Было около шести, когда она почувствовала, что кто-то стоит у нее за спиной. Стоит уже давно и наблюдает за ней. До нее донесся очень слабый, приятный запах лосьона после бритья.

Этот запах ему подходит, подумала она. Лесной аромат. Терпкий, но не слишком обволакивающий.

Она нисколько не удивилась, когда увидела лейтенанта.

Однако, почувствовав, как слезы наворачиваются ей на глаза, она всполошилась.

— Пойдемте, хватит, — голос его звучал неожиданно мягко, — все не так уж плохо.

Она судорожно сглотнула.

— Для вас. Газеты целиком на вашей стороне. Джон Марсел — чудовище.

— Он еще может оправдаться.

— Может оправдаться, — передразнила она. — Он в коме, а газеты его уже приговорили.

— Он выйдет из комы и защитит себя.

— Да, — неуверенно согласилась она.

— Так в чем же дело? Вы выглядите совсем разбитой. Сдались?

Она резко обернулась и увидела на его лице уже знакомую полуулыбку.

— Вы решили, что он невиновен?

— Нет. А вы решили, что он виновен?

— Нет!

Он пожал плечами:

— Ну что ж, значит, предстоит борьба. А вы к ней, кажется, не готовы.

Она возмущенно подняла бровь.

— Вы выглядите разбитой, — повторил он. — Вчера вечером мне показалось, что вам лет тридцать. Сегодня утром вы выглядите на все сорок.

Энн с интересом уставилась на него.

— Лейтенант, это грубо.

— Простите, — хмыкнул он.

— Кстати, вы тоже отвратительно выглядите.

— Знаю. Моя внучка сообщила мне об этом.

— У вас есть внучка?!

Он снисходительно улыбнулся и подошел ближе к кровати, на которой лежал Джон, оплетенный множеством трубок и подсоединенный ко множеству медицинских аппаратов. Она невольно напряглась.

— Пожалуйста, э-э-э, поосторожнее.

— Миссис Марсел, уверяю вас, я не собираюсь отключать его от жизненно важных приборов. Хотите верьте, хотите нет, я сам мечтаю, чтобы этот человек выжил.

Посмотрев на Джона, он перевел взгляд на нее:

— Он выкарабкается.

— Вы действительно хотите, чтобы он выжил?

— Да, хочу.

— Чтобы иметь возможность обвинить его.

— Если он виновен. Если нет, он может сообщить что-нибудь важное.

— А он знает… что-то важное?

— Должен. Он уже говорит.

— Говорит? Занятно, — подозрительно сказала Энн. — И что же он говорит?

— Он говорит, что вам нужно выйти отсюда. Пройтись по улице, подышать воздухом, вдохнуть аромат цветов. Посидеть в кафе на улице, выпить кофе с молоком и съесть пирожное, печенье, сыр, взбитые сливки, шоколад — словом, поесть. Чтобы вернуть румянец своим щекам и покой душе.

— Я не в том настроении, чтобы слоняться без дела.

— Я не предлагаю вам слоняться без дела. Я сам хочу выпить кофе с молоком.

— Это приглашение, лейтенант? — удивленно поинтересовалась она.

— Именно.

— Вы собираетесь допросить меня с пристрастием?

— Думаю, позднее вас достаточно будут допрашивать с пристрастием. Я применю к вам лишь пытку кофеином и холестерином.

— А что скажет ваша жена по поводу того, что вы угощаетесь кофеином и холестерином в обществе бывшей жены предполагаемого убийцы?

— Будь Мэгги жива, она бы согласилась с тем, что вы остро нуждаетесь в этих компонентах. Ну что, идем?

Вид у нее все еще был очень подозрительный, и она отдавала себе отчет в том, что от него это не укрылось. Но он протянул руку, чтобы помочь ей встать, и, поколебавшись немного, она ее приняла.

Его пожатие было сильным. Властным. Ей показалось, что через его руку в нее вливается новая сила. Ей действительно нужно было выпить кофе. Не больничную бурду из бумажного стаканчика, а настоящего новоорлеанского кофе. Горячего, смешанного с дымящимся молоком.

Его рука, на которой покоилась ее собственная, была загорелой, с коротко остриженными, чистыми ногтями.

— Я…

— Да?

— Я не уверена. Вы знаете какое-нибудь местечко, где было бы тихо, но чтобы оттуда открывался приятный вид, чтобы там варили убийственно крепкий кофе и подавали что-нибудь неправдоподобно сладкое на десерт?

— Знаю.

— Уверены?

— Миссис Марсел, я знаю город как свои пять пальцев.

— Вы — местный?

— Настолько местный, что порой даже больно становится.

— Но поблизости от больницы нет таких мест.

— Я на машине.

Она продолжала колебаться.

Он нетерпеливо вздохнул:

— Миссис Марсел, вы меня боитесь?

— Разумеется, нет. Я только опасаюсь, что вы будете пытаться заставить меня сказать нечто, что повредит Джону. Вообще-то вы очень милый человек.

— Может, это и правда, но…

— Но?

— Я люблю, когда мои противники лягаются и вопят, сопротивляясь. Однако поскольку вы совсем без сил, то в настоящий момент нет такой опасности. Пора. Идем?

У нес не было никаких оснований доверять ему.

