— Он так и сказал.

— Так что же случилось? — растерянно спросила Энн.

Мама Лили Маэ откинулась на спинку дивана и пожала плечами:

— Я не знаю. Знаю только, что ее что-то тревожило. Она встречалась с кем-то еще… Честно говоря, Джина встречалась со многими, но кем бы ни был человек, который вызывал ее тревогу, ее отношения с ним оказались слишком серьезными. В день своей смерти она приходила ко мне. Спрашивала, выходить ли ей замуж за Джона Марсела, сможет ли он любить ее, зная, какую жизнь она прожила. У нее было столько мужчин.

— И что вы ей сказали?

— Я сказала, что человеку не обязательно любить ее прошлое, чтобы любить ее саму. И посоветовала ей выходить за Джона. Покончить со старым и выйти за него.

— И она…

— Она, как мне показалось, была счастлива услышать это. Но все равно была какая-то взволнованная. Она собиралась покончить с этим старым любовником. Я не знаю, кто он, не спросила, потому что не чувствовала, что ей грозит опасность. — Она снова покачала головой, на сей раз с глубоким сожалением и смущением. — Прозрение… интуиция… Прекрасные качества, когда они срабатывают. Я не увидела того, что ее ждет. Меня, наверное, ослепляло ожидание счастья в ее глазах.

— Но вы так же, как и я, уверены, что Джон, хотя и был залит ее кровью, не убивал Джину.

— Я знаю, что он не убивал. Я также знаю, что вы считаете своим долгом это доказать. В этом нет необходимости. Полиция найдет ответы на все вопросы.

— Полиция уже приговорила Джона.

Мама Лили Маэ твердо произнесла:

— Правда всплывет. Думаю, вы подвергнете себя опасности, если не отступитесь. Сидите лучше в больнице. С Джоном. Уговаривайте его вернуться к жизни. Не вступайте на дорожку, где свободно гуляет смерть.

— Значит, вы думаете, что мне угрожает опасность?

— Конечно, угрожает. Джон невиновен, виновен кто-то другой.

— Интересно, поэтому ли мы нашли куклу по дороге сюда?

Мама Лили Маэ нахмурилась:

— Куклу?

— Да. Она была на дереве. — Энн достала из кармана маленькую измятую куколку. — Вот эту. Это я?

Мама Лили Маэ, все так же нахмурившись, взяла у нее куклу.

— Это я? — повторила Энн.

— Да, вполне вероятно.

— Откуда она взялась? Кто повесил ее на дерево?

— Не знаю.

— И что это значит?

— Это предупреждение. Это…

Внезапно Мама Лили Маэ в смятении уставилась на дверь. Потом торопливо сунула куколку в карман юбки.

Испугалась чего-то?

Там кто-то был. Кто-то…

Зловещий.

Энн почувствовала, как волосы зашевелились у нее на затылке. Она сидела лицом к Маме Лили Маэ и не могла видеть дверь со своего места. На секунду она застыла, ощутив смертельную опасность, как будто нож мог вонзиться ей в спину в любой момент.

Она вскочила, резко обернулась, отчаянно готовясь встретить любую угрозу лицом к лицу.

В дверях стоял мужчина. Сначала она не разглядела его лица в неверном свете керосиновых ламп. Только фигуру — высокую и сильную.

Мама Лили Маэ шумно выдохнула.

Мужчина сделал шаг в комнату.


Марк спешил, время от времени поглядывая на небо. Летом солнце должно было садиться позже. Но приближающаяся гроза накрыла небо покровом темноты. Поднимался ветер.

Марк был недалеко. Уже недалеко. Он увидел маленький грот из сплетенных над водой корней, оттуда начиналась дорожка. Он видел лодки, вытащенные на берег.

Его волнение достигло такого накала, что он готов был задушить Энн в этот момент. Что заставило ее отправиться сюда, не сказав ни слова полиции?

То, что они не хотели слушать ничего о невиновности Джона Марсела?

Я и сейчас не уверен в ней! Полуправда, странные совпадения, вот все, чем мы располагаем, подумал Марк.

Но ей не следовало ездить сюда. Он должен ее найти. И привезти обратно. Он хочет задушить ее…

Обнять ее снова.

Берег был уже перед ним.

Надо бы выключить мотор, в лопасти могут попасть корни. Но он ждал до последнего момента и вырубил его лишь тогда, когда определил, что инерции движения хватит для того, чтобы лодка воткнулась прямо в берег. Марк спрыгнул прямо в ил и вытащил лодку на берег. Грегори следовало бы придумать что-нибудь получше, чем привозить ее сюда.

Грегори думал, конечно, что сумеет защитить ее. Наверное, считал, что здесь, в топях, он в безопасности, он ведь так хорошо их знает.

Именно так решил Марк и быстро зашагал по илистой дорожке, просвечивающей сквозь воду. Дом Мамы Лили Маэ был впереди.


Грегори и Синди сидели у самой воды. Солнце начало опускаться за горизонт. Собиравшиеся в небе тучи, казалось, придавливали его.

— Странно, правда? — сказала Синди. — Такое впечатление, что Мама Лили Маэ хочет сказать ей что-то, чего мы не должны знать.

— Может, Мама Лили Маэ считает, что каждый должен знать только то, что ему положено, — предположил Грегори. Он обнял Синди за плечи. — Не беспокойся. Она с тобой тоже поговорит. И скажет тебе то, что нужно знать тебе.

— Надеюсь, — пробормотала Синди.

— Правильно надеешься, — твердо сказал Грегори. Он посмотрел, как она встает, потягивается, потом перевел взгляд на воду и бросил камешек.

— С ума здесь можно сойти, — пожаловалась Синди.

Он бросил еще один камешек. «Синди, тогда тебе не нужно было ехать со мной, я ведь не обещал тебе здесь развлечений», — подумал он.

— Признаю, я слишком нетерпелива. Ты же меня знаешь. Я люблю действовать, двигаться.

— Тогда представь себе, что ты танцуешь для вон той рыбки.

— Грегори.

— Синди, она пробудет там не так уж долго.

— Я немного подвигаюсь, чтобы размять ноги. Чуть-чуть пройдусь.

— Не надо, Синди. Останься здесь.

Через несколько секунд он вдруг осознал, что она ему не ответила. Он обернулся. Ее не было, словно она исчезла в кустах. Или в серой, накатывающей волне тумана, предвещавшего грозу и темень.

— Дьявол бы их всех побрал! — выругался Грегори, вставая. — Синди, черт тебя возьми, вернись сейчас же!

Но она не отвечала.

— Синди, вот паршивка! — пробормотал он себе под нос. — Синди!

И опять никакого ответа.

Проклиная все на свете, он пошел искать ее.


Человек вошел в круг света. Черты его лица проявились. На какой-то момент из-за игры теней ей показалось, что лицо закрывала маска, олицетворяющая зло.

Тени улеглись.

Никакой маски не было. Напротив, перед ней стоял, в сущности, очень красивый мужчина.

И все же…

Что-то недоброжелательное было в его лице, какая-то зловещая аура исходила от него. Энн пожурила себя за глупость.

Она знала, кто это.

Его показали ей в «Аннабелле» и сказали, что это Жак Морэ. Он прошел через дверь и теперь стоял в комнате, уставившись на нее.

Даже здесь, среди болот, он был изысканно одет: светло-серый костюм из легкой льняной ткани, темная шелковая рубашка. Теперь он смотрел в упор на Маму Лили Маэ, она — на него.

Потом его глаза, сверкавшие в тусклом свете, как кристаллы, сосредоточились на Энн.

— Миссис Марсел, я Жак Морэ, — любезно сказал он и, подойдя, протянул руку.

Она приняла ее, но ей тут же захотелось немедленно вырвать свою ладонь. Он был слишком красив с этой своей неискренней улыбочкой. Скользкой, подумала Энн. И взгляд у него был такой же скользкий, как улыбка, — эдакий красавец с обложки журнала. Улыбка казалась заученной, видно, он слишком часто пускал в ход свое обаяние.

— Я так много слышал о вас от разных людей. Очень приятно с вами познакомиться.

— Никакого сюрприза — Жак знал, что вы приедете, — сказала Мама Лили Маэ.

— Мама Лили Маэ, что примечательно, доводится мне прапрапратетушкой, как и Джине.

— Весьма примечательно, — согласилась Энн. Действительно. Как в арабской страшной сказке, когда оказывается, что героиня превратилась в женщину из кобры.

— Сегодня у Мамы Лили Маэ был трудный день. Очень длинный. С этими похоронами. Она, конечно, не хочет показаться негостеприимной, но вы должны понять, как ей было тяжело выдержать…

— Да, конечно, — ответила Энн.

— Я выдержала немало за столько лет, знаешь ли, — сказала Мама Лили Маэ. Голос ее звучал резко. Похоже, она, как и Энн, еще не оправилась от внезапного появления этого человека.

— Вам следует уйти, миссис Марсел, — невыразительно сказал Жак Морэ.

— Жак! — перебила его Мама Лили Маэ. — Это мой дом…

Казалось, Жак Морэ ее не слышал и продолжал:

— Вы чудесная женщина, миссис Марсел. Маленькая, изящная. У вас такая прелестная шейка. Сейчас опасное время. Вам не следует здесь находиться.

— Она моя гостья, — возразила Мама Лили Маэ.

— Мама Лили Маэ, вы устали, измучены! — настаивал Жак.

— Я чувствую себя прекрасно!

Стараясь не выдать своего испуга, Энн посмотрела на нее. Старая женщина действительно выглядела усталой и измученной. Энн вспомнила, сколько ей лет.

Мама Лили Маэ уже сказала ей все, что могла.

И ей очень не нравился Жак Морэ.

Захотелось снова оказаться в надежной компании Синди и Грегори. Ей просто нестерпимо захотелось быстро умчаться от этого человека.

Она надеялась, что, когда будет проходить мимо, он не прикоснется к ней, не остановит.

— Что ж, — сказала она с преувеличенной храбростью и решимостью, — Мама Лили Маэ, вы чудо, я с нетерпением буду ждать возможности нарисовать ваш портрет. Мне, наверное, действительно пора, — она подошла к Маме Лили Маэ, — даже несмотря на то, что я действительно ваша гостья. — Она тепло обняла старую женщину, испытывая неприятное чувство лишь оттого, что на этот момент пришлось повернуться к Жаку Морэ спиной еще раз.

Это он убил Джину? Он был ее дальним родственником и любовником и ни за что не хотел согласиться, чтобы она перестала встречаться с ним потому, что влюбилась в кого-то другого?

Эта мысль не казалась невероятной. Энн вполне могла себе представить, как он в ярости всаживает нож в Джину. Как раз в тот момент, когда она ждала Джона. А Джон мог видеть, что произошло, и попытаться помочь ей. И тогда убийца напал и на него…