Хорошенько подумает. И скажет ему все, заставит его понять, каковы ее чувства и какова ее позиция во всем этом деле!

Положив трубку, Энн хотела было вытащить вилку из штепселя и отнести телефон на сестринский пост, но передумала, набрала номер клуба и попросила к телефону Синди.

Синди не было. Но когда отвечавшая ей девушка уже собиралась положить трубку, ее перехватил кто-то другой.

— Энн? Это вы? Как там Джон? Я слышала, что он вышел из комы и быстро поправляется?

— Да, ему гораздо лучше.

— Я так рада. Все будут рады.

— Надеюсь… Я… я позвонила просто, чтобы узнать, все ли там у вас в порядке.

— Все отлично. В клубе все, как прежде. Кстати, вы слышали? Грегори тоже пришел в себя.

— Да что вы? Как я рада! Непременно заскочу к нему проведать, пока я здесь.

— Все потихоньку налаживается, правда? Кроме, разумеется, того, что Джона теперь могут в любой момент арестовать.

— Вероятно, я не знаю.

— Я надеюсь, что они не станут этого делать, но для вас и Джона так было бы безопаснее.

— Почему?

— Если Джон останется на свободе, он, как и все мы, будет подвергаться опасности.

— Может быть.

Эйприл колебалась:

— Не знаю, говорить ли вам, но…

— О, Эйприл, ради Бога! Либо говорите, либо нет, но не испытывайте мои нервы.

— По телефону я, во всяком случае, не могу этого сказать. Приезжайте сюда завтра.

Телефон замолчал, Энн, ругая Эйприл последними словами, долго смотрела на него, потом — на Джона.

Он мирно спал.

Энн вышла из комнаты. Полицейский у дверей сменился. Она улыбнулась ему.

— Пойду проведаю еще одного друга, который лежит здесь в больнице. Сюда едет лейтенант Лакросс, скажите ему, что я у Грегори.

Она не стала дожидаться ответа, вернулась в палату, отнесла телефонный аппарат на пост и, спросив у медсестер, в какой палате лежит Грегори, сообщила, что уходит.

Синди сидела на краешке кровати Грегори. Она приветливо улыбнулась Энн, вскочила и обняла ее. Энн тоже обняла Синди и посмотрела на Грегори поверх ее плеча.

— Вы уже выглядите гораздо лучше, — сказала она ему, обходя Синди и приближаясь к кровати.

— Для мумии, — подтвердил он, поморщившись.

Энн поцеловала его в щеку.

— Какое счастье, что вы живы. Ураган был такой свирепый.

Он мрачно кивнул:

— Да, ураган был свирепый. Что-то вообще происходит в этой жизни. Я только что предупреждал Синди, предупреждаю и вас: будьте осторожны.

— Обещаю.

— Джон ничего не вспомнил? — взволнованно спросила Синди. — Я хотела навестить его, но меня не пустили. В отделении интенсивной терапии визиты запрещены.

— Джон ничего не видел, — ответила Энн.

Грегори сокрушенно покачал головой и снова нахмурился:

— Дамы, предупреждаю вас обеих: будьте осторожны, очень осторожны!

— Будем, будем, — пообещала Синди.

— Мне все советуют держаться подальше от клуба, — тихо сказала Энн.

— Но я-то не могу себе позволить держаться от него подальше, — посетовала Синди. — Вообще-то в самом клубе ничего не может случиться, опасность подстерегает по дороге в клуб и из клуба.

— В этом вы правы, — согласилась Энн, но замялась, она не хотела тревожить Грегори. Протянув руку, она погладила его по щеке. — Я так благодарна вам за то, что вы теперь в порядке. Ну, пора, вам, как и Джону, нужен отдых. — Осторожно, чтобы не задеть бинтов, она поцеловала его. — Синди?

— Да, конечно. Тебе нужно отдохнуть. А мне пора на работу.

Синди встала и вслед за Энн вышла из палаты.

— Синди, Эйприл хотела мне что-то сказать по телефону, но потом решила, что мне лучше прийти в клуб. Вы не знаете, что она хотела сказать?

— Понятия не имею. Мне очень жаль.

— Думаю, вы правы насчет клуба. Там всегда людно, там ничего не может случиться. А вот дорога туда и оттуда — опасна. Скажите Эйприл, что…

— Да?

— Скажите ей, что я приду завтра.

Синди кивнула. И тут глаза ее испуганно округлились, она предупреждающе кашлянула.

Энн обернулась и увидела Марка.

Синди улыбнулась ему.

— Привет. Вы знаете, какая радость? Грегори поправляется… и Джон Марсел вышел из комы!

— Это замечательно, — любезно ответил Марк. — Вы навещали Грегори?

— Да, но Энн считает, что теперь ему нужно отдохнуть.

— Скорее всего так.

— А мне пора на работу.

— Я только загляну к Грегори на секунду и подвезу вас.

— Отлично! — радостно воскликнула Синди.

Пройдя мимо женщин, Марк нырнул в палату Грегори.

— Я знаю, что у него «пунктик» насчет того, чтобы вы не ходили в клуб! — прошептала Синди. — Вы уверены, что вам следует…

— Синди, я не под арестом, он не может мне приказывать, что я должна и чего не должна делать.

— Правильно. Думаю…

Она запнулась. Марк выходил из палаты.

— Ну что, дамы, поехали?

Он зашагал по стерильному коридору, они — за ним.

