— Если он услышит молитву несчастного, то будет хранить вас, благородная женщина…

В молчании, не обратив никакого внимания на любопытный взгляд какой-то кумушки, путники направились к своим лошадям. Леонарда, вошедшая в дом с некоторым отвращением, выходя из него, спешно начала произносить молитву.

Уже держа ногу в стремени, Фьора обратилась к Леонарде:

— Я полагаю, вы знаете, где находится этот монастырь?

— В полумиле от Ушских ворот. Вы хотите туда поехать прямо сейчас?

— Конечно. Еще совсем светло. А вы что, против?

— Да нет, моя голубка. Вдобавок только я и могу указать вам дорогу. Однако нам надо поторопиться, чтобы успеть вернуться до закрытия ворот.

За городской стеной они пересекли Уш, красивую речушку, по берегам которой росли ольха и раскидистые ивы. Прачки колотушками стучали по белью, смеясь и болтая без умолку, так как хорошая теплая погода способствовала их веселому настроению. На склонах холма, на вершине которого вырисовывались здания и башня старого монастыря, под лучами солнца зрел виноград…

— Кто бы мог подумать, — вздохнул Деметриос, — что эта страна находится в состоянии войны? Все здесь дышит покоем и процветанием.

Действительно, вот уже несколько месяцев как герцог Карл Бургундский безуспешно осаждал город-крепость Нейс в давней надежде восстановить древнее лотарингское королевство путем присоединения к своим владениям и графства Франш-Конте. Ради этого он назначил встречу этим же летом 1475 года английскому королю Эдуарду IV, чтобы помочь ему завоевать Францию, ту Францию короля Людовика XI, которого он так ненавидел. Три года тому назад он, правда, заключил с ним перемирие, но срок его истек без всякой надежды на продление. Не зря его прозвали Смелым…

— Война идет далеко отсюда, — сказала Леонарда, — хотя сказывается и здесь. Герцог не только забрал на войну сильных и здоровых мужчин, но и все то, что дает эта земля для других провинций. А ведь требуется много рук, чтобы обрабатывать ее.

— Поговаривают, что у герцога начались проблемы с золотом, — подхватил грек с мрачной улыбкой. — А ведь он был самым богатым принцем во всем христианском мире. Если он собирается делать долги…

Тут он спохватился, подумав о том, что напоминание о нужде в деньгах, которую испытывал Карл Смелый, будет неприятно услышать молодой женщине. Этим он напоминал ей, наследнице богача флорентийского Франческо Бельтрами, о ее странном замужестве с графом Филиппом де Селонже, посланником Карла Смелого при дворе Лоренцо де Медичи с целью получить заем. Лоренцо Великолепный отказал ему, так как он оставался верен своему союзу с королем Франции. Чтобы не возвращаться к своему господину без денег, Филипп де Селонже решил жениться на Фьоре, зная ее истинное происхождение.

После этого царское приданое Фьоры оказалось в сундуках герцога Бургундского, в то время как ее замужняя жизнь ограничилась брачной ночью. На рассвете Филипп исчез в поисках ратных подвигов и, возможно, смерти. Он полагал, что его славное имя было запятнано женитьбой на девушке, появившейся на свет в результате кровосмешения. Фьора успела полюбить его и поэтому горько плакала, обнаружив его исчезновение, но сейчас было трудно сказать, какие чувства она испытывала к своему мужу. Любила ли она его по-прежнему или включила его в список людей, которым собиралась отомстить? Говорили, что Селонже тайно объявился во Флоренции в тот момент, когда Бельтрами лишились своего богатства. Но он очень скоро покинул город, не пытаясь даже узнать, что стало с его молодой женой.

Зачем он приезжал во Флоренцию? Чтобы увидеться с нею или же попытался добиться новых субсидий для своего хозяина?

Молчание затянулось. Взглянув на Фьору, которая шла рядом с ним, грек возобновил разговор, но на этот раз начал расхваливать очарование и красоту Дижона, где герцоги Бургундские скопили много предметов искусства и построили великолепные здания. Например, Святую Часовню, где находились капитулы Золотого Руна, рыцарского ордена, созданного отцом Карла Смелого, в котором состоял и Селонже.

В действительности Фьора не слушала Деметриоса.

Все жестокие драмы, пережитые ею, уступили в последнее время место воспоминаниям о том, что пережили когда-то ее молодые и неосторожные родители. Может, это была магия Бургундии, к которой она с первого мгновения почувствовала тягу? Во всяком случае, Жан и Мари де Бревай становились ей все ближе и дороже по мере того, как она мысленно возвращалась к временам, когда произошла эта драма.

Рядом с монастырем Ларрей находился маленький участок земли. Это было небольшое владение, состоящее из виноградника, нескольких фруктовых деревьев, огорода и приземистого домика под двускатной крышей. Человек в полотняной рабочей одежде и шерстяной шапочке, из-под которой выбивались седые волосы, работал в зеленеющем винограднике. Ему было много лет, но, когда он распрямился, стало видно, что он высокого роста и еще весьма крепкий.

— Это он, — сказала Леонарда. — Переговорить с ним?

— Нет, спасибо, — ответила Фьора. — Я предпочитаю сама. Подождите меня здесь.

