— Я предупреждал тебя, Гунда! — закричал ему вслед Асамхан. — В третий раз ты от меня не убежишь!

Он вернулся на поле сражения, где еще валялись двое разбойников, позорно брошенных сбежавшими товарищами. Вывернув у одного из них карманы, водитель нашел кошелек, отсчитал деньги:

— Это пойдет в уплату за разбитое стекло, — сказал он, бросив пустой кошелек стонавшему бандиту.


Даже у самых непритязательных завсегдатаев увеселительных заведений «Черного города» кабачок у реки пользовался плохой репутацией, но для Виджея это уже не имело никакого значения.

Он вошел в грязный, прокуренный зал, жужжащий, словно туда залетела стая огромных мух. Темные личности, собравшиеся в кабачке, находились в привычном состоянии опьянения, когда уже не слышно собеседника и каждый старается перекричать другого.

Сев за стойку, юноша купил целую бутылку какого-то сомнительного пойла и налил себе полный стакан.

Целыми днями он разыскивал мать по всему городу, но нигде не нашел даже ее следов. Виджей совсем отчаялся. Иногда он подумывал, что зря вышел из тюрьмы, на воле его ждала жизнь, до краев полная страданий, как этот стакан.

Виджей схватил его, расплескивая пойло на и без того залитый стол. Вино помогало забыться хотя бы на короткое время, а похмелье было ничуть не тяжелее того, что он чувствовал и видел вокруг, когда был трезв.

Вдруг стакан вылетел из руки, выбитый мощным ударом. Юноша повернулся и увидел Асамхана.

— Ты? Откуда ты взялся? — спросил молодой человек.

— Не надо пить, Виджей! — сказал помрачневший рикша.

— Вот как, и ты, друг, будешь меня учить! Давай лучше выпьем за встречу. — Он схватил бутылку.

— Прошу тебя, не делай этого!

— Какое тебе дело — буду я пьян или трезв. Моя жизнь никому не нужно. Напьюсь, и все забуду.

— Никому еще не удавалось пьянством избавиться от горя! — воскликнул тот, перехватив его руку. — Вино дает только короткий миг забвения. Виджей, ты же сильный человек! Помнишь, как ты говорил нам в тюрьме: счастье и горе — это как день и ночь, они всегда рядом и сменяют друг друга. Если ты видишь ночь, надо верить, что рано или поздно наступит утро! Не надо пить, Виджей! Это опасный путь, и я не дам тебе ступить на эту дорогу. Перед Богом я поклялся, что буду твоим верным другом, и я не допущу, чтобы ты погубил себя!

Лицо Виджея исказила гримаса боли. Он с трудом сдерживал слезы.

— Извини меня, друг, я совершенно раздавлен.

— Ничего, все будет хорошо. Я верю, что все изменится, — Асамхан разжал руку, бутылка упала на плиточный пол и со звоном разбилась.

Он поднял друга из-за стола и повел из кабачка, расчищая дорогу могучим плечом.

— Куда мы?

— Пойдем со мной. Я познакомлю тебя со своим сыном. У нас хватит места для старого друга. Ты будешь жить у нас. Все наладится. Я устрою тебя на работу рикшей. Вот увидишь, жизнь еще улыбнется тебе, смотри на нее ясными глазами, чтобы увидеть, как она прекрасна!


Асамхан привел друга в дом. Рам, оставшийся за старшего, приготовил рис. Они поужинали вместе, и вскоре Виджей уже оттаял. Он быстро подружился с мальчиком, завоевав его уважение тем, что ловко объяснил ему решение трудных задач.

— Откуда ты это знаешь? — удивился Асамхан.

— Когда-то я был одним из лучших учеников в школе, — вздохнул юноша.

— А вот я не знаю, кем я был раньше, — сказал Рам.

— Как это так? — Теперь пришла очередь удивляться Виджею. — Ты не помнишь своих родителей? Не знаешь, где ты жил?

Асамхан предостерегающе покачал головой, делая юноше знак, чтобы он не расспрашивал сироту, но тот уже заговорил тихим, печальным голосом:

— Меня подобрали в лесу ловчие раджи Раджкумара. Владыка охотился на оленей, вместе с тушами убитых животных во дворец доставили и корзину, в которой я спал. Раджа решил, что младенец — это тоже охотничий трофей.

— Но как ты попал в лес? — не выдержал Виджей. — И почему родители оставили тебя?

— Я ничего не помню. Я вырос на кухне. Помню котлы, грязные тарелки — мне их приходилось мыть день и ночь, ведь у раджи было много слуг. Один из них, старый повар Низмат, научил меня читать и писать, хотя управляющему это не нравилось — ему не нужны были грамотные рабы. Почему-то он возненавидел меня. Каждый раз, когда я попадался ему на глаза, он награждал меня пощечинами и говорил, что я —, безродный вор, от которого отказались даже родители, и что я должен быть счастлив, когда он меня бьет, иначе я вырос бы невоспитанным бродягой.

Однажды кто-то из слуг испортил кушанье, которое должны были подать на стол самому радже. Управляющий обвинил в этом меня и посадил в каменную яму. На следующее утро, после наказания плетьми, мне предстояло попасть в зверинец — так называлось любимое развлечение Раджкумара, когда провинившегося сажали в клетку к диким зверям.

