— Что?

— Дурак я был, Тань. Прости меня. Все время думаю о тебе и детях. Не надо было уходить. Любые проблемы можно решить, правда? Двадцать лет просто так не выкинешь. Давай все забудем, хорошо? Я и Альбине сказал, что люблю тебя…

Перед глазами Татьяны замелькал калейдоскоп, вырезка из рекламной газеты, приемная в светло-зеленых тонах, хорошенькая девушка-секретарь, полумрак в комнате госпожи Кристианы, хрустальный шар с клубящимся туманом внутри, отчетливый запах сандала, хрипловатый голос гадалки…

Руки ее опустились, темно-коричневая замшевая сумочка плюхнулась в лужу. Но Татьяна даже не заметила этого. Смех разбирал изнутри, смех неразумный, обидный для Николая, которому нелегко далось признание.

— Тань, что с тобой? — спросил Николай с тревогой, и Татьяна не смогла сдержаться. Она захохотала во все горло, до слез в глазах, до колик в боку. — Тань, ты что… — лепетал Николай растерянно, — да я ж просто… Тань, не надо… пожалуйста…

Но она никак не могла остановиться. Единственный фонарь в Татьянином дворе внезапно включился и осветил сумочку, валяющуюся в грязи, озадаченное лицо Николая, саму Татьяну, согнувшуюся пополам в пароксизме смеха.

Прохожие оборачивались, пытались понять, что так рассмешило эту симпатичную, красиво одетую женщину. Но видели они только невысокого мужчину в расстегнутой куртке, и всем было ясно, что уж он со своими всклокоченными волосами и трехдневной щетиной точно не может быть причиной безудержного веселья. Прохожие задерживались на секунду, потом бежали дальше по своим делам, забыв о странной парочке, и никто не знал, как долго смеялась Татьяна в лицо бывшему мужу.

Вечерний Горечанск продолжал жить своей жизнью. Люди собирались за ужином и обсуждали события, происшедшие за день, включали телевизоры, читали газеты, воспитывали детей, проверяли их домашние задания, кричали друг на друга, занимались любовью. И никому не было дела до женщины, которая внезапно получила то, к чему когда-то стремилось ее сердце, и отнюдь этому не обрадовалась.

Впрочем, не думали о Татьяне и ее желаниях и сами деятели из магической корпорации «Третий глаз». В тот вечер, когда их первая клиентка смеялась у подъезда своего дома, Галя Сковородникова целовалась с Антонио в его спальне, а Денис Коврижко помогал сыновьям собрать модель самолета-истребителя Як-9.

А Марина Бекетова скучала в одиночестве дома, с грустью вспоминала Петра Александровича. Ей казалось, что весь мир разбился на счастливые влюбленные парочки, лишь она осталась не у дел. Порой, когда она всматривалась в вечернее небо, в ее сердце рождалось неясное предчувствие больших и неотвратимых перемен, но Маринка только посмеивалась над собой и в предчувствия не верила.

Часть вторая

История крестного отца

1

В комнате гадалки было темно, приятно пахло благовониями. Дима не мог сказать, какими именно, но ароматный воздух вдыхал с удовольствием. Напряжение потихоньку спадало. Хорошо сидеть в полумраке. Лица твоего не видно, дрожащих рук тоже, никому не разглядеть, что ты ужасно стыдишься того, что притащился не куда-нибудь, а к магам, судьбу менять.

А что делать, если по-другому не получается?

— Я слушаю, — раздался бесстрастный хрипловатый голос гадалки.

Дима вздрогнул. Ах да, пора начинать. Он потер потные ладони, сглотнул и выпалил сразу, отрезая себе все пути к отступлению:

— Помогите мне изменить мою жизнь.


Дмитрий Евгеньевич Барсуков — среднего роста и возраста, внешность имел плохо запоминающуюся, хоть и приятную, проводил трудовые будни в стенах последнего работающего в Горечанске завода, проживал на пятом этаже стандартного панельного дома в центре города. Единственное в его жизни, к чему не лепился ярлык «средний», была его мама, Аделаида Васильевна, женщина заботливая, но властная. Еще ничего не зная об Аделаиде Васильевне, Галина почуяла в клиенте маменькиного сынка. Таких она недолюбливала, но Барсуков, против обыкновения, ей нравился. Хотя, конечно, куда ему до Антонио, черноволосого, жгуче-прекрасного Антонио, с которым они как раз сегодня вечером идут в кино…

Монотонный голос клиента вернул Галину к работе.

— Началось все три месяца назад, когда я решил, что пора в жизни что-то менять, и уволился…

— Да-да, — выдохнула Галина. — Продолжайте.


На самом деле началось все гораздо раньше. Недовольство собой подспудно зрело в нем со школы. Аделаида Васильевна заставляла посещать музыкальную школу по классу скрипки, а Димочку тянуло побренчать на гитаре во дворе. В институте недовольство зацвело буйным цветом и даже заставило Диму попросить комнату в общежитии, но мама не дремала и не выпустила сына из рук. Противостоять материнским упрекам Дима был не в состоянии, и история с общежитием быстро забылась.

