Настроение Джереда поминутно менялось. То он с жаром ругал комитет по строительству железных дорог, то вдруг сникал, бормоча что-то невнятное в свой бокал.

После обеда Лорен пошла в библиотеку почитать у камина. За один этот вечер она исчерпала все свои силы. Остальные последовали в контору, чтобы обсудить поездку Джереда в столицу штата.

Спустя несколько часов Лорен все еще сидела в библиотеке, в мягком кресле у камина, поджав под себя ноги.

Лорен не представляла, сколько прошло времени с тех пор, как она пришла сюда. Когда она подняла голову, в дверях стоял Джеред. Нетвердыми шагами он вошел в комнату и устало рухнул на кресло рядом с ней. Откинув голову на подушки, он прикрыл глаза. Лорен сидела не шевелясь. Время шло, и она уже подумала, что Джеред уснул, когда он наконец открыл глаза:

– Уже очень поздно, Лорен. Почему вы до сих пор не спите?

В его голосе слышалась бесконечная усталость.

– Я увлеклась книгой. Иногда я могу засидеться за чтением далеко за полночь, особенно если книга интересная. – «Или если не могу выкинуть из головы вас», – добавила она про себя.

В свете камина она казалась прекрасным видением. Блики огня плясали на ее черных волосах и придавали им какой-то волшебный оттенок. Платье из светло-розовой шерсти с перламутровыми пуговицами у ворота еще больше подчеркивало пленительный румянец на ее щеках, которые, как ему было известно, были нежнее бархата. Под очками ее глаза казались больше, глубже и яснее.

У Джереда запершило в горле, и он буквально заставил себя оторвать от нее взгляд.

– Что вы обычно читаете? Мне кажется, вы настоящий книжный червь, – мягко поддразнил он девушку.

– Все, – ответила она небрежно, стараясь попасть ему в тон, раз уж у него появилась потребность поболтать. – В детстве книги были моими лучшими друзьями. Другие дети не хотели играть с дочерью священника. Им со мной было как-то не по себе. Моя мать умерла, когда мне было три года.

Он заметил, что ее рука поднялась и прикоснулась к часам.

– Поэтому моими друзьями были герои книг. Я читала классиков, историю и философию. Но больше всего любила Диккенса, сестер Бронте и Джейн Остин.

Теперь его глаза были снова закрыты, и она удивилась, когда он снова заговорил.

– Когда я был мальчиком, меня приводил в трепет По. Бен сердился на меня за то, что я читаю такую, как он говорил, «чепуху». «Если хочешь послушать истории о привидениях, пусть Торн тебе что-нибудь расскажет. Его истории ничуть не хуже». Вот его обычные слова. – Джеред рассмеялся. – Торн имел обыкновение ерошить мне волосы на затылке, когда рассказывал индейские легенды, истории о табу и тайных обрядах.

Джеред засмотрелся на огонь, лицо его было задумчивым, в янтарных глазах плясало отражение пламени. Он потер усталые веки большим и указательным пальцами.

– Теперь у меня нет времени для чтения.

Поколебавшись с минуту, Лорен спросила его мягко:

– У вас была трудная поездка?

Джеред тяжело вздохнул:

– Да. Некоторые люди, работающие в общественных организациях, чудовищно глупы. Мне до смерти надоело угождать им. Я хочу…

Он замолчал, и она помогла ему:

– Да. Вы хотите?..

Этого оказалось достаточно, чтобы он начал высказывать вслух свои тайные мысли:

– Я хочу построить эту железную дорогу, потому что в двадцатом веке это единственная возможность содержать ранчо и добиться, чтобы оно приносило доход. Бен так сильно стремился к этому, что считал железную дорогу почти живым существом. Но мне претит вся эта кутерьма бюрократическая и волокита, заискивание перед всякими идиотами ради того, чтобы добиться цели.

Он подался вперед и зажал руки между колен. Лорен молчала. Сейчас ему требовался только слушатель.

– Я хочу жить в «Кипойнте», скакать верхом, разводить лошадей, как все другие вакеро, и предоставить играть в эти игры кому-нибудь другому.

Забыв об осторожности, Лорен встала и несмело подошла к нему сзади. Она несколько раз провела руками по его сведенным плечам, стараясь снять напряжение.

– Может быть, вы сможете это сделать, Джеред, когда железная дорога будет построена. Я надеюсь, что все будет именно так.

Он снова откинулся на спинку кресла, напряжение оставило его, повинуясь волшебным прикосновениям ее пальцев.

– Благодарю за платок. Он очень красивый, – тихо сказала Лорен, продолжал стоять за его спиной.

Джеред откинул голову, пытаясь увидеть ее лицо. Его усталые, налитые кровью глаза встретились с ее глазами, в которых он прочел поддержку и сострадание. Он прикрыл ее маленькие руки своими и сжал их. Потом поднял ее руку и прижал ладонь к своей жесткой щеке.

– У вас такие красивые руки, Лорен. Я заметил это еще в первый раз… – Он осекся, подумав, что ведет себя как дурак, но потом все-таки продолжил: – Я заметил это в тот вечер, когда вы впервые здесь обедали. – Его пальцы нежно погладили тонкие пальчики девушки.

– Если это и так, то причина в том, что я играю на фортепиано. Отец однажды сказал мне, что у меня такие же руки, как у матери. Она тоже играла на фортепиано.

