– Какого ты позвонил моей маме? – интересуюсь, сложив руки на груди. – И что ты ей наговорил?

– Сказал то, что должна была сказать ты, – не прерывая своего занятия, отвечает Омельчин. – Что с тобой все в порядке.

– И ни слова про то, что я слезно умоляла тебе взять меня к себе?

– Про это тоже, – ухмыляется Ник, возвращая штангу на место и переходя на другой тренажер.

У него бугрятся мышцы, по коже струится пот, в воздухе витает запах мускуса, и приходится напоминать себе, что я в общем-то раздражена, и не рассматривать его так пристально.

– Но ты сам предложил! – напоминаю я.

– А ты согласилась.

– Что еще сказал?

– Про твою учебу. Пришлось пообещать за тобой присматривать.

– Как будто тебе есть до меня дело.

– Вообще-то нет. Но обещание есть обещание. Так что не будешь вести себя прилично, отправлю домой.

Он снова издевается!

– Будешь ей обо мне докладывать… Перестану мыть посуду!

Черт, ничего умнее я не придумала. Ну и пофиг!

Разворачиваюсь и ухожу. Не хочу его видеть. Никого не хочу видеть.

– Плохой день, взрослая девочка? – останавливает меня вопрос.

– Не твое дело.

– Ну не мое, так не мое, – отвечает он.

А мне хочется заорать, просто, чтобы выплеснуть из себя злость, отчаянье и разочарование. Хочется с кем-то поговорить, но поговорить я могу только с Омельчиным, который меня сильно бесит. Такая вот дилемма.

– Что, если я ошиблась? – спрашиваю, обхватив себя руками.

– На тему?

– Ну с выбором своего пути. Что, если я делаю что-то неправильно? Что если все, что я делаю – неправильно?

Ник отрывается от тренажера и наконец-то поворачивается ко мне. Смотрит на меня своими темными глазами, кажется, так глубоко, как только можно.

– Вопрос в другом – хочешь ты это делать или нет.

– А если не уверена, что хочу?

– Если не уверена, то я прямо сейчас готов отвезти тебя в аэропорт. Только душ приму.

Ну что за козел, а? Почему нельзя вести себя нормально?

– Не надейся, что так быстро от меня избавишься, – цежу я, разворачиваюсь и топаю в свою бильярдную. Тем более, что тут три метра по прямой. Уже оттуда кричу: – Но с душем можешь поторопиться, я хочу принять ванну!

Никуда я не собираюсь уезжать.

Никуда и никогда.

Почему даже у слов «никуда» и «никогда» приставка «ник»?

Р-р-р.

Переодеваюсь в домашнюю одежду и достаю из сумки блокнот желаний. Открываю список и натыкаюсь на желание номер два.

Быть фотографом.

Я хочу стать отличным фотографом, а Омельчин предлагает мне просто отказаться от этой цели? П-ф-ф. Не делать то, что я делаю, то, что давно стало частью моей жизни.

Нет, нет и еще раз нет.

В моих же силах все изменить. Я буду стараться. Стараться, учиться, развивать собственное видение. Сделаю так, чтобы Джордж меня похвалил!

Войду в тройку тех, кто полетит с ним в Нью-Йорк.

Утру нос всем, кто в меня не верит.

Маме и отчиму.

И Нику.

Ему обязательно.

Я буду не я, если не сделаю этого!

Остаток вечера провожу, обрабатывая фото, когда замечаю сколько времени, решаю, что ванна подождет, поэтому наспех принимаю душ и завожу будильник на сорок минут раньше. И утром даже не сталкиваюсь с Омельчиным.

Зато вчера я заполнила половину полки в холодильнике своими продуктами, поэтому готовлю нормальный завтрак, и чувствую себя так, будто отправляюсь не на учебу, а на битву. Что, впрочем, не далеко от истины. Сегодня Джордж снова критикует наши работы. Но я ловлю каждое его слово, пытаясь отодвинуть в сторону обидки и найти в этой критике здравое зерно. Иногда получается, иногда нет, мне вообще кажется, что я худшая среди студентов курса, но я мысленно напоминаю себе о мечте и цели, и забрасываю преподавателя вопросами, некоторые из которых вызывают смешки и покашливания за спиной.

Плевать. Будете смеяться, когда пролетите мимо Нью-Йорка!

После занятия меня перехватывает Влад.

– Как насчет кофе? – предлагает парень. Когда он так улыбается, как-то даже настроение становится лучше.

– Только ты и я? – уточняю.

– И я угощаю.

Учитывая, что я временно на мели, это будет очень кстати, но заявлять об этом Владу то же самое, что признавать, что я иду с ним ради того, чтобы просто выпить кофе.

– Выяснила, что случилось с картой? – спрашивает он.

– Чип полетел, – вру я. Мама так и не разблокировала карту, зато я завела свою, на которую будут перечислять деньги за мои первые фотосессии в Москве.

– Надеюсь, все в порядке?

– Да, все нормально, исправят, – машу рукой и перевожу тему: – Каково это – чувствовать себя лучшим студентом?

Сегодня Влад получил еще одно «сносно».

– Не напоминай! Джордж даже не объяснил, чем ему понравились фотографии. Хотя, я не уверен, что она ему понравилась, скорее он не нашел, к чему придраться. Дважды.

– Не напоминай, – я закатываю глаза.