После окончания института Дима остепенился. Устроился на завод младшим инженером, сделал в квартире ремонт, а на все мамины вопросы о том когда он наконец познакомится с какой-нибудь хорошей девушкой, отвечал, что вот-вот и непременно. Но годы шли, хорошая девушка все не появлялась, и Аделаида Васильевна стала терять терпение. То у одной, то у другой соседки подрастали дочери или внучки, фото с милыми женскими личиками время от времени попадали на Димин письменный стол. Увы, представления Аделаиды Васильевны об идеальной жене для сына кардинально отличались от представлений самого Димы, никакого отклика в его сердце фотографии не находили.

— Значит, вы хотите, чтобы я помогла вам справиться с матерью? — спросила гадалка, Диме почудилась ирония в ее голосе. — Или чтобы нашла невесту?

Дима смешался:

— Нет, что вы. Я совсем не о том… Это я так…


Одним словом, не вдаваясь в подробности, дожил Дмитрий Евгеньевич до тридцати восьми лет, ничего особо не нажил и даже с недовольством своим сроднился и внимание на него обращать перестал. Но однажды возвращался с работы, где проскучал очередной бессмысленный день, и вдруг понял, что больше так жить нет никакой возможности.

— Что, прямо так и поняли? — засомневалась Галина, позабыв на секунду о томной госпоже Кристиане.

— Да, — твердо сказал клиент. — Прямо так и понял. Возвращался с работы, шел по улице. Тепло еще было, как сейчас помню… Был один из тех редких октябрьских вечеров, когда прогретая за день земля щедро отдает тепло, под ногами хрустят цветные листья и с трудом верится, что зима не за горами. Дима решил пройти несколько остановок пешком, благо начальник уехал в командировку и с работы удалось уйти пораньше. Мама его еще не ждет, и он вполне может позволить себе насладиться хорошей погодой…

Проспект Славы, центральная улица Горечанска, мало располагал к наслаждению. Бесконечный поток машин, шум, гарь, люди, спешащие и не замечающие ничего вокруг. Неузнаваемо изменился их мирный Горечанск за последнее время. Где милая сердцу тишина? Где уютные, залитые солнцем дворы? Где воздух, напоенный ароматом осенних листьев?

Дима замечтался и чуть не свалился, споткнувшись о высокий бордюр. Посмотрел под ноги и вытаращил глаза от удивления. Знакомый грязно-серый асфальт с трещинками вдруг превратился в блестящую красно-черную плитку. Дима оробел на секунду, замер на месте, предчувствуя развитие событий в духе голливудских хорроров. Но как только поднял голову, сразу понял, что хоррор отменяется.

Ночной клуб «Звездная лиса» открылся в Горечанске месяц назад, и даже такой далекий от клубной жизни человек, как Дима Барсуков, слышал о нем немало. Вся горечанская пресса пестрела отчетами о строительстве и открытии, хвасталась, что такой клуб не посрамил бы и столицу.

Дима разглядывал глянцевый фасад «Звездной лисы» со смешанным чувством. Здание было облицовано все той же красно-черной плиткой с редкими вкраплениями золотого и производило впечатление одновременно угрожающее и манящее. Диме захотелось быстрее пройти мимо, выкинуть из головы это сверкающее великолепие и в то же время хотелось заглянуть внутрь. А потом небрежно обронить на работе: «Были мы тут на днях с приятелем в «Звездной лисе». Ничего себе кабак».

Дима сладко поежился. Каким человеком надо быть, чтобы спокойно посещать такие места, да еще делать выводы? Явно не Димой Барсуковым. Даже если он осмелится зайти внутрь, что он будет там делать? Танцевать он не умеет, в бильярд и прочие игры не играет, спиртного в рот не берет…

— Что, совсем не пьете? — с недоверием переспросила госпожа Кристиана.

— Ни капли, — кивнул Дима.

Так что в «Звездной лисе» делать ему было нечего.

Вздохнув, Дима отвел глаза от пушистохвостой красотки на вывеске клуба и пошел дальше. Всего лишь несколько секунд любовался «Звездной лисой», но этого c лихвой хватило, чтобы…


— Чтобы что? — нетерпеливо заерзала Галина.

Клиент утомил ее. Столько времени потратил на листья и плитку, а о проблеме ни слова. Он что, думает тут весь день сидеть?

— Чтобы из клуба вышла она, — просто закончил Дмитрий Евгеньевич.

И у Галины мурашки побежали по телу от его голоса.


Она была прекрасна. Она была безупречна. От кончиков длинных черных волос до носков черных лакированных туфель. Она вся была в черном: узкое пальто, брюки, крохотная сумочка, болтающаяся на локте. На секунду она замешкалась, проходя мимо Димы, и его овеяло тонким горьковатым ароматом.

Мир для Димы остановился. Он видел изящную смуглую руку, поправляющую волосы у виска, золотой браслет на запястье, поймавший солнечный лучик. Видел ярко-красную помаду на губах, невесомый шарфик в тон, черные ресницы и холодный, пронзительный взгляд. Это было как наваждение. В один миг он вобрал в себя все, что имело отношение к ней, — и цвет серебристого «лексуса», к которому она подошла, и рисунок на перчатке, которую она уронила, и безразличную улыбку, которой она одарила его, превратившегося в столб из-за ее красоты.