Шарль до самого утра пролежал на мокрой траве, под деревом. Он пришел в себя только на рассвете.

Культурная привычка «соблюдения внешних форм» и «приличного поведения» снова возымела на него влияние.

Какой ад таится в душе человека!

Но ему все-таки удалось взять себя в руки.

Ничто не вечно, и даже ревность — и та притупляется.

Он кое-как добрался до своей комнаты, не раздеваясь повалился на кровать и забылся тревожным сном.

Его разбудил приход слуги, принесшего кофе.

— Мсье болен? — спросил он, взглянув на Шарля, — не послать ли за доктором?

Шарль горько усмехнулся.

— Тут не поможет никакой доктор, — сказал он сам себе по-английски.

Весь этот день он чувствовал себя подавленным, но не испытывал острых приступов отчаяния.

Это настроение длилось до тех пор, пока он не отдохнул физически, а тогда душевный покой снова покинул его.

Почему бы ему не съездить к Саре?

Он не позволит себя распускаться.

Он заказал мотор, украсил гвоздикой свою петлицу и вышел из дому, изящный и нарядный, как всегда; только глаза блестели лихорадочным блеском.

Около самого замка он заметил автомобиль, укрытый в тени деревьев.

Привычка вежливости побудила его остановиться и предложить свои услуги. Оказалось, что это знакомые: Доминик Гиз и Колен.

Гиз приветствовал его очень сдержанно, Колен — с большой экспансивностью.

— Здорово, дружище! И вы хотите пожелать счастья отъезжающему?

— Он сегодня уезжает? — спросил Шарль.

— Мы поджидаем его с минуты на минуту… он должен выйти из парка через эту калитку.

Из парка… конечно, ведь Жюльен имеет свободный доступ в дом Сары… Он с нею в это мгновенье…

— У вас неважный вид, дружище, — сказал Колен.

— Влияние деревенского воздуха, — усмехнулся в ответ Шарль.

Колен пришел в восторг от его остроты и стал развивать ее перед Гизом, который, выпрямившись во весь рост, казалось, не замечал ни самого Колена, ни Шарля, ни окружающих предметов.

— Только взгляните на него, черт возьми, — прошептал Колен, отводя Шарля в сторону, чтобы поболтать с ним на свободе, — он расстается сегодня со своим сокровищем, — в этом все дело, как видите! Редкая любовь со стороны отца к сыну.

— Нечто подобное тому, что испытывает сын по отношению к кому-то третьему? — по возможности равнодушно сказал Шарль.

Старый Гиз услыхал эту фразу, и на лице его отразилось выражение глубокого негодования, причем Шарль так и не понял, относится ли это негодование к его нескромному замечанию или к самому факту любви между Жюльеном и Сарой; во всяком случае, в нем чувствовались и враждебность, и горечь, и непреклонность. Шарль смотрел на старого Гиза и осторожно выпытывал от болтающего без умолку Колена сведения по поводу «этого милого Жюльена».

Было невыносимо жарко даже в тени развесистых вязов; залитая солнцем дорога убегала вдаль, извиваясь, как черная змея.

Глаза Шарля покраснели, утомленные этим ярким светом; им опять овладело отвратительное состояние прошлой ночи, когда небо обрушивалось на него и когда он казался самому себе жалким атомом, вращающимся без точки опоры и влекомым все ускоряющимся движением в бездну хаоса.

Между тем Колен продолжал трещать, с упоением рассказывая клубные анекдоты.

Вид его багрового лица с растянутым в припадке грубого смеха ртом вернул Шарля к действительности. Он опять взглянул на старого Гиза, чопорный силуэт которого вырисовывался на фоне раскидистой листвы.

«Точно статуя, олицетворяющая тип старого джентльмена!» — невольно пришло на ум Шарлю.

Что могло быть общего между этими столь различными субъектами?

Время бежало.

— Наш милый Жюльен заставляет себя ждать, — заметил небрежно Колен. — Но мы и так не опоздаем. Пароход отходит ночью, а при быстром ходе мы мигом очутимся в Париже.

— Прощальный обед? — осведомился Шарль, чтобы замаскировать свое равнодушие.

— Втроем. Ведь все провожающие уже разъехались, как вам известно. Банкет в честь Жюльена уже был, в министерстве иностранных дел уже чествовали его. Удивительно, до чего он популярен! Но он рискует своей популярностью. Вам-то уж, конечно, известно, в чем дело, дружище?

Колен лукаво прищурил свои крошечные глазки.

— Конечно.

— Я не имею счастья знать эту леди. В чем ее притягательная сила?

Шарль промолчал, не отрывая взгляда от полированной поверхности рулевого колеса, в котором отражались ослепительные лучи солнца.

— Говорят, что климат Туниса очень полезен для здоровья, — сказал он наконец.

Приветливое выражение Колена сменилось презрительным.

Так вот откуда дует ветер! Так и есть. Как смешон этот чопорный джентльмен!

И ревнив при этом до чертиков!

Колен знал приметы ревности и понял многое из того, что прежде было ему неясно.