Мы смеемся, и уже не хочется убиться от чувства собственной бездарности. Потому что на улице ярко светит солнце, рядом интересный парень, а в чашке вкусный кофе.

Оказывается, что у нас с Владом много общего. Нам нравится атмосферные фильмы, в которых красивая картинка и сюжеты-загадки. Мы оба обожаем броколли и оливки, но люто ненавидим овсянку. Его родители тоже были против того, чтобы их сын становился татуировщиком, но со временем смирились, особенно когда его салон начал приносить прибыль. Он переехал из маленького городка в Подмосковье, и у него есть мечта открыть собственную школу, но до этого еще далеко. А вот девушки у Влада нет, потому что он хочет встретить «ту самую», а пока слишком увлечен работой.

– У меня тоже нет парня, – признаюсь я.

– Я догадался.

– Это еще почему? – надуваю щеки, делая вид, что обижаюсь.

– Потому что я бы такую девушку одну в Москву не отпустил, – совершенно серьезно заявляет он. – Вообще бы никуда от себя не отпустил.

– Какую такую?

– Яркую.

Так меня еще никто не называл.

– Необычный комплимент.

– Как есть.

Мы встречаемся взглядами, и у меня учащается пульс. Нельзя сказать, что я не бывала на свиданиях, бывала, даже месяц встречалась с одноклассником. Но черт, я не помню, чтобы я с кем-то чувствовала себя настолько естественно, не притворялась кем-то другим. Удивительное чувство.

– Ты тоже яркий, – указываю на его предплечья, где линии татуировок сплетаются в невероятнейший рисунок.

– А еще я хорошо целуюсь.

– И шустрый, – смеюсь я.

– Могу показать, – заявляет он.

– Как целуешься?

– И это тоже, – ухмыляется парень. – Но вообще-то я про татуировки. Можешь, в любое время прийти в мой салон и посмотреть работы. А может, захочешь набить что-то себе? Например, сюда.

Он едва касается моего плеча, и по коже бежит тепло.

– Нет, – мотаю я головой. – Тату – точно не для меня.

– Уверена? А то я уже второй час думаю, что ты не можешь отвести взгляд из-за моей неотразимости, и тут вдруг выясняется, что ты просто рассматриваешь мои татуировки. Поверь, это меня убивает.

– Надо подумать.

– Подумать?

– Ну да. Разобраться, мне больше нравишься ты или все-таки твои татуировки.

В общем, когда наступает время убегать, убегать мне совершенно не хочется. Влад берет с меня обещание заглянуть к нему в салон (оказывается, что тот находится не так далеко от квартиры Ника), и я соглашаюсь. Не ради татуировок, конечно. Хотя ощущение, что этот парень уговорит кого угодно и на что угодно. Потому что, когда речь заходит о его работе, у него просто горят глаза. Надеюсь, что у меня так же.

Потому что я собираюсь исполнить свое желание номер два.

А рядом с Владом понимаю, что, вполне вероятно, у меня получится исполнить еще и желание номер три.

Глава 5. Ник


Вроде Вета только въехала в мою квартиру, а где-то в глубине души мне хочется, чтобы она сдалась и уехала обратно. Хотя если быть до конца честным с собой, меня раздражает не присутствие рыжей, а собственная реакция на нее, которая очень и очень однозначна.

Особенно после выходки с раздеванием.

Если раньше я хотел рассмотреть, что у нее под одеждой, то теперь стараюсь это забыть. Забыть светлую, почти нетронутую загаром кожу, узкую талию и изящные бедра, и грудь: полную, округлую, едва прикрытую тонкой полупрозрачной тканью, не скрывающую напряженные соски. Вероятнее всего девушка зацепила их, когда резко стащила футболку, либо они сморщились от прохлады, но от этого зрелища я сам чуть не пролил кофе на джинсы. Животный инстинкт во мне требовал сгрести Вету в охапку, взвалить на плечо и отнести добычу в спальню. Или же догнать и трахнуть ее прямо на лестнице. Особенно, когда девчонка развернулась и начала медленно подниматься по ней, сверкая идеальными ягодицами.

Тогда я кофе все-таки пролил, не факт, что не специально, потому что мне нужно было переключиться на что-либо, кроме рыжей, щеголяющей по моей квартире практически в чем мать родила (у меня богатая фантазия, поэтому сознание умудрилось дорисовать все остальное) и явно нарывающейся на хорошую трепку. Или на хороший секс. Просто отличный секс.

На лестнице.

В спальне.

На кровати.

И не только.

Чтоб его!

Даже обычная интенсивная тренировка в зале не сработала. Мозги прочистились, но ровно до того момента, когда явилась рыжая с претензиями. Стоило ей появиться, как кровь снова прилила ниже пояса, и я осознал, что с этим нужно что-то делать. С тем, что мне до одури хочется завалить Вету на первую попавшуюся поверхность и заставить кричать от наслаждения.

Интересно, какими были бы ее стоны?

Дерьмо!

Останавливало меня только то, что после этого мне с ней придется еще жить. Потому что аргумент, что она вроде как моя сводная сестра – воспринимался мной уже совсем не аргументом. Туда же про десять лет разницы, что она мелкая и наивная, и я вроде как должен защищать ее от всяких мудаков, а не совращать. Хотя, судя по тому, как расковано ведет себя девчонка, с последним я уже опоздал. Потому что с таким характером и телом, с такой бешеной сексуальностью, уверен, Вета могла совратить и соблазнить кого угодно.