Но это была ложь!..

Правда, Сара знала Кэртона давно, он был другом ее матери, был на много лет старше Сары. Ему должно быть сорок три или сорок четыре года…

Красивые женщины всегда возбуждают злые толки, а Сара, вследствие своего одиночества, была более подвержена им.

Жюльен знал, что он должен стараться ясно мыслить и не допускать никакой бессмысленной тревоги. Он даже слегка засмеялся, давая себе сам этот совет; вслед за тем он невольно вскрикнул, так как в своей слепой поспешности ударился по дороге о какую-то каменную стену.

Оглянувшись, он заметил, что бессознательно пришел к отелю Дезанж и очутился перед высокими воротами, тонкий железный переплет которых пропускал длинные полосы света, падавшие из открытых окон и отражавшиеся на дворе.

У ворот дремал в своей будке старый привратник.

Жюльен открыл маленькую боковую калитку и прошел к двери. Дворецкий, часто видевший его в последние месяцы, сказал вместо приветствия:

— Графиня находится в белой гостиной.

Он сделал жест рукой, как бы приглашая его войти. Жюльен последовал за ним машинально, словно в состоянии какого-то умственного отупения и физической усталости, явившейся результатом страшного возбуждения и сильнейшего приступа гнева. Он увидел луч мягкого света и услышал свое имя, произнесенное вполголоса. Идя дальше по гладкому, блестящему паркету, чтобы поздороваться с Сарой, он пристально посмотрел на Шарля Кэртона, который был партнером леди Дианы в бридж.

Кэртон точно почувствовал этот взгляд и тотчас же обратился к нему, раньше чем это сделал кто-нибудь другой.

— Алло, Гиз! Вы пришли, чтобы позабыть в веселой беседе о гневе своего клиента, не так ли?

Жюльен увидел перед собой его тонкое, смуглое лицо, улыбку, открывающую великолепные зубы, и очертания гладко причесанной головы. С трудом проглотив комок, подкативший к горлу, он сказал своим обычным голосом:

— Вашей руке лучше, Кэртон?

— Движения еще немного затруднены, но это все.

Жюльен взглянул на Сару и горячо повторил в душе: «Это неправда!.. Это неправда!..»

Детская уверенность, что то, что красиво, должно быть так же хорошо во всех отношениях, мелькнула у него в мозгу и укрепила его. Ведь так трудно дурно думать о красоте, когда смотришь на нее. И Жюльен бессознательно услаждал свою утомленную душу и успокаивал ее, глядя на Сару и разговаривая с нею о пустяках. Он слушал ее, освободившись каким-то необъяснимым путем одним только фактом ее близости от всех своих огорчений, сомнений и злобы. Он испытывал величайшее удовлетворение и уверенность в своем счастье.

Они разговаривали о Вильяме, о его поврежденной лапке и о любви Коти к своим собакам.

Это все были простые вещи, лениво думал Жюльен, в них были ясность и простота.

— Какой у вас утомленный вид! — вдруг сказала Сара.

Она повернулась и подошла к дивану, стоявшему у стены. Жюльен последовал за ней, все еще ощущая мир в душе. Он закурил папироску, довольный, что мог смотреть на нее и слышать ее голос.

Сара тоже курила. Посмотрев на него в упор, она сказала:

— Вы знаете, я чувствую себя виноватой перед вами.

Он встрепенулся.

— Передо мной? Почему?

— А ваше сегодняшнее дело!

Она потупила глаза, и тень от ресниц легла на ее щеки.

— Я слышала вопрос Шарля и, кроме того, читала в газете.

— Знаю, — коротко отвечал Жюльен. — Это неприятно. Я намерен попытаться поправить дело.

— Вам бы не следовало приезжать сегодня, — тихо произнесла Сара.

— Вы недовольны, что я это сделал?

Его голос заставил ее взглянуть на него. Их глаза встретились.

— Вы недовольны? — повторил он.

— Нет, — сказала она с усилием. — Но я все-таки чувствую себя виноватой. Моя мать и другие упрекают меня за то, что я слишком часто отвлекаю вас от работы. Вы сами сказали это сегодня, только вы прибавили, что это не имеет значения. Но для меня это имеет значение, должно иметь!

— Это очень скучный предмет для разговора, во всяком случае, — возразил Жюльен, стараясь выказать беспечность, которой он не чувствовал. Ему пришли на память советы Колена. — Кто же те другие, которые так интересуются моим благополучием?

— О, моя мать… Адриен…

— Как раз Адриену приличествует осуждать такого случайного лентяя, как я!..

Партия в бридж кончилась, и послышались обычные замечания партнеров. Леди Диана выиграла и довольная подошла к Саре и Жюльену.

— Как вы думаете, музыка может уменьшить дикую алчность души? — спросила она и, не дожидаясь ответа, уселась за рояль.

Она играла действительно хорошо и с большим темпераментом. Сегодня она по какому-то капризу начала играть увертюру из оперы «Самсон и Далила». Это была некогда любимая опера Сары, как и многих других чувствительных людей. Сара никогда не могла слушать эту музыку без того, чтобы не почувствовать ускоренное биение сердца, и сегодня вечером она подействовала на нее еще сильнее после всех волнений, перенесенных ею в течение дня и пошатнувших ее самообладание.