Он только подозревал о помолвке Жюльена и Сары; поведение Шарля открыло ему глаза.

Ну что же! Графиня богата, а брак ее с Коти покрыл ее прошлое, и никому не придет в голову бросать в нее камни по поводу старой истории с Кэртоном, даже если кто-нибудь о ней и помнит.

Высокомерное обращение Шарля бесило его не на шутку, и он воспользовался возможностью сделать ему неприятное.

— Длительное прощание, однако, — сказал он, — это наводит на размышления, не правда ли? Ну что ж! Молодость! Ни у кого не хватит духа обвинять ее за поспешность. Ведь Коти умер для нее уже много лет тому назад. Это тоже надо принять во внимание!

Послышалось звяканье железа о камень, и показался Жюльен с дорожным несессером в руках. Он не заметил Шарля и прямо подошел к отцу.

— Простите, что заставил вас ждать, — сказал он. Он был бледен и расстроен, но глаза его так и сияли. — Хорошо, что вы проехали здесь; другая дорога прямо невозможна, ее как раз чинят. Я переломал там все шины моего мотора вчера. Может быть, вы пошлете за ним и почините его в вашем гараже?

В эту минуту его окликнул Колен, и он заметил, наконец, Шарля.

— Как дела, Кэртон? — любезно осведомился он.

Шарль раскланялся в свою очередь.

— На отлете, как я слышал?

— Да, сегодня вечером.

Жюльен опустил несессер на землю и стал натягивать перчатки.

— Я завидую вам, — продолжал Кэртон. — Кстати, вас можно поздравить?

Их взгляды на мгновение встретились; глаза Жюльена выражали легкое недоумение, глаза Кэртона смотрели вызывающе и вместе с тем трусливо.

— Благодарю вас, — сдержанно сказал Жюльен.

— Надеюсь, это не секрет?

— Что секрет?

Шарль криво усмехнулся.

— Я не хочу быть нескромным!

Он сел в мотор и привел его в движение.

— Там чинят дорогу, — предупредительно крикнул ему вдогонку Колен.

Шарль только засмеялся в ответ. Жюльен посмотрел ему вслед, потом, в свою очередь, повернул колесо машины.

Даже если Кэртон явится в замок, Сара его не примет. Жюльен был в этом уверен.

Перед ним, как живое, стояло ее залитое слезами лицо, и он еще чувствовал следы поцелуев, которые только что сорвал с ее пунцовых губок.

Он приехал вчера, как раз в это время… а сегодня…

Последние недели летели, как стрела, и, хотя они часто говорили о разлуке, им все-таки казалось невозможным, чтобы она наступила. Но роковой час пробил как-то неожиданно, во всем ужасном значении утраты любовных радостей; и уже накануне, обнимаясь во мраке ночи и обливаясь слезами, они поняли глубину своего горя.

Жюльен вздохнул; сознание, что он уезжает, терзало его сердце.

— А где ваш портфель с бумагами? — недовольно спросил его Колен и расхохотался при виде той поспешности, с которой Жюльен повернул машину обратно; даже Гиз и тот криво усмехнулся.

— Я опять пройду парком, — крикнул им Жюльен, застопорив под тем самым вязом, где они ждали полчаса тому назад. Его шаги скоро замерли в отдалении.

— Перейдем в тень, — предложил Колен.

Гиз рассеянно повиновался. Он буквально валился с ног от усталости; последние недели были сплошным нервным напряжением, упорной борьбой против течения, а этот прощальный день казался ему ужасным кошмаром.

Она так-таки и не призналась ни в чем Жюльену; и конечно, не сделает этого теперь, в последнюю минуту.

Гиз нервно прогуливался взад и вперед около железной калитки. Дом был совсем близко; крытая терраса виднелась как на ладони, и на нее выходили открытые окна какой-то комнаты. Клумбы ярко окрашенных бегоний арками и полумесяцами пестрели среди подстриженного газона; тенистая площадка пряталась в тени гигантских каштанов.

Всюду царила мертвая тишина; никого не было видно; сад дремал под палящими лучами солнца.

Колен тоже расхаживал взад и вперед, заглядывая повсюду и разговаривая сам с собой, по своему обыкновению.

Гиза раздражало его любопытство: любопытные люди всегда казались ему существами низшей породы.

ГЛАВА XVII

Я всегда забываю закрывать окна, когда остаюсь один дома.

Рабиндранат Тагор

Мир страстей исполнен трагедий.

Стендаль

Шарля никто не встретил; он оставил свой мотор в аллее, проник в замок через зимний сад и остановился на пороге прохладной, пропитанной запахом духов гостиной.

Сара лежала на кушетке; она и не спала, и не рыдала вслух, как другие женщины, но слезы градом струились по ее лицу и падали на ее руки.

Шарль был потрясен красотой этого горя, беспомощностью и красотой самой Сары.

Но именно эта беспомощность возбудила его чувственную страсть, потому что женская слабость всегда действует на низменные инстинкты мужчины.