Подойдя к машине, он распахнул дверцы. Энн забралась на переднее место, Синди — на заднее. Они поехали по направлению к клубу, обмениваясь по дороге впечатлениями о том, как выглядит Грегори и как чувствует себя Джон. Марк остановился у самого входа.

— Синди, идите, я не уеду, пока вы не откроете дверь и не помашете нам рукой, ладно?

— Да, спасибо, Марк.

— Не за что. Идите.

Синди подошла к двери, открыла ее, заглянула внутрь, потом обернулась и помахала им с веселой улыбкой, после чего скрылась в глубине клуба.

Марк тут же повернулся к Энн, наставил на нее указательный палец и сказал:

— А ты держись отсюда подальше.

Она оттолкнула его палец.

— Кончай вести себя как гестаповец.

— Тебе что, жить надоело?

— Я не говорила, что собираюсь идти туда.

— Но и не сказала, что не пойдешь.

— Зато сказала, что ты не имеешь никакого права указывать мне, что делать, а чего не делать.

— Я стараюсь, чтобы тебя не зарезали, не задушили или…

— Или — что?

Он выругался в сердцах и выехал на оживленную улицу. Энн понятия не имела, куда они едут, пока машина не уткнулась во что-то напоминающее каретный сарай. Марк вышел из машины, обошел ее и открыл Энн дверцу. Пока она выбиралась, он достал из багажника несколько пакетов. До Энн донеслись соблазнительные ароматы, и она осознала, что страшно голодна.

— Что это? — спросила она.

— Каджунско-китайская кухня.

Она расхохоталась.

— Клянусь.

Это действительно была «каджунско-китайская» кухня. Через несколько минут они миновали каретный сарай, превращенный в гараж, садик, обнесенный стеной и коваными решетками, фонтан и оказались на широком крыльце, которое вело в красиво отделанный старинный дом: ему было не меньше двухсот лет. Стены гостиной были заняты книжными стеллажами. Напротив камина стояли чудесные кожаные диваны, в углу — музыкальный центр и прочая аудио — и видеотехника.

Место было и красивым, и уютным. Пройдя через гостиную в столовую, Энн услышала, как Марк возится в кухне. Войдя туда, она увидела огромное помещение с разделочным столом размером с небольшой остров, медными кастрюлями и сковородками, развешанными по стенам, и выгороженным для завтраков уголком. Марк разливал чай со льдом по стаканам и расставлял тарелки на столе.

— Это твой дом?

— Да. Садись.

— Это приказ?

— Приглашение.

Она села. Он открывал коробки. В них были цыплята в остром соусе, рис, красные бобы, говядина в апельсиновом соусе, зеленые бобы и брокколи. Настоящий пир ароматов. Название ресторана, откуда прибыла еда, значилось на коробках — «Вонг Сар-тес, каджунско-китайская кухня».

— Вонг мой друг, — сказал Марк. — Он великий повар, вот увидишь. Его отец — уроженец Дельты, каджун, а мама — китаянка.

Энн поняла, что надо улыбнуться.

— Ты знаешь все рестораны в Новом Орлеане?

— Многие.

Он, похоже, тоже умирал от голода. Наложив себе полную тарелку, он уплетал за обе щеки, наблюдая, как она осторожно пробует блюдо за блюдом, а потом начинает есть со все большим аппетитом.

Раз уж я здесь, подумала Энн, нужно извлечь из этого максимум пользы. Загадочная кухня Вонг Сартеса определенно была лучше больничной еды.

— Итак, каковы твои планы? — спросил Марк.

— Относительно чего?

— Относительно сегодняшнего вечера.

— Ты хочешь сказать, что мне будет разрешено уйти? Я думала, что я твоя женщина. Это ведь твой дом, а ты уже привык диктовать мне, что я должна делать.

— А если я скажу тебе остаться, ты останешься?

— Я… я думаю, мне сейчас не следует поддаваться чувствам. Особенно по отношению к тебе.

— Вот как? Значит, если я попрошу тебя остаться, это тоже не возымеет действия?

— Я только сказала…

— А не допускаешь, что я стараюсь быть с тобой для твоего же блага? Я не сказал тебе еще, что Грегори потерял сознание там, в Дельте, не потому, что на него свалилось дерево.

— Но если так много неясного, ты можешь арестовать теперь Джона в любую минуту?

Он отложил вилку, отпил чаю из стакана, потом встал, поднял ее на ноги и поставил лицом к себе.

— Итак, ты не хочешь поддаваться чувствам, — сказал он.

— Ты делаешь мне больно…

О Господи, да, он делал ей больно. Он так прижимал ее к себе, что, казалось, ткань ее одежды вот-вот прожжет огонь, исходивший от его мощного тела. Она почувствовала, как восстает его плоть. Запустив пальцы ей в волосы, он откинул ее голову назад, его губы были в дюйме от ее рта.

— Не поддавайся чувствам, пусть это будет только секс, — сказал он.

— Я не хочу…

Его рот! Он приник к ее губам. Открытый, сильный, язык проник внутрь, он двигался там, и его руки…

Вдруг она почувствовала, что ноги ее оторвались от земли. Марк стремительно нес ее через дом. Ее бедра обвились вокруг его талии. А потом она упала в какое-то уютное гнездо. Его кровать. Бедра стали гибкими, как змеи. Она смотрела ему прямо в лицо. Юбка задралась до самой талии, она слышала, как позвякивает пряжка — он расстегивал пояс на брюках.