Она сидела, устремив взор на свои руки, лежащие у нее на коленях. Жюльен Гиз, Шарль, — оба показались ей как-то особенно близкими, и так как она это чувствовала, то у нее явилось интуитивное сознание, что они тоже это чувствовали и страдали.

Жюльен смотрел на ее тонкие руки, вспоминая, как он держал их в своих руках. Быстро отвернувшись в сторону, он увидал горящие, устремленные на Сару глаза Шарля, который тотчас же отвел свой взгляд, как только почувствовал, что за ним следят.

Леди Диана продолжала играть, и рой безумных, страстных мыслей пронизывал мозг Жюльена. Музыка этой оперы выражала его любовь, и, без слов высказывая ее Саре, он вдруг понял, что в его чувство к ней примешалось нечто новое. До этого вечера он мог обожать ее, не требуя ничего взамен. Теперь же его душевный мир был нарушен, ревность вызвала у него менее идеальные, но более могущественные эмоции. Он внезапно почувствовал, что ее близость была для него невыносимой, что она не была божеством, обожаемым издали, а женщиной во плоти и крови.

Сара, точно повинуясь его взгляду, подняла глаза на него. Их взоры встретились, и она прочла в его глазах ту истину, которой раньше не замечала. Она испытала чисто физическое ощущение, заставившее ее отпрянуть, как будто он прикоснулся к ней. Он увидал под тонкой тканью ее платья, как вздымается ее грудь, и в тот же момент его безмолвный любовный призыв с непреодолимой силой, точно пламенем, охватил ее и завладел ею помимо ее воли.

— Я могла бы полюбить этого человека, да, я уже слишком много думаю о нем. Вот куда вело беспокойство, которое я ощущала. Это ответ, — сказала она себе и на мгновение испытала такое же необыкновенное чувство освобождения, какое испытывал Жюльен. Но затем действительность вступила в свои права и вернула ее к сознанию ее положения, а вместе с этим сознанием она почувствовала себя несколько пристыженной и подумала с удивлением: «Что я за женщина? Как я могу испытывать нечто подобное и так скоро?..»

Музыка кончилась. Леди Диана встала.

— Вы все имеете какой-то расстроенный вид, — заметила она, обводя их веселым, насмешливым взглядом. — Я вообще нахожу, что оперу занимательнее смотреть, нежели слушать, и особенно интересно наблюдать слушателей, так как тут видишь человеческую натуру без прикрас. Это увлекательное занятие.

Ее взгляд остановился в конце концов на Шарле.

— Вы, милый друг, что-то не так оживлены, как обыкновенно, — сказала она.

— Может быть, я теряю от сравнения, — быстро ответил Шарль, улыбаясь.

Он последовал за леди Дианой, наложил гору мягких подушек ей за спину и закурил для нее папироску. Жюльен и Сара сидели молча.

— Вы не любите оперу? — спросила, наконец, Сара, прерывая молчание, смущавшее ее.

— Да… я знаю очень мало опер, — не совсем охотно ответил он.

Их глаза снова встретились на мгновение, и снова его взгляд пытался овладеть ею.

— Я должен идти, графиня, — проговорил он резко слегка хриплым голосом.

Он остановился перед нею, выпрямившись во весь свой высокий рост и с таким выражением лица, которое причиняло ей страдание. Она тоже смотрела на него, ожидая, пока он не попрощается с нею, как всегда церемонно, и думала при этом, что было бы, если бы она вдруг прижала его голову к своему сердцу…

Что-то в ее лице вдруг открыло Жюльену истину, в которую он не осмеливался поверить, но на одно безумное мгновение он все же поверил в нее. Что-то было все-таки?.. Нет, ничего не было! Он поклонился ей, шепча обычные слова прощания.

Внезапно ею овладело странное, несколько жестокое желание, и она намеренно протянула ему руку. Он не мог не взять ее, иначе это было бы явной нелюбезностью с его стороны.

Он взял руку, медленно удержал ее в своей руке, выразив в своем пожатии свою страстную просьбу. Он смотрел на нее прямо и открыто с беспощадной настойчивостью и видел, как она менялась в лице. Она тоже посмотрела на него; ее глаза были широко раскрыты, и легкая улыбка играла на губах.

И вдруг, словно испугавшись, он выпустил ее руку, повернулся и ушел.

Сара подождала еще немного, и так как было уже поздно, она извинилась перед другими, искусно избежала маневров Шарля, желавшего проводить ее на лестницу, и удалилась в свою комнату.

— Наденьте на меня пеньюар, Гак, — сказала она.

Комната находилась наверху и с улицы была не видна. Ее огромные окна были раскрыты настежь, давая доступ фиолетовой ночи и ее прохладным ласкам.

— Честное слово, вы красавица, мисс Сара! — вдруг воскликнула Гак. — Как будто…

Она вдруг запнулась, но Сара поняла ее.

Теперь она могла думать о Коти откровенно и честно, с благодарностью, которую она всегда чувствовала, потому что неестественное возбуждение, державшее ее в напряжении все последние месяцы, совершенно исчезло и заменилось чувством, которого она не стыдилась. Однако она не знала этого до сегодняшнего вечера, не знала даже днем, когда Жюльен встал перед нею на колени на большой дороге.