Низмат помог мне убежать. Много дней я скитался, кочуя из города в город, подальше от владений раджи. Где-то в пути я заболел. Мне оставалось совсем немного до смерти, я умирал возле мусорной кучи, где пытался найти еду. Потом ничего не помню. Второй раз я родился уже в доме моего отца Асамхана.

— Ну ладно, — сказал Асамхан, — хватит вспоминать. Здесь у каждого в жизни было слишком много тяжелых дней, больше, чем радостных. Не будем говорить об этом. Надо всегда надеяться на лучшее.

— Ты прав, — согласился с ним Виджей. — Надо жить, когда-нибудь и нам улыбнется счастье.

— Пора ложиться спать, — Асамхан потянулся, разведя богатырские руки, — завтра с утра на работу.


Весь пол был засыпан разноцветными обрезками хлопчатобумажной ткани. Лакшми подметала их и собирала в большую корзину, с трудом пробираясь с нею вдоль низких рядов грубо сколоченных столов, заставленных швейными машинками. Эта мелкая швейная фабрика дала ей работу и приют. Здесь она ночевала, устраиваясь среди тюков тканей.

Хозяин фабрики — длинный худой мужчина с вытянутой унылой физиономией с висячими усами, нанял ее на неделю. После выполнения срочного заказа обязанности уборщицы брала на себя одна из швей, но сейчас все они были слишком заняты, и хозяин решился на лишние расходы.

Лакшми и тому была рада. Не часто удавалось ей устроиться на такую хорошую работу.

Глава двадцать шестая

Высадив очередного пассажира, Виджей получил плату за проезд и стал разворачиваться.

— Виджей!

Этот голос он узнал бы среди тысяч голосов. Этот голос он слышал бессонными ночами, в звуках грозы, в вихре бури. Этот голос шептал ему о любви, когда к сердцу подступала смертельная тоска, от которой хотелось выть, как раненый зверь.

— Ратха!

Она ничуть не изменилась за прошедшие семь лет. Пожалуй, красота ее стала более оформившейся, совершенной. Это была зрелая красота девушки, готовая передаться дальше, как эстафета, ее детям.

Рикша понурился и сделал было движение, чтобы уехать.

— Виджей! Постой! Почему ты избегаешь меня?

Он нехотя вылез из скутера, приблизился к ней, мрачный и чужой.

— Как ты мог не зайти ко мне, вернувшись в город? Что с тобой?

— Таковы были обстоятельства, — еле выдавил юноша. — Я должен был так поступить.

— Обстоятельства? Я знаю, что произошло. Твои братья предали тебя. Это ради них ты пошел на убийство, а мне пришлось ждать тебя долгих семь лет! Ты вернулся и прячешься от меня. Если бы ты знал, сколько слез я пролила! Неужели ты хочешь убить и нашу любовь?

— Нет, Ратха, в тебе моя жизнь. Только мысль о том, что ты думаешь обо мне и ждешь, вселяла в меня надежду, придавала силы пережить тяготы тюремного заключения.

— Тогда почему все это происходит? Я хочу быть с тобой, мы не должны больше расставаться!

Лицо Виджея сделалось еще мрачнее. Он почти не смотрел на девушку, натянутую, словно струна, в ожидании приговора. И он его произнес:

— Я не могу объяснить тебе, у меня не хватает слов, но мы не должны сейчас встречаться.

Ратха поникла, глаза ее потухли. Эти изменения мгновенно преобразили ее.

— Если ты веришь мне, — продолжал юноша, — наберись терпения.

Он не сумел объяснить любимой, что не может быть вместе с ней, пока не решит свои проблемы. Между ними образовалась стена, которую должен разрушить только он сам.

Ратха — молодая, красивая актриса, режиссер, преуспевающий на студии брата. У нее блестящее будущее. А Виджей уже не тот веселый парень, который пытался использовать свой шанс. Теперь у него нет никаких шансов, у него нет ничего: ни семьи, ни дома. Виджей должен вернуть себе все это, и прежде всего он должен найти мать, затерявшуюся неизвестно где.

Юноша любил Ратху и не хотел навешивать на нее свои невзгоды. Кому нужен человек, раздавленный непомерным грузом проблем? Так подсказал ему тюремный опыт — каждый сам за себя, каждый выбирается в одиночку.

Ратха доказала бы ему, что он не прав, ее любовь помогла бы ему быстрее подняться. Вместе они бы справились с трудностями. Виджей не захотел этого. Тюрьма сделала из него одинокого волка.


— Здравствуйте, господин Делиб. Рады вас видеть!

— Как идут дела? Я вижу, школа уже закончена?

— Да, остались только кое-какие мелочи.

— Отлично.

Мягко хлопнула дверца лимузина, длинный «кадиллак» отъехал со строительной площадки, шурша шинами по еще не убранному гравию.

— Кто это был, Нараян?

— Где?

— Да вот, только что разговаривал с нашим начальником, не выходя из машины.

— Это был господин Делиб, он тут самый главный.

— Интересно, а он знает, что весь цемент разворовали и школа держится только на честном слове?