— Куда едем, госпожа? — спросил таксист женщину в черном платке, севшую рядом с ним.

Не поворачивая головы, та назвала адрес, и машина рванула с места.

Арти смотрела в окно, будто видела шумные улицы города в первый раз. Она уже пережила смерть, шагнула за грань жизни и вернулась, но уже совсем другим человеком.

Прежде всего ей хотелось повидать Бобби и Кавиту. Каждый день она думала о них, мечтала о том дне, когда вновь прижмет их к своему сердцу. Иногда, поздней ночью, лежа на жестком матрасе, набитом травой, она вдруг просыпалась, словно от удара, — ей мерещился детский плач. Но это была всего лишь ночная птица, с жалобным криком облетающая реку.

Мысли о детях согревали ее, Арти вспоминала первые шаги Кавиты, первые слова, которые выговорил Бобби. Как она страдала, когда девочка заболела ветрянкой! Когда она обнаружила после купания на ее пухлом теле красные точки, то сначала решила, что это диатез, она ведь так любила апельсины, но Викрам сразу поставил правильный диагноз. Мать со страхом наблюдала, как угрожающая сыпь покрывала лицо ребенка, она мучилась, что не смогла защитить дочь, уж лучше бы эта болезнь напала на нее.

Арти не спала ночами, когда у Кавиты поднималась температура, она носила ее на руках по комнате, прижимая к груди повлажневшую голову девочки, что-то бормочущую в забытьи, словно пытаясь передать дочери часть своей жизненной силы. Десятки раз за ночь мать вставала с постели и подходила к детской кроватке, с ужасом прислушиваясь, если дыхание выздоравливающей девочки было слишком тихим.

Для нее становилась дорогой любая мелочь, связанная с детьми. Арти старательно записывала в тетрадку их смешные словечки, вела дневник, отмечая, когда прорезался первый зуб, когда ребенок впервые засмеялся, радуясь подаренной ему жизни.


— Остановите, пожалуйста, — попросила женщина. Такси проезжало мимо школы, в которой учились Бобби и Кавита.

Она издали увидела шумную толпу ребятишек, выбежавших на спортивную площадку. Арти подошла к проволочной сетке, ограждавшей территорию школы. Стоя за цветущими кустами, мать высматривала своих детей, она так хотела увидеть их хотя бы издали, убедиться в том, что они живы и здоровы.

Бобби и Кавиты не было ни среди играющих в мяч, ни среди сластен, облепивших уличного мороженщика. Но вот Арти заметила две понурые фигурки, стоящие поодаль от веселой толпы, и жалость кольнула ее в сердце — это они!

— Дети мои, — прошептала мать, — потерпите немного, скоро я приду за вами.

Прозвенел звонок, ребята потянулись в школу. Женщина провожала своих детей, лаская их взглядом, пока они не скрылись в дверях.

Ей стало немного легче. Впервые за все это время, слабая улыбка тронула ее губы.

— Куда теперь прикажете? — спросил таксист странного пассажира.

— В аэропорт, — коротко ответил Арти.

Больше здесь нечего было делать, но, когда она вернется, кто-то расстанется с жизнью.

Через час из аэропорта вылетел «Боинг», направляющийся в Дели. У иллюминатора сидела одинокая женщина в черном платке, она смотрела на проплывающие внизу разноцветные квадраты полей, на буйно разросшиеся джунгли, рассеченные остро поблескивающей рекой. Впереди поднимался белый город, в котором умрет изуродованная Арти и возродится новая женщина, вернувшаяся на землю, чтобы мстить.

Глава восемнадцатая

— Смотри, узнаешь эту девушку, — шепнул коренастый мужчина своему приятелю, такому же упитанному, похожему на преуспевающего торговца.

— Красивая, — ответил тот, — но я нигде ее раньше не видел.

— Не видел? А это у тебя что? — коренастый выхватил из рук приятеля журнал и ткнул толстым пальцем в обложку.

— Действительно, это она! — восторженно сказал ненаблюдательный читатель.

Яркая фотография на обложке изображала смело одетую девушку с распущенными по плечам волосами. Это была Нандинья.

— Госпожа, можно взять у вас автограф, — попросил осмелевший торговец.

Та весело засмеялась, поправляя прическу. Нандинья сидела за столиком летнего кафе, потягивая через соломинку холодный коктейль с мартини. Она не ожидала, что слава и здесь ее настигнет.

— Но где же вам расписаться?

— А вот, пожалуйста, прямо на журнале, — засуетился торговец, подсовывая фломастер.

Поперек глянцевой обложки пролегла жирная надпись, которая закончилась рисунком, изображающим пронзенное сердце.

Восторгу поклонников не было предела.

— Ах, если бы такое красивое сердце принадлежало мне! — пропел коренастый, совсем разыгравшись.

Девушка улыбнулась и погрозила ему пальцем:

— Нет, нет, оно принадлежит другому!

Поклонники еще долго рассыпались в комплиментах, может быть, слишком грубоватых, но Нандинье было приятно любое внимание со стороны мужчин.

