяю, не разбудила ли Ника, но он не спешит шевелиться, и я выползаю из-под одеяла. Наплевав на то, что в квартире прохладно и завернуться мне не во что, на цыпочках спасаюсь бегством в ванную комнату. А там уже, старательно отводя взгляд от зеркала, достаю из косметички резинку для волос, поднимаю их наверх и шагаю под горячий душ. Как раз то, что нужно, когда заложен нос и хочется смыть с себя воспоминания. Впрочем, если с первым все отлично, меня вроде как перестает знобить, а вот со вторым…

Я вчера уговаривала Ника меня трахнуть.

Будучи в своем уме и трезвой памяти. Ну ладно не слишком трезвой, и кажется я была не совсем при уме.

А он взял и согласился. Воспользовался моей истерикой! Еще и напоил предварительно.

Я яростно тру кожу и хочу рассердиться на Омельчина, обвинить его во всех грехах и своих злоключениях, но получается хреново. Если быть с собой предельно честной, то ничем он не воспользовался. Выпила я столько, что этим только простуду лечить, зато мне стало легко, просто и совсем не страшно.

Ага, а Ник мог делать со мной все, что угодно, и я ему это позволила.

От этих воспоминаний кожа под моими пальцами вспыхивает, соски сморщиваются, а внизу живота сладко тянет. Это было как ожившая фантазия, только реальность оказалось во сто крат ярче. Я и раньше ласкала себя, и это был не первый мой оргазм, но точно самым сильный и запоминающийся. Я будто парила, а потом рухнула вниз с шестьдесят первого этажа. И конечно же, даже в самых смелых мечтах я не могла представить, что я буду делать это с Ником. Точнее, что Ник сделает это со мной.

Капец!

Я занималась оральным сексом со сводным братом и мне совсем не стыдно. Осталось набить эту фразу на своем предплечье или щиколотке и гордиться этим фактом. Набить…

Может, Влад и прав, что я сама провоцирую мужчин? Вон Ника же спровоцировала, ведь он мог действительно трахнуть меня, и я бы не пикнула, позволила ему все. А он сам, кажется, удовольствия не получил. Это я помнила точно, хотя после оргазма практически провалилась в сон.

Но почему он меня не трахнул? Особенно, если хотел этого. Тогда бы я спокойно на него злилась и считала мудаком. Хотя, если бы Ник ко мне пальцем не прикоснулся, я бы злилась еще больше. А еще знала, что он точно меня не хочет.

Так почему? Вопрос дня, блин!

Хорошо, я действительно на него злюсь. Вот за это! То, что он со мной играет, и что правил этой игры я не знаю. И, на самом деле, знать не хочу!

В таком настроении я закрываю краны, заворачиваюсь в полотенце, подхватываю свои валяющиеся в углу вещи, и… едва не роняю их вновь, потому что натыкаюсь взглядом на стоящего в дверях Ника.

И давно он здесь?

Хотя это самое последнее, о чем мне стоит думать. Потому что вчера я занималась оральным сексом со сводным братом и на самом деле мне стыдно. Очень! Не представляю как после всего смотреть ему в глаза, но приходится. Приходится держать лицо (пусть, наверное, и красное) и выдерживать его самоуверенный взгляд. Хотя в какой-то момент это становится просто нестерпимым, и мой взгляд сползает ниже. К моему облегчению, Ник надел джинсы, которые все равно сидят так низко, что видно темную дорожку волос.

– Доброе утро, – хрипло говорит он, потирая подбородок. – Я хочу побриться.

Я вспоминаю его легкую щетину, которая приятно щекотала кожу на бедрах, когда он… и, кажется, вспыхиваю еще сильнее. По крайне мере, по ощущениям щеки вот-вот начнут дымиться, поэтому я мысленно даю себе пинка под зад и решительно прохожу мимо. Конечно, можно пройти через гардеробную, но у меня ощущение, что это будет смахивать на бегство. А я не собираюсь от него прятаться. Буду делать вид, что ничего не было.

Мы просто сводные брат и сестра, да.

Просто соседи.

– Я уже закончила, – отвечаю, поравнявшись с Омельчиным и дождавшись пока он меня пропустит.

Я в полотенце, он – в джинсах, между нами полметра, а у меня поднимаются волоски на коже, и ощущение, что мы обнажены и прикасаемся друг к другу в самом откровенном смысле.

– Спускайся на завтрак, – предлагает-приказывает он, прогоняя наваждение. – Нам нужно о многом поговорить.

Хочется возразить, что в здании есть несколько кафе, где я могу спокойно позавтракать. Из вредности. Но нам с ним действительно нужно поговорить. Потому что у меня к нему много вопросов, которые как-то выветрились из головы, а сейчас вернулись.

Например, как Ник меня нашел?

Поэтому возвращаюсь в свою комнату, сбрасываю грязные вещи, чтобы потом их постирать, и надеваю домашнюю одежду. Тяну время, чтобы Ник успел побриться. Потому что я сама могу приготовить завтрак, но в прошлый раз Омельчин отказался от моего ужина, а после готовил для меня. Вот такой он логичный.

Ловлю свое отражение в зеркале, и отмечаю, что во мне ничего не изменилось, только зрачки расширены и скулы розовые, будто я увидела голого Омельчина. Смеюсь на собственной шуткой и иду на кухню. Голода не чувствую, но вот горло болит, поэтому хочется выпить чего-то горячего.

Он уже там и делает тосты с авокадо, а я заливаю воду в чайник и устраиваюсь на своем любимом барном стуле.

– Как ты меня нашел? – спрашиваю напрямик.

– Ты сказала, что твой друг – татуировщик. Что у него свой салон.

– Но я не помню, чтобы называла тебе салон.

Вернее, я точно помню, что не называла.

– И не нужно. Я кое-что нашел в твоей комнате.

– Ты рылся в моих вещах?!

Мой голос повышается на пару октав, а нижняя челюсть едва не падает на стол. Потому что я просто не могу представить, что кто-то, а тем более Омельчин копается в моих вещах. И находит блокнот желаний. Только не это! Я же вчера его дома забыла. Мог ли он его прочесть? Нет, он бы так не сделал… А если сделал?

Я, сжимая кулаки, впиваюсь взглядом в его спину, буравлю голову, только чтобы добраться до мужских мыслей. Да я сейчас ему весь дом разнесу, если только выяснится, что он залез в блокнот!

Порядок он любит, порядочный!

Да я… я ему краской все стены изрисую! И всю одежду выкину из окна.

Я…

– Разве нахождение в собственной бильярдной означает рыться в вещах? – холодно спрашивает Ник, оглядываясь на меня и прерывая ход моих мыслей.

Он подходит к холодильнику, усеянному кучей листков с его записями, и снимает оттуда карточку.

– Найти тебя было проще, чем ты думаешь. Очевидно, ты ее обронила.

Я смотрю на черный прямоугольник визитки тату-мастерской и барбершопа, которую захватила с собой в пятницу, и выдыхаю.

Нет, Ник не видел блокнот.

Хотя бы потому, что не преминул бы этим похвастаться.