Я затолкала воспоминание куда подальше и решила сосредоточиться на том, чтобы не отстать от Бена, который шагал сквозь толпу, не желая тратить время на разглядывание красивых ларьков. Вместо этого он направился прямиком в кафе «Металлофон»[8] на пятом этаже здания, прямо напротив ратуши. Так уж случайно вышло, что нас усадили за столиком у окна, прямо напротив часов, которые собирались отбивать полдень, и нам открывался прекрасный вид на механические фигурки курантов, собирающиеся вот-вот исполнить свой танец, к восхищению толпы туристов, собравшейся внизу на улице. Это было такое облегчение, оказаться в столь радостном и приятном месте, после ужасной лаборатории, что я почувствовала прилив теплоты по отношению к Бену. Какой же он молодец, что привел меня сюда.

— Неужели Джексон рассказал ту же версию?

— Более или менее. Только он утверждал, что это Эдриан и Лиам убили птицу. Я было подумал, что он все выдумал, но теперь, когда Эдриан подтвердил историю...

Еще несколько месяцев назад я бы ни за что не поверила в эту сумасшедшую историю, независимо от количества людей, способных её подтвердить. Но с тех пор я видела лебедепад на кладбище и галоп черного коня по палубе «Королевы Мэри», взявшегося из ниоткуда и растворившегося в воздухе.

— Может, это Эдриан с Джексоном убили лебедя, — сказала я.

Бен приподнял бровь.

— Вероятнее всего, это были Лиам и Эдриан, так как именно их утащили в озеро.

— Не могу поверить, что Лиам убил лебедя, пусть даже случайно.

Бен уставился на меня, а потом, спустя мгновение, невесело рассмеялся.

— Значит, в волшебных лебедей ты веришь, а то, что Лиам мог кого-то убить, никак не укладывается у тебя в голове?!

— Очевидно же, что мне трудно принять и волшебного лебедя, и рыцаря! — раздраженно сказала я. — Но Лиам любил животных — он бы никогда никому не причинил вреда!

— И все же, Эдриан Холсбах точно был там той ночью, — спокойно сказал Бен. — И как ты объяснишь присутствие Лиама, если не веришь, что они втроем хотели изловить лебедя и препарировать его позже в немецкой лаборатории?

— Не знаю, но должно быть другое объяснение, — стояла я на своем. — Лиам  никогда бы не ввязался ни во что подобное.

— Как же, — угрюмо хмыкнул Бен. — Что ж, может, ты и права. Может быть, они просто выдумали эту историю, и на озере не было ничего такого. Но ты ошибаешься насчет любви Лиама к животным. Он их терпеть не мог. В детстве я много раз его ловил за тем, как он мучил насекомых в саду. Он ставил на них ловушки. Однажды даже кролика поймал. Его, похоже, завораживала их борьба за жизнь.

— Ах, не говори ерунды! — От такого наглого вранья меня аж передернуло. Я знала Лиама с четырехлетнего возраста и всегда видела только его бережное отношение к животным. Я не понимала, зачем Бен выдумывает такое о Лиаме. Чего он хочет этим добиться? Неужели он не понимает, что я никогда не поверю в это?

— Вы так и не завели животное, — холодно напомнил он.

— В смысле?

— После свадьбы. Если Лиам так любил зверюшек, то почему вы так и не завели домашнее животное?

Мне стало неуютно. Я нахмурилась. Мы купили собаку сразу, как только переехали в новый дом, только вот что странно, она тут же невзлюбила Лиама. Он не мог даже приблизиться к животному — собака рычала на него и, в конце концов, мы были вынуждены найти псу другой дом. А еще я вспомнила, что Лиам вдруг с неохотой стал кататься на лошадях дедушки и бабушки, а прежде он очень любил эти прогулки... Но Бен не мог ничего этого знать, поэтому я просто ответила:

— Это было не самое подходящее время, чтобы заводить домашних животных.

Губы Бена дернулись, искривившись в полуулыбку, но он ничего не сказал. А тут и еда наша подоспела.

— Лиам был счастлив? — спросил Бен, как только официантка ушла.

— Что?

— Последний год — Лиам был счастлив?

— Да, мы оба были счастливы.

Пока мы ели, он задал мне еще несколько вопросов о Лиаме и нашей жизни, и я поняла, как мало он на самом деле о нас знал. Я подумала, что, видимо, это связано с их ссорой, после которой они почти не общались, и ему просто хотелось узнать побольше обо мне и Лиаме.

— Как это было?

— Ты о чем?

— Помолвка. Я всегда считал, что вы просто друзья.

— Так и было. Но он купил мне электроскрипку, — сказала я и рассмеялась. — Как можно было не влюбиться в него?

— Лиам купил тебе скрипку? — Бен приподнял бровь.

— Ну да, — ответила я. — Он знал, как сильно я хотела электронную скрипку, и вот, однажды удивил меня, подарив её.

— Классный инструмент, — сказал Бен и тише добавил: — Ты прекрасно играешь.

— Спасибо, — ответила я, приятно согретая его более добрым обращением со мной, чем он выказывал обычно.

— Значит, ты уже бывала в Мюнхене? — сменив тему, непринужденно спросил он.