— Прощайте, мне пора, чао! — прощебетала девушка, вставая из-за столика.

Восхищенные поклонники долго смотрели ей вслед, оценивая взглядами знатоков легкую волнующую походку.

Нандинья уже привыкла к такой известности. После того разговора, когда она обещала взять на себя денежные расходы любимого Санджея, ей удалось устроиться по своей старой специальности — фотомоделью в престижное агентство. Это была настоящая удача, агентство считалось самым лучшим во всей Индии, и вскоре фотографии Нандиньи заполонили обложки журналов и рекламные плакаты. Для такой работы ей пришлось порядочно потрудиться над собой — заняться многочасовыми тренировками в спортивном зале, подолгу высиживать в креслах у визажистов и в косметических салонах.

Она стала появляться на телевидении в рекламных клипах, так что временами ее начинала утомлять популярность, когда нельзя было спокойно пройти по улице, чтобы в тебя не начинали тыкать пальцем. Впрочем, такая усталость бывала достаточно редко, ей нравилось находиться в центре внимания, единственным, кого это раздражало, был Санджей.

— Что они на тебя уставились, кретины! — говорил он в таких случаях.

Молодого человека только озлоблял успех подружки. Втайне он завидовал ей, маскируясь ревностью. На самом деле Санджей абсолютно не ревновал, он знал, что девушка безумно влюблена в него и никуда не денется. Его бесила успешная карьера Нандиньи. Он привык считать ее никчемной личностью, недалекой и глуповатой, а оказалось, что это он, такой хитрый и ловкий, сидит в луже, глядя снизу, как любовница поднимается на вершину успеха.

При этом Санджей находился полностью на ее содержании, впрочем, такое положение его как раз абсолютно не смущало, наоборот, он привык быть альфонсом и не видел в этом ничего зазорного. Молодой человек швырял деньги направо и налево, ни в чем себе не отказывая. Мало того, вместо благодарности счастливый любовник успевал изменять своей подруге при каждом удобном случае. Он не пропустил даже секретарши господина Гупты, которая, после смерти хозяина, осталась работать в фирме, потому что умела держать язык за зубами.

Эта девочка была вполне во вкусе Санджея — молоденькая, с виду совсем глупенькая. Ему необходимо было отвлечься от слишком сильных страстей, которые изливала на него Нандинья, отдохнуть от неприятных мыслей, ни о чем не думать. Но оказалось, что девочка, словно кошка, имеет острые коготки, которыми она вцепилась в перспективного наследника. У секретарши были большие амбиции, она считала себя способной заниматься серьезным бизнесом. Кто знает, если бы ей удалось женить на себе Санджея и войти в состав управления фирмы, то, может быть, девочка добилась бы многого, но Нандинья что-то заподозрила — и секретарше пришлось свернуть свою деятельность.

Молодой человек боялся, что ревнивая любовница наделает глупостей, он расстался с секретаршей по давно отработанному сценарию. Девочка не слишком расстраивалась, она тоже хотела использовать его всего лишь как ступеньку наверх.


Нандинья была вполне довольна жизнью, ее мучил лишь один вопрос, который она часто задавала ему:

— Санджей, тебе сейчас жениться нельзя, ну а жить нам вместе никто не запретит?

Девушка сидела у него в гостиной, положив ногу на ногу и потягивая холодный коктейль.

— У тебя в голове одни пустяки, — раздраженно ответил вдовец. — Надо быть очень осторожными, иначе мерзавец адвокат выдворит меня отсюда.

Стояла ужасная жара, молодой человек разгуливал в одной майке. Он беспрерывно курил, разбрасывая окурки где попало, это его ничуть не беспокоило, ведь дом ему не принадлежал.

Санджей налил себе виски, задумчиво уставился в стакан, будто увидел там что-то важное.

— Я напоминаю человека, который сидит на берегу реки и не может утолить жажду, — проворчал несчастный и осушил стакан одним глотком.

Такие проблемы не мучили девушку, если она и испытывала жажду, то это была жажда страсти. Ей не нужны никакие сокровища, только любовь. Нандинья подошла к молодому человеку, обняла его:

— Разве нам плохо? Мы любим друг друга…

— Опять ты о своем, — он оттолкнул ее.

Взгляд Санджея остановился на фотографии Арти, стоящей на столике. Ненавистное лицо жены вызвало к него приступ дикой злобы.

— До сих пор я завишу от этой мерзкой твари. Хочешь отравить мне жизнь? Видеть тебя не могу!

Портрет в рамке из сандалового дерева описал дугу по всей комнате и вылетел в коридор, прямо под ноги детям. Стекло со звоном разбилось.

Кавита бережно подняла фотографию, прижала к себе, будто стараясь защитить мать от злых людей.

— А почему вы разбили мамин портрет?

Подойдя к девочке, Нандинья присела перед ней, стараясь говорить как можно дружелюбнее:

— Нет, малышка, никто не разбивал, просто дядя неловко задел его, он и разбился.

— Неправда, — поддержал Бобби свою сестру, — я видел, он схватил портрет и швырнул на пол!