Екатерина Вересова - Жаркие объятия разлуки

— А у меня будут еще дети? — встревоженно спросила она.

— Будут, будут… — успокоила ее медсестра. — Тебе повезло — сам Потемкин дежурил. Он такой врач, что из других районов к нему на прием записываются…

И вдруг Вероника разом все вспомнила. Вот она сидит в своей палатке — сонная и вялая… Вот приходит соседка-хохлушка — и просит ее последить за колготками… Потом — резкая боль в животе… И с этого момента она уже ничего не помнит. Сколько сейчас времени? Вероника с трудом подняла левую руку — пластмассовые часы были на месте. Пять часов вечера! А как же ее товар? Да еще и эти дурацкие колготки, за которыми она обещала приглядеть…

Вероника собрала все силы, которые у нее были, и встала. Она обнаружила, что одета в выцветший, невероятно застиранный халат, цвет которого ее мама определила бы выразительным словечком «псивый». Пуговиц на нем не было, только две оборванные веревочки.

— Туалет — в конце коридора, — не поворачивая головы, сказала медсестра.

— Скажите, а где моя одежда? — тихо спросила у нее Вероника.

— А тебе на что?

— Понимаете, мне очень надо уйти.

— Не дури. Куда ты пойдешь такая? Тебя же ветром с ног свалит. Отлежись хотя бы до вечера.

— Это мои проблемы… — вздохнула Вероника. — Так где одежда?

— Иди к старшей сестре и пиши расписку, там и получишь… — сдалась медсестра и напоследок смерила Веронику сочувственным взглядом, после чего покачала головой. — Куда только матери смотрят… — проворчала себе под нос она.

Заканчивался последний вечер, когда Вероника могла ночевать у тети Тамары… Она уже обещала ей, что завтра уйдет на квартиру. Вещи были собраны — Вероника убрала даже полотенце из ванной. Сегодня она из принципа не пойдет мыться перед сном. Вообще не зайдет больше в ванную… Если бы не было так опасно ночью на улице — она бы с удовольствием осталась ночевать прямо здесь, во дворе. Прижалась бы покрепче к Тому — и уснула…

Только недавно Вероника немного отошла от последствий наркоза. Целый день она пребывала в странном, полусонном состоянии — пока ехала из больницы на рынок, пока долго разбиралась с Галиной и соседкой-хохлушкой, сколько товара пропало по ее вине и сколько и кому она должна теперь денег. У Вероники не было сил ни спорить, ни оправдываться. Кроме нее самой, в этой истории не был виноват никто. На все истерические вопли с украинским акцентом она только молча кивала, а с Галиной ей хватило короткого разговора по существу.

— Постарайся вернуть в течение недели, — сказала ей Галина. — Иначе ты меня сильно подставишь…

Про квартиру и ночевку Вероника теперь заговорить с ней просто не решалась. О продолжении работы на рынке тоже не могло быть и речи. Снова надо было что-то решать…

Вдруг Веронику окликнул чей-то знакомый голос, и одновременно с этим Том радостно залаял. Вскоре возле качелей появилась неуклюжая виляющая хвостом Глафира, а за ней и хозяин — в неизменном белом спортивном костюме.

— Привет! — сказал он. — Наслышан, наслышан про твои подвиги…

— Извини, — холодно отозвалась Вероника. — Так уж получилось. Хорошей протеже из меня не вышло…

— Да ладно. Все ерунда. Как будто я Вальку не знаю. Он же психопат. Припадочный. Мы еще когда учились на физтехе, он такой же был. Два года уже психоаналитик к нему ходит… Я-то думал, он получше стал. А, видно, толку от этого мало… — Анатолий с досадой махнул рукой. — Знал бы, что он такой же остался, не стал бы тебя подставлять. Так что, — он развел руками. — Это ты меня извини…

— О чем речь! — вымученно улыбнулась Вероника и поймала себя на том, что использует любимые словечки Максима.

Внезапно она вспомнила свой недавний «наркотический» сон. Таких реальных снов ей не приходилось видеть еще ни разу в жизни. Максим был во сне совсем как живой, да и все остальные тоже…

— Ну и как ты тут жила — выкладывай, — сказал Анатолий, пристраиваясь на соседние качели.

— Долго рассказывать, — отвернулась Вероника. — Лучше ты скажи — куда пропал вместе с собакой?

— А мы с ней отдельно пропали. Собака — на дачу, а я — в Европу, по делам. Помнишь, как у Жванецкого — «Мне в Париж по делу, срочно…». Вот так и у меня.

— Понятно… — печально вздохнула Вероника.

— А что это ты такая грустная? Пойдем ко мне кофе с коньяком пить? Теперь, надеюсь, уже не испугаешься идти ночью к малознакомому мужчине? Я достаточно хорошо себя зарекомендовал?