— Один раз. Мы с Лиамом ездили два года назад отдыхать.

— Понятно. Понравилось?

— Очень, — ответила я, выглядывая в окно на Мариенплац, вспоминая, как мы прогуливались с Лиамом по этой площади.

— Жасмин, — сказал Бен, спустя мгновение. Я повернулась к нему. Его голос мне показался каким-то странным. И смотрел он на меня как-то чересчур пристально. — После свадьбы, — медленно проговорил он, — Лиам не изменился?

— Изменился? — Гм, я нахмурилась. — В смысле?

Бен сделал рукой какой-то неопределенный жест, а потом подался вперед.

— Ты знала его очень давно. И после свадьбы наверняка заметила какие-то перемены в нем. Может быть, в мелочах. Может быть, что-то изменилось на какое-то время, а потом опять вернулось в норму. Подумай! Должно быть хоть что-нибудь!

Я пристально вгляделась в Бена, стараясь, чтобы мое выражение лица не дрогнуло. Да, я заметила кое-какие изменения. Мелочи, и Бен не мог о них знать. В конце концов, Лиам был Лиамом, та же внешность, тот же голос... Сначала я обратила внимание на его привычку складывать использованные чайные пакетики в раковину, а не выбрасывать их в мусорное ведро. А потом он начал оставлять поднятой крышку унитаза. А потом — оставлять свою одежду брошенной на полу в кучу, вместо того, чтобы убирать её в шкаф или класть в стирку, как делал прежде. Я посчитала, что он просто начал лениться. Хотя стоило мне только сказать ему об этом, как он сразу же перестал так делать.

Но еще я заметила, что и целовать он стал меня по-другому. Не хуже, не лучше. По-другому.

Сначала я думала, это из-за его разбитой губы. Лиам подрался с пьяным гостем, когда ходил к автомату с кубиками льда. Это случилось во время нашего медового месяца на Карибах. Человеческая натура причудлива, подобные вещи кажутся просто чудовищными, если они совершаются преднамеренно, а не являются результатом несчастного случая. Для нападения на Лиама не было никаких серьезных причин, наверное, просто пьяный гость специально искал неприятностей, но его в итоге спугнула шумная группа туристов. Лиам вернулся в номер с опухшим глазом и разбитой губой. Нанесенные ему травмы оказались несерьезными, ему даже не потребовалось накладывать швы, и все же, к моему удивлению, вся эта история меня ужасно расстроила. Лиам тогда немного выпил и, упади он с лестницы, я бы, скорее всего, какое-то время беспощадно глумилась над ним. Но при мысли о том, что кто-то избил его, мне делалось дурно. На следующее утро глаз так распух, что он с трудом его приоткрыл.

Он сказал мне, что администрация отеля выгнала дебошира, и мне даже стало жаль, что я не видела этого, а то огрела бы того придурка чем-нибудь тяжелым. В общем, сначала я считала, что его поцелуи не такие как прежде, из-за разбитой губы. Но даже, после того, как она зажила, я все равно чувствовала — что-то изменилось. И теперь, когда я об этом думала, все больше убеждалась, что изменения произошло еще до Карибов. Возможно, удар в лицо вообще тут был ни при чем.

Безумные прыжки с парашютом определенно начались еще до нашей свадьбы. Помню, как прикалывалась над ним, что, мол, будь мы постарше лет эдак на десять-двадцать, то я списала бы это на кризис среднего возраста. И он больше не хотел заводить домашних животных и, как мне сейчас кажется, больше не стремился общаться с лошадьми...

Не знаю, об этом ли говорил Бен, но маловероятно — кроме внезапного интереса к экстремальным видам спорта — чтобы об этом знал кто-то еще, кроме близкого человека, который жил с ним рядом.

— Не знаю, — наконец ответила я. — Может быть, незначительные мелочи. А почему ты спрашиваешь?

— Просто подумал, что ты что-нибудь заметила, вот и все, — ответил он раздраженно. — В конце концов, пока вы были женаты, с ним много чего происходило в то время.

Похоже, Бен решительно настроился — бить по моим самым уязвимым местам, да еще и все время старался врезать посильнее. Чем же я могла ему так насолить. Но насколько я помнила, мы даже ни разу не поссорились. Не было причин.

— Что верно, то верно, но однажды ночью он постучал не в мою дверь, чтобы попросить о помощи, — огрызнулась я. Этот факт меня мало радовал, но может быть хоть он заставит Бена почувствовать себя чуть хуже. И я была рада увидеть, что мое замечание достигло своей цели. Вот именно, хватит уже искать соринку в чужих глазах, когда у самого навалом бревен.

— Расскажи, чем ты занимаешься, — сказала я, чтобы сменить тему, прежде чем он смог бы высказать еще один неприятный аргумент.

— Тебе будет скучно, — резко ответил он.

— Поживем-увидим, — выдавила я сквозь стиснутые зубы. Наверное, он считал, что у меня концентрация внимания, как у комара.

— Ну, я работаю. — Он пожал плечами. — Все.

— Ты можешь заниматься архитектурой где угодно, почему ты переехал в Германию?

Он на какое-то время замолчал, а потом ответил.

— Встретил кое-кого.