Она спрыгнула на землю, подошла к воротам, толкнула их и направилась прямо к старику, который, приложив руку к глазам, защищаясь от солнца, смотрел, как она приближалась к нему.

— Извините меня за вторжение, — сказала она. — Вы — мэтр Арни Синяр, не так ли?

Непривычный к подобным визитам, бывший палач чувствовал себя скованно.

— Если вы знаете, как меня зовут, значит, вы знаете, кем я был?

— Я это знаю и именно поэтому пришла к вам.

— Я не люблю вспоминать об этих годах, но… я к вашим услугам, мадам! Присядьте, пожалуйста. Перед домом есть скамья.

— Не могли бы мы поговорить на ходу? У вас хороший виноградник.

Под седой бородой, придающей Арни Синяру вид патриарха, появилась робкая улыбка:

— Из этого винограда получается, хорошее вино. Пройдемтесь, раз вы этого хотите.

Они сделали несколько шагов между ровными рядами кустов, которые старик, проходя мимо, нежно поглаживал рукой.

— В декабре месяце будет восемнадцать лет, — сказала Фьора, — с того дня, как богатый флорентийский торговец дал вам золота для того, чтобы вы выполнили очень важное для него поручение. Об этом я и пришла поговорить с вами.

Мэтр Синяр остановился. Фьора, идущая впереди, обернулась. Она увидела, как он побледнел.

— Кто вы? — спросил он вдруг охрипшим голосом. — Вы напоминаете о том страшном дне, который я никак не могу забыть.

Фьора медленно приподняла белую вуаль:

— Взгляните на меня! Я их дочь. Та, которую удочерил флорентийский торговец!

Старик перекрестился, словно перед ним возникло привидение.

— Что?.. Что вы хотите? — глухо спросил бывший палач. — Какую месть вы готовите старику?

— Неужели я так на них похожа?

— Да. — Арни Синяр не сводил с нее глаз. — Я сразу вспомнил свои кошмары. Вы даже не можете себе вообразить, сколько раз я представлял их себе! Они были молоды и красивы… они улыбались друг другу… А я должен был их убить.

— Мне кажется, что вы оказали им хорошую услугу, потому что они вместе отправились на тот свет. Когда люди любят друг друга, то они, покидая эту жизнь вместе, наверное, надеются, что даже смерть не разлучит их, — тихо сказала Фьора.

Старик внимательно смотрел на молодую красивую женщину, которая — и это было очевидно, — забыв о нем, разговаривала сама с собой. Он смотрел на нее с удивлением и одновременно с облегчением.

— Вы действительно верите в то, что говорите?

Она улыбнулась ему. Ее тронул этот старик, раскаивающийся в поступке, память о котором долго преследовала его. Ведь этот несчастный был всего лишь слепым орудием, а мучился воспоминаниями о двух юных любящих существах, которых он должен был лишить жизни. А тот, кто приказал их убить, знал ли он о ночных кошмарах? Фьора в этом очень сомневалась. Рено дю Амель был бессердечным человеком, Пьер де Бревай — по-видимому, тоже. Что же касается герцога Бургундского, то воспоминания об одном убитом молодом соратнике наверняка давно стерлись в его памяти.

— Я взвешиваю каждое свое слово, — сказала Фьора, — и я пришла сюда не за тем, чтобы укорять вас, а только лишь спросить, где находится могила, в которой мой отец хотел, чтобы они были захоронены. Мне хотелось бы помолиться там.

Произнося эти слова и вспомнив о разговоре, который у нее был накануне с Жаном дю Пуа, она поднесла руку к своему кошелю, но старик остановил ее:

— Ни в коем случае! Ваш отец по-царски заплатил мне за ту услугу, которую я должен был выполнить.

Благодаря ему я купил этот дом, где обрел покой. Могила, которую вы ищете, совсем рядом.

— Значит, вы можете меня проводить до ;нее? — спросила Фьора.

— Нет, ибо желательно, чтобы никто не видел нас вместе. Но вы и сами легко ее найдете. Выйдя отсюда на дорогу, которая будет у вас по левую руку, вы увидите источник на опушке леса. Он принадлежит монастырю, как и земли, окружающие его. Это источник Святой Анны. Я их перезахоронил неподалеку от источника. На могиле я посадил боярышник, расцветающий раньше и цветущий дольше, чем другие цветы. Местные жители углядели в этом какое-то чудо, и весной девушки приходят сюда сорвать несколько цветков на счастье.

— Когда вы это сделали?

— Спустя три дня после казни. Снега было немного, и не следовало дольше ждать, чтобы земля не слишком осела. Было новолуние, очень темно, но я вижу в темноте как кот. И потом… мне оказали помощь.

— Кто же? Один из ваших помощников?

— Нет, конечно, я не очень-то доверял им. Мне помог старый монах. Он не пожелал возвратиться в Бревай до тех пор, пока не выполнит то, что считал своей обязанностью. Бедняга! Он был не очень крепким человеком, но все же оказался мне очень полезен. Во всяком случае, он освятил землю… Видите ли, мадам, мне приятно сознавать, что эти несчастные дети покоятся там в освященной земле и совсем недалеко от меня, даже если по ночам я очень мучаюсь. Я обрел мир и покой, только лишь оставив свое ремесло и устроившись здесь навсегда. Вот почему я так испугался, узнав вас.