Наконец, мы вырвались из леса на дорогу, и Кини замедлился до рыси, потом перешел на прогулочный шаг, а затем остановился. Я стряхнул руку Лукаса и соскользнула с лошади вниз на асфальт, чуть не упав при этом, прежде чем сумела поймать равновесие.

— Псих! — задыхаясь, выкрикнула я, все еще трясясь от страха, после такой езды. — Ты мог нас обоих убить!

Лукас, качнувшись, слез со спины Кини, едва услышав мой праведный гнев. А потом, когда он заговорил, его слова ошарашили меня:

— Ты там что-нибудь ела? — требовательно спросил он.

— Что? — хмуро спросила я. — Когда?

— Сейчас! Ты ела что-нибудь, попав в этот лес?

— Нет, конечно, нет, я ничего не ела! — ответила я.

— Маленький народец не предлагал никакой еды?

— Нет, — сказала я. Но мой разум вернулся к тому, как я почти легла и уснула внутри кольца фей. Этот факт теперь одновременно и пугал, и настораживал. Я бы, конечно, не справилась сама, не появись Лукас.

— Слава Богу! Эти чертовы феи опасны, Жасмин, ты должна быть осторожна с ними! Нельзя в одиночку бродить в этих горах после полуночи. Это небезопасно! Глядя на тебя, просто чудо, что с тобой ничего не случилось в этот раз!

— Что значит, глядя на меня? — спросила я. — Какое это имеет отношение к нашему делу?

— Из-за своего альбинизма ты очень похожа на царевну-лебедь, — сказал он. — Вот почему любая горная ведьма забрала бы тебя к себе, и они попытались бы украсть твой голос. Но даже для нормального человека... — Он покачал головой, махнул рукой в сторону леса и продолжил: — Эти горы пересекаются с царством фей. Люди плутают несколько часов, а когда все-таки находят дорогу, то, оказывается, что это дорога фей, и все они хотят задержать у себя несчастного путника на годы. Если съешь еду фей, которую они предложат, то попадешь в ловушку, из которой не сможешь выбраться и останешься у них навсегда. Какого черта ты вообще ушла с дороги?

— Моя машина сломалась, — сказала я неопределенно, не желая ничего говорить про маленькую лошадку. — А потом я услышала пение.

— Пение? — резко спросил Лукас. — Что за пение?

— Оно и привело меня в то кольцо фей. Мне показалось, что оно исходило из черной розы.

— Это лебединая песня пыталась общаться с тобой, — сказал Лукас. — Вы связаны.

— Как я могу быть с ней связанной?

Он посмотрел на меня и сказал уклончиво:

— Ну, у тебя, очевидно, есть определенная степень ясновидения, иначе ты бы не попала в волшебное царство. Сама лебединая песня оттуда, таким образом, она, вероятно, смогла общаться с тобой, пока ты была там. Она хочет, чтобы ты её нашла. — Он умолк, а потом резко спросил: — Что у тебя в руке?

Я с удивлением посмотрела вниз и обнаружила, что моя рука все еще сжата. Когда я разогнула пальцы, то увидела на ладони пять лепестков, которые подобрала на поляне перед тем, как туда ворвался Лукас.

Я опять сжала кулак, надеясь, что Лукасу не удалось увидеть содержимое моей руки. Они для меня ничего не значили, но вдруг это была подсказка или послание от кого-то, а я не хотела, чтобы об этом узнал Бен.

— Я провожу тебя к машине, — холодно сказал Лукас.

Я смерила его ледяным взглядом.

— Откуда ты знаешь, где она?

— Она стоит вон там, не так ли? — сказал он, указывая вниз на дорогу.

Я обернулась и опешила, увидев свою машину. Она стояла совсем недалеко, хотя мне казалось, что мы ускакали из волшебного царства в противоположном направлении. Мы определенно вернулись не туда, откуда я пришла... Я попыталась убедить себя, что просто заблудилась в лесу. Поэтому у меня в голове путаница.

Но потом я заметила замки — оба, Нойшванштайн и Хоэншвангау — подсвеченные синим и оранжевым светом прожекторов в горах. Они стояли там, где и было положено.

— Их... их там не было, — выдавила я, таращась на замки с изумлением. — Я потеряла их из виду. Вот почему я заблудилась.

Я огляделась по сторонам. Может, кто-то специально переместил машину. Но дорога вроде бы была прежней — длинная и прямая, покой ее охраняли высокие сосны, выстроившиеся как сторожа, по обе стороны от неё. Я уж было приготовилась быть высмеянной Лукасом за свое нелепое предположение, дескать, замки исчезли на какое-то время, но он лишь сказал:

— О чем я и толкую. Ночью здесь все меняется. Давай, вернемся к твоей машине.

— Это бесполезно, она сломалась.

— Что ж, поглядим, — ответил он.

Я не доверяла Лукасу, и мне было неуютно находиться с ним один на один посреди гор, но какой у меня был выбор? Обратно убежать в лес, куда глаза глядят? В общем, я пошла вместе с ним, Кини поплелся следом за нами. Цоканье его копыт меня почему-то даже успокоило, может, потому, что я уже давным-давно ассоциирую лошадей с чувствами счастья и удовлетворения жизнью.

Пока мы шли, я искоса рассматривала Лукаса. На нем было длинное черное пальто, похоже, его собственное, а не Бена, потому что рукава ему были в пору.

— Я так понимаю, твоя рука почти зажила, — сказала я, нарушая молчание. На самом деле, судя по тому, как мы скакали на Кини, не знай я о его руке, так и не подумала бы, что она была повреждена.

— Мы быстро восстанавливаемся, — ответил он, бросив взгляд на меня.

Я подумывала спросить его, знает ли он, куда делся Бен, и почему он так беспощадно разделался с моей скрипкой. Но тут же отмела эту мысль, настолько она показалась мне ненавистной. Это было кощунством, то, что он сделал. А значит, Бен не был достоин того, чтобы я даже думала о нем. Кроме того, неважно, где был он, лишь бы подальше от меня. Поэтому я только спросила:

— Ты был на озере, когда Лиам ночью приходил туда с другими людьми?

Лукас коротко кивнул.

— Был.

— Ты видел, что произошло?

— Ты спрашиваешь, видел ли я, как Лиам и Эдриан убивали лебедя? Да, видел. И я вмешался, пусть и поздно.

— Вмешался? — повторила я. А потом мои глаза сами собой сощурились, когда я вспомнила рассказ Эдриана про рыцаря, которого он видел той ночью... больше двух метров ростом... и сам Лукас упоминал, что впервые встретил Лиама на озере Альпзее — и что у них возникли «разногласия»...

— Это ты затащил Лиама и Эдриана в озеро и чуть не утопил их. — Это был даже не вопрос, а утверждение, не терпящее возражений. Неожиданно мне самой стало непонятно, как же я раньше этого не заметила. Я должна была сразу догадаться, как только узнала об истинной природе Лукаса.

— Правильно, — сказал он спокойно, без каких-либо явных признаков стыда или сожаления.

— Ты не собирался их топить или просто немного просчитался? — спросила я ледяным тоном.

— Нет, я не собирался их топить, — сказал он спокойно. — Несмотря на то, что оба они были плохими людьми.

Не делай глупостей, велела я себе, когда мы остановились у машины. Ты здесь с ним, вокруг больше нет ни одной живой души. Только не выкинь какую-нибудь дурость. Я уставилась на снег, чтобы не смотреть на Лукаса, и мои мысли сосредоточились на маленькой тропке крошечных следов от копыт, рядом с которыми остались и мои. И те, и те исчезали в лесу. Это определенно было то самое место, где я оставила машину, но замков раньше видно не было.

— Очевидно, тогда, тебя еще не изгнали, — сказала я, проигнорировав его предыдущее замечание и пытаясь говорить ровным голосом. Нельзя было поддаваться эмоциям.

— Нет. Меня изгнали после инцидента с твоим мужем.

Я подняла на него глаза.

— Они наказали тебя за то, что ты сделал? — уточнила я, в глубине души порадовавшись этому факту.

— Нет, они наказали меня за то, чего я не сделал. Видишь ли, у нас око за око. Лиам убил одного из наших лебедей, в отместку, я должен был убить его. Вот как все устроено у нас. Мы связаны жесткими правилами.

— Так почему ж не убил?

— Временная ошибка в суждении, наверное, — ответил он. — Но, знаешь ли, меня вообще не очень прельщает убивать людей. И я не против людей как таковых, в отличие от большинства рыцарей. Наверное, я над ними просто сжалился, хотя они этого и не заслужили. Но оглядываясь назад, скажу, что утони Лиам той ночью в озере, это уберегло бы многих от большого количества бед. Тем более, если учесть, что он и так умер через год.

Во мне вскипели ярость и ненависть так быстро, что я подняла руку и замахнулась, чтобы влепить ему пощечину, ничуть не заботясь о том, что он может ударить меня в ответ. Но он перехватил мое запястье, чем взбесил меня еще сильнее, поэтому я попыталась пнуть его коленкой, но он ловко увернулся, а затем резко развернул меня и прижал к машине.

— Успокойся, — сказал он, почти умоляюще. — Прости за все, через что тебе пришлось пройти, Жасмин. Бен хороший человек, а вот Лиам был жестоким, эгоистичным ублюдком.

— Он был моим мужем! — проорала я, и мой голос эхом разнесся по округе, спугнув с ветки птицу с ближайшего к нам дерева. — И будь он так плох, как ты утверждаешь, неужели, я бы не заметила? А? Как считаешь? Ты сам не знаешь, что за чушь несешь! Это Бен — чудовище! Это он несколько часов назад уничтожил мою скрипку! Я знала Лиама много лет, еще до нашей свадьбы и видела, какой он добрый, порядочный, благородный человек! У тебя нет права лгать мне прямо в лицо о нем, и неважно, сколько людей попытается меня убедить в этом, я не поверю ни единому их слову! Я знаю, кто такой Лиам! Все, что ты о нем знаешь — неправда!

Я готова была подписаться под каждым произнесенным мною словом. Это все они ошибались, а не я. Я никогда не стану сомневаться в Лиаме, как бы они ни старались. Я его знала — знала еще маленьким мальчиком, который наблюдал со мной за феями в конюшне, а потом, позже — мужчиной, в которого влюбилась;  мужчиной, купившим мне скрипку; мужчиной, который заставлял меня чувствовать себя красивой, любимой, даря чувство защищенности. Эти чувства были реальными, и я не стану в них сомневаться — и неважно, что мне придется узнать о Лиаме по окончании своих поисков. Ничто не заставит меня разлюбить его.