Но он потянул ее за руку, чтобы заставить встать. Рука у него оставалась твердой, и от нее по-прежнему шло тепло, придававшее силы.

— А вам не надо идти на работу или куда-нибудь еще? — в последний раз попыталась она воспротивиться.

Он замялся, но лишь на секунду, потом сказал:

— Я работал полдня и, возможно, потом еще вернусь на работу. Пошли.

Отпустив ее руку, он пропустил Энн вперед. Обернувшись, она бросила прощальный взгляд на Джона.

Казалось, он мирно спит.

И прикосновение руки было неожиданно приятным.

Несмотря на то что она принадлежала лейтенанту Орлиный Глаз.

Пусть Энн и была полна сомнений, но в этот момент ей захотелось поверить в их перемирие…

Глава 6

Синди явилась в клуб рано, ей нужно было подправить кое-что в своем белом костюме. А кроме того, она не могла оставаться одна.

В клубе царило затишье. Эйприл, которая предпочитала за меньшую плату танцевать в дневную смену в обмен на то, что ее номера ставили в вечерней пораньше, была на сцене одна. По будням до девяти, а по выходным до десяти часов выступления шли под фонограмму, пока не приходили музыканты группы «Дикси-бойз». В баре толпились дневные посетители, заходившие сюда выпить с друзьями по дороге домой, большей частью добропорядочные работающие белые — состоятельные мужчины, которых дома ждут жены и дети. Это была приличная, трезвая публика, и хотя танец Эйприл порой вызывал фривольный посвист там и сям, в основном эти респектабельные мужчины, некоторые приходили с подругами по работе, хотели насладиться музыкой, танцем и атмосферой клуба и вели себя тихо и прилично.

Грегори сидел в баре над недопитым стаканом. Он был прилежным оркестрантом, часто приходил загодя, чтобы проверить инструменты или порепетировать что-нибудь новенькое в задней комнате, которая когда-то была каретным сараем, а теперь служила репетиционным залом и складом вещей для всех работавших в клубе.

Грегори редко выпивал в баре, разве что кока-колу.

Увидев, что он в одиночестве предается размышлениям, Синди подошла к нему и взобралась на высокий табурет рядом.

— Грегори, — осторожно окликнула она.

Он кивнул:

— Привет, детка.

— Ты в порядке?

Он снова кивнул:

— Да, а ты как?

— Жутко, — призналась Синди.

— Да, жутко. Я бы сказал, чертовски жутко. Выходит, нет буквально никаких гарантий, знаешь ли. — Он невидяще уставился на сцену. — Мне не хватает ее. Уже не хватает. Я скучаю по ней, потому что в последнее время она была такой счастливой. Потому что она… она верила!

Синди сжала его ладони в своих.

— Мне ее тоже не хватает.

— Я думал, она будет такой счастливой! Думал, у нее будет все, чего она хотела. Сколько друзей толпилось вокруг нее, сколько людей ее любили! Черт, она встречалась со многими парнями, но этот… Мне казалось, он другой. Ведь он художник, знаешь ли. И я думал, что он действительно любит ее, хочет жениться, будет хорошо с ней обращаться и все такое. Проклятие, Синди, я считал, что он совсем не из той шушеры, с которой она якшалась полжизни, не из тех подонков, что обижали и оскорбляли ее!.. И вот приходит такой приличный, казалось бы, парень, понимающий… — Он запнулся и затряс головой, словно никак не мог поверить в то, что случилось. Потом его лицо исказила гримаса отвращения, он запрокинул голову и одним глотком опорожнил свой стакан, в котором, судя по виду, был бурбон со льдом. Вся его мощная фигура содрогнулась. — И этот приличный парень убивает ее.

Синди колебалась:

— Может, несправедливо так сразу обвинять именно его?

— Разве ты не читала газет?

— Читала, но ее мог убить и кое-кто другой, Грегори. Я знаю, что иногда… ну, я не могу сказать точно, что там произошло, только она ведь встречалась и с Хэрри Дювалем.

— Да, она продолжала с ним встречаться. И я думаю, что Хэрри мог оказаться таким подонком. Для него Джина никогда не была единственной, но и отпускать ее он ни в какую не желал. — Большие темные глаза Грегори блуждали, красивое черное лицо осунулось. — Я тоже в первую очередь подумал на Хэрри.

— Ну и?

— Он клянется, что не делал этого. Он меня подозревает.

— Тебя?!

— Да.

— Боже мой, что ты такое говоришь?

— Конечно, я тоже поклялся, что не делал этого.

— Если бы можно было спросить Джона Map-села, — сказала Синди, — голову даю на отсечение, он тоже поклялся бы, что не виноват.

— Не сомневаюсь, — угрюмо согласился Грегори и протянул стакан бармену Луису, чтобы тот наполнил его снова. «Джек Дэниелс» с черной этикеткой.

Интересно, удастся ли его немного придержать, подумала Синди.

Закусив нижнюю губу, она смотрела, как он пьет. Грегори был другом Джины, не более того, но он по-настоящему любил ее.

— Странно, что…

— Что? — встрепенулась Синди.

— Я ужинал с ней. Как раз перед тем, как это случилось. Я был с ней… И я знаю, что она с кем-то встречалась после моего ухода.

— С кем? — Синди недоверчиво схватила его за руку. Грегори вздрогнул: