Ингварр погладил девушку по плечу, словно извиняясь за то, что на какое-то время оставляет ее одну.

— Ингварр! — крикнула она ему вслед, когда он уже успел отойти на пару шагов.

Викинг обернулся.

— Ты тоже будь осторожен, — с холодной улыбкой промолвила Руна и, игнорируя его гневный взгляд, нырнула в толпу и затерялась в ней.

Наконец-то она одна! Девушку охватило радостное волнение. Наверное, так чувствовал себя Ариен, когда забирался в трюм «Ловца ветров».

Несколько минут спустя Руна с любопытством протиснулась в двери трактира. Здесь внутри было так же людно, как и на рынке. Вдоль стен тянулись длинные скамейки, а между ними стояли грязные, покрытые жиром столы, уставленные тарелками, мисками и кружками. Люди сидели вплотную друг к другу, а в середине и вовсе стояли. Женщины носили доски, на которых лежало жаркое; по вискам у них ручьями стекал пот. Многие из посетителей принесли свои кружки и ножи и теперь доставали их из карманов. Здесь было шумно, слышались смех и болтовня, временами переходившая в громкие споры.

Но куда подевались музыканты? Руна протискивалась сквозь толпу, пока не добралась до них. «Толстяк» опустился за один из столов и посадил свою спутницу себе на колени. Они жадно глотали куски хлеба, которые макали в подливку от жаркого, и запивали их большими глотками пива. В одном из углов зала потрескивал огонь большого очага, над которым двое юношей жарили на вертелах свиней. Жир с шипением капал на раскаленные угли. От одного этого зрелища Руне стало жарко, и она немного раздвинула полы накидки.

— Играйте, играйте! — крикнул кто-то из толпы.

Музыкант поднял руку. Сперва ему нужно было подкрепиться.

В конце концов Руне все же удалось отыскать свободное место в углу. Она протиснулась между двумя столами и села около хорошо одетого господина. Он сразу же начал украдкой ее разглядывать. Руне это не понравилось. Если он собирается к ней приставать, она быстро отобьет у него охоту это делать. Мужчина подозвал кивком одну из девушек и заказал жаркое из поросенка, а к нему — хорошего вина.

Когда все это принесли и поставили перед ним, Руна увидела, что тарелки на самом деле были плоскими хлебными лепешками. Она проследила, какие именно монеты мужчина дал девушке, и попросила для себя то же самое. Когда ей — спустя вечность — наконец-то принесли еду, она знала, чем за нее платить. Голодная Руна набросилась на жаркое. Оно было нежным и сочным. Пропитанный подливой хлеб тоже таял во рту.

Спустя несколько минут Руна заметила, что незнакомец все еще следит за ней странным взглядом. Потому что она ест, как мужчина, а не как дама? Девушка мрачно уставилась ему в глаза.

— Смотри за своим хлебом, — процедила она сквозь зубы.

В ответ на это мужчина имел дерзость громко рассмеяться.

— В том-то и дело. — Он поднял ножик, которым разрезал жаркое на мелкие кусочки, и показал им на ее хлебную тарелку. — Никто не ест этот хлеб, только то, что в мисках, разве ты не видишь?

Он снова поднял нож и обвел им зал.

Руна испугалась.

— А что не так с этим хлебом? На вкус он очень хорош.

— Здесь принято отдавать хлеб из-под жаркого бедным. Каждый вечер приходит кто-нибудь из монастыря и забирает его, чтобы разделить между нуждающимися. Откуда же ты, раз ничего об этом не знаешь? Судя по твоему акценту — издалека.

Милостивая Фрейя! Кто бы мог подумать, что она себя выдаст!

— Вместо хлеба я оставлю бедным половину жаркого, — горделиво промолвила Руна и отодвинула свою еду в сторону.

Она бросила на мясо еще один грустный взгляд, но затем заметила, что музыкант поднялся и тряхнул плечами, заставив колокольчики громко зазвенеть. Шум утих, и он начал прохаживаться по залу, крутя ручку своего инструмента. Все уступали ему дорогу. Низким голосом мужчина завел застольную песню. При этом он корчил такие гримасы, что зрители не могли не засмеяться. Его босая спутница выплясывала вокруг него. Когда она приближалась к мужчинам, пальцы некоторых из них то и дело тянулись к изгибам ее тела. Женщина танцуя уворачивалась от них, а особенно дерзких била по рукам деревянным обручем, на котором висели колокольчики покрупнее.

Толстяк позаботился о том, чтобы люди в центре зала расступились, освободив достаточно пространства. Когда он допел, женщина вытащила свой инструмент, положила его себе на плечо и, подняв изогнутую палочку, заиграла печальную мелодию. Затем она запела. Эта песня проникала Руне прямо в душу. Как и остальным посетителям. В трактире воцарилась тишина. Женщина пела о рыцарях Круглого стола, которые отправились в Иерусалим на поиски Святого Грааля.

Руна понятия не имела, о чем идет речь, но описание мужчин — красивых, сильных, мужественных, благородных — заставило ее подумать о Роуэне. Мысли девушки устремились к англичанину, и музыка теперь доносилась до нее словно сквозь туман. Громкие аплодисменты зрителей заставили ее вздрогнуть от неожиданности.

— Прекрасно! — Сосед Руны постучал по столу костяшками пальцев, а другой рукой поднес ко рту вино. — Тебе так не кажется?

— Отчего же.

Руна увидела юношу, который обходил зрителей с шапкой в руках. Каждый бросал в нее монеты. Сосед Руны тоже не скупился. Девушка нырнула рукой под плащ и замерла. Ее кошелек исчез.

Однако кинжал был на месте. Руна молниеносно вытащила его из ножен и ткнула острием в бедро мужчины.

— Верни мне мои деньги, — спокойно произнесла она. — Или ты никогда не забудешь этот день.

— Ради Бога, убери кинжал, — пробормотал мужчина.

По его испуганному лицу было видно, что он понимает, о чем идет речь.

— Кинжала ты не заметил, верно? Давай живее, иначе…

— Пенни за пение прекрасной Анны! — крикнул юноша, державший в руках шапку, и склонился над столом Руны.

В то же мгновение его глаза расширились от ужаса.

— У этой женщины кинжал!

От этого вопля у Руны зазвенело в ушах. События разворачивались так стремительно, что осознать их было невозможно: вор кричал, что она не желает платить за еду; двое мужчин отодвинули стол в сторону, чтобы убедиться в существовании кинжала. Руна пожалела, что взяла с собой именно это оружие; его ценность сразу бросалась в глаза. В зал, бранясь, вбежал мужчина, с ног до головы покрытый пятнами крови и жира, очевидно хозяин. Юноше теперь приходилось обороняться против кого-то, кто пытался вырвать у него из рук шапку с деньгами, и внезапно в переполненном помещении трактира воцарилась полная неразбериха. Руна, мысленно выругавшись, попрощалась со своими деньгами, прыгнула на стол и устремилась в сторону выхода. Руки посетителей тянулись к ней, но она ловко уворачивалась. Один из мужчин, не испугавшись кинжала, набросился на девушку. Спустя мгновение его щеку украсила кроваво-красная царапина.

— Черт с тобой, проклятая баба! — прорычал он.

Руна выбежала наружу и вскоре затерялась в рыночной толпе.

Чтоб они все замерзли в Нифльхейме! Девушка со злостью стукнула кулаком о стену.

Хорошо еще, что Ингварр не стал свидетелем ее позора.

Руна не могла его найти. Ни у ворот, которые были заранее оговоренным местом встречи, ни на рынке, ни на близлежащих улочках.

Ну хорошо. Руна осторожно прогуливалась туда-сюда, поглядывая на проходящих мимо людей — нет ли среди них кого-нибудь из трактира, кто мог бы узнать ее и снова поднять шум. На рыночной площади она обнаружила парочку музыкантов, но ни «толстяк», ни женщина ее не заметили и поэтому не стали звать вооруженных мужчин, которые по двое ходили вокруг и вмешивались, если где-то возникала потасовка. Желудок Руны снова заныл от голода. Ну ничего, солнце уже садилось; скоро они снова будут в лагере. Там, конечно, не было свежего жаркого, но на вяленую рыбу, овечий сыр и хлеб она могла рассчитывать.

Осматривая город, девушка зашагала в направлении крепости Иэна Маккалума, отца Ательны. Крепость стояла на высоком холме. Узкая, окруженная стенами дорога вела наверх, а ворота, с которых она начиналась, хорошо охранялись. Еще здесь была колокольня, которая возвышалась над остальными домами и все же казалась неприметной.

Оставив позади пару кривых улочек, Руна снова оказалась на рыночной площади и, как назло, очутилась неподалеку от входа в трактир. Девушка остановилась, раздумывая, что лучше: повернуть назад или просто пройти мимо. Старик, который с самого утра сидел здесь у стены и попрошайничал, наморщил лоб. Но если он и узнал Руну, то решил промолчать. Девушка с благодарностью кивнула старику и пожалела, что не может дать ему ни монеты.

Тучный монах, тяжело ступая, прошел мимо нее. Он тащил за собой тележку и остановился у трактира. Вместо того чтобы войти, как любой другой посетитель, монах постучал. Хозяин тут же открыл: видимо, он ждал этого визита.

Руна опустила голову. Никто не обращал на нее внимания. Она отошла в тень и стала наблюдать за происходящим. Хозяин трактира скрылся внутри и вскоре вернулся со стопкой пропитанных мясным соком лепешек. Три раза ему пришлось уходить и возвращаться, чтобы наполнить тележку едой для бедняков. Затем монах развернулся и с пыхтением отправился в обратный путь.

Монастырь (его наружную часть) Руна уже видела — они отыскали его сразу же по прибытии в город. Но как этот хлеб раздавали нищим? Приглашали их внутрь монастыря? Девушка решила это выяснить. Возможно, в монастыре знали, где граф Истфилдский прячет убийцу, поэтому осмотреться там еще раз не помешает. Незаметно следуя за монахом, Руна представляла, как по счастливой случайности похищает оказавшегося в монастыре брата Окснака и привозит его в лагерь.