– Вы скучаете без инструмента?

– Да, – с готовностью призналась она. – Думаю, музыка для меня то же, что для вас верховая езда.

Джеред изучал руку, лежавшую в его руке, как знаток изучает попавший к нему шедевр искусства. Осторожно поднес ее руку ко рту и коснулся языком всех пальцев по очереди. Лорен закрыла глаза.

Его губы поднялись к запястью, и, когда на пути оказался кружевной манжет, его большой палец проскользнул в петлю и расстегнул пуговицу, обнажив тонкую, прозрачную кожу.

– Вы такая нежная, – прошептал он, лаская губами ее запястье. – Вы умеете заставить думать, что все гораздо проще, чем кажется. Так…

Джеред не закончил фразу, уткнувшись губами в ее ладонь. Сердце Лорен бешено забилось, когда она почувствовала влажное тепло его языка, чувственно ласкавшего ее кожу.

Он поднял руку и провел пальцами по ее щеке, вопросительно всматриваясь в ее лицо.

– Лорен, я…

– Джеред…

Что бы он ни собирался сказать, он не сказал этого, потому что раздался повелительный голос Оливии:

– Джеред, Карсон ждет тебя, чтобы просмотреть последнюю колонку цифр. Лорен, дорогая, я думаю, вам нет необходимости дожидаться нас.

Губы Джереда превратились в тонкую полоску, а лицо будто окаменело, когда он рывком поднялся с кресла и вышел из комнаты.

Лорен взяла свои туфли и книгу и, прикрутив газовую лампу, повернулась к двери. В дверном проеме все еще стояла высокая фигура Оливии, и, когда Лорен подошла к ней ближе, она заметила, что одна ее черная бровь вопросительно приподнята.

– Доброй ночи, Лорен, – сказала она холодно.

– Доброй ночи.

Поднимаясь по лестнице, Лорен спиной чувствовала буравящий взгляд свекрови.

На следующее утро Лорен спустилась на кухню спросить Розу, не нужна ли ее помощь в приготовлениях к Дню благодарения. Ее уверили, что все идет своим чередом. Елена на рабочем столе сортировала белье. Уходя, Лорен вызвалась отнести его наверх, чтобы избавить от этого Елену, которой еще было трудно подниматься по лестнице.

– Я могу захватить и вещи Джереда, – предложила она, когда Елена нагрузила ее пахнущим свежестью бельем. К стопке белья были добавлены хрустящие от крахмала белые вечерние рубашки и цветные, нежных тонов, которые Джеред носил на ранчо.

Лорен быстро поднялась по лестнице и постучала в комнату Джереда. Ответа не последовало. Она уже собиралась окликнуть его, когда услышала плеск воды в одной из ванных комнат, расположенных через коридор. К ее удивлению, Джеред никогда не пользовался ванной, находившейся между их комнатами.

Лорен в нерешительности остановилась перед слегка приоткрытой дверью в комнату Джереда. «Правильно ли я поступаю?» – спросила она себя, открывая дверь ровно настолько, чтобы проскользнуть внутрь.

Комната была обставлена довольно просто. У одной стены стояла дубовая кровать с высоким изголовьем. У другой возвышался массивный гардероб. Бюро, зеркало для бритья, таз и кувшин для умывания стояли в углу. Единственным украшением комнаты было кресло-качалка.

Коричневые полосатые занавески на окнах были раздвинуты, и солнечный свет беспрепятственно проникал в комнату. Постель была аккуратно застелена покрывалом, гармонировавшим по цвету с занавесками. Не было ни малейших признаков беспорядка. Лорен прошла через комнату к бюро и аккуратно положила стопку рубашек на полированную поверхность. Она уже собиралась уйти, когда что-то привлекло ее внимание.

По-видимому, Джеред проводил чистку своих карманов и вывалил их содержимое на крышку бюро. Лорен не могла удержаться от соблазна и взяла в руки черепаховую расческу, думая о том, как она касалась его волос. Монеты разного достоинства. Пачка банкнот. Уже знакомые карманные часы с золотой цепочкой. Три аккуратно сложенных пополам листка бумаги, похожие на рецепты. Кольцо с шестью медными ключами. Крошечный коробок спичек. И… На мгновение сердце ее остановилось. А потом заколотилось с такой силой, что ей захотелось придержать его рукой. Дрожащими пальцами она схватилась за свои часики.

Среди других предметов, извиваясь, лежала тонкая атласная лента, очень похожая на те, которые миссис Гиббонс вдела в петли нижних кофточек. Лорен сразу вспомнила потерянную несколько недель назад ленту после той ночи, когда Джеред раздел ее и уложил в постель.

Невольно она произнесла вслух его имя, и это вывело ее из оцепенения. И тут же Лорен услышала звук открывающейся двери ванной комнаты. Девушка резко обернулась. Он мог войти в любую минуту, но она не могла встретиться с ним сейчас. Это просто невозможно!

Лорен метнулась к двери в ванную, находившуюся между их комнатами, и, проскользнув внутрь, осторожно закрыла ее за собой. Джеред, тихонько напевая, вошел в комнату, совершенно не подозревая о той буре, которая бушевала в груди его юной жены.

16

– Оливия, гастрономические шедевры вашего стола не перестают меня поражать, – заявил Паркер Вандайвер, сияя улыбкой.