— Вполне, — сказала Вероника и поднялась с качелей. — Пошли. Кажется, кофе с коньяком — это то, чего я хочу сейчас больше всего на свете…

Анатолий взял на поводок Глафиру, и они не спеша отправились к подъезду. Дом был высотный, с консьержкой и домофоном. На первом этаже располагался холл, щедро увитый живыми и искусственными растениями. Там стоял большой кожаный диван, два кресла и журнальный столик. Для дежурной имелся небольшой телевизор. Когда Анатолий с Вероникой зашли в подъезд, пожилая консьержка вежливо поздоровалась и с интересом проводила их глазами до лифта.

«Скорее всего она решила, что я его любовница», — подумала Вероника.

— А ты не боишься, что она расскажет твоей жене, что ты водишь домой на ночь глядя каких-то неопознанных девиц? — шепнула Вероника Анатолию, когда они зашли в лифт.

— Не, не боюсь… — ответил Анатолий, и Вероника так и не поняла: то ли он был уверен, что консьержка не проболтается, то ли его жена относится к таким вещам спокойно.

Анатолий нажал на кнопку с цифрой 10, двери плавно закрылись, и лифт мягко пошел вверх. Одновременно с этим Вероника почувствовала, как в груди ее закопошились знакомые скользкие щупальца. «Надо немного перетерпеть, совсем немного…» — беззвучно зашептала себе под нос Вероника. На всякий случай она зажмурила глаза и попыталась представить себе, что она сидит на освещенном солнцем морском берегу, а возле ее ног плещутся ласковые волны… Они все не приезжали и не приезжали на десятый этаж — ей казалось, что прошла уже целая вечность.

И вдруг лифт рывком остановился. Повисла странная, напряженная тишина… «Почему же не открываются двери?!» — Вероника почувствовала, что она уже близка к истерике. Когда она решилась приоткрыть глаза, то обнаружила, что в лифте погас почти что весь свет.

— Вот черт, — проворчал Анатолий. — Кажется, застряли…

— Застряли? — с тревогой спросила Вероника. — Господи, Боже мой… Что же делать? Что же делать? Я больше не могу… — Вероника бросилась к сомкнутым дверям и попыталась обеими руками раздвинуть их в стороны.

— Что ты делаешь?! — вскричал Анатолий. — Это же опасно…

Он попытался оттащить Веронику от дверей, но не тут-то было: она начала истерически визжать и цепляться ногтями за стены.

— Успокойся! Успокойся ты, дура! — Анатолий кое-как сгреб ее своими мускулистыми руками и прижал к себе. — Ты что — припадочная, что ли?

— Пусти! Пусти меня, идиот! — ничего не видя и не слыша, визжала Вероника, пытаясь укусить его за руку. — Спасите! Выпустите меня отсюда! Я не хочу! Мама-а-а!

Каким-то чудом Анатолию все-таки удалось нажать на кнопку вызова лифтера. Вероника продолжала извиваться в его руках и звать на помощь. Он уже не обращал внимания на ее крики и только отдувался, чтобы удержать эту взбесившуюся фурию. Силы его были уже почти на исходе, как вдруг Вероника внезапно затихла и стала медленно оседать на пол. Анатолий поспешно подхватил ее, сел на корточки в угол кабины и усадил ее к себе на колени. Белокурая голова безвольно поникла и склонилась к нему на плечо.

Неожиданно Анатолий почувствовал острую нежность к этой девушке. Он легонько похлопал ее по щеке и шепотом окликнул:

— Вероника! Вероника! — Но она не отзывалась.

Тогда он приподнял ей пальцем веко — открылся белок закатившегося глаза. Нет, девочка не разыгрывала его — с ней действительно случился обморок. «Бедняга», — подумал Анатолий и ласково погладил ее по золотистым волосам…

Уже второй раз за сегодняшний день Вероника возвращалась из бессознательного состояния к реальности. Но на этот раз возвращение было более приятным.

Вместо обшарпанной больничной палаты Вероника увидела роскошный интерьер отделанной по европейским стандартам квартиры. Она полулежала на мягком уютном диване, под спину была заботливо подложена расшитая золотыми нитками велюровая подушка.

Огромная комната показалась ей светлой и какой-то полупустой. Потом она поняла: здесь не было привычной для большинства квартир монолитной «стенки». Стены и высокий потолок были оклеены простыми белыми обоями. Возле одной стены стоял небольшой изящный шкаф с застекленными полками — содержимое его составляла посуда и бутылки со спиртным. В другой стене в нише был устроен узенький открытый стеллаж, на полках которого теснилось множество мелких безделушек — видимо, сюда ставились сувениры, привезенные из разных стран. Кроме этого, в комнате имелся телевизор с видео и музыкальный центр. Скупость обстановки немного оживляли картины на стенах: оранжевые фигуры крутобедрых обнаженных женщин в разных позах. Вероника пригляделась и обнаружила, что художник забыл нарисовать им лица. Когда Анатолий зашел в комнату с подносом в руках, Вероника лежала и меланхолически переводила глаза с одной картины на другую.

— Нравится? — спросил он. — Это рисовал один мой знакомый художник. Кстати, он тоже родом с Сахалина — твой земляк.

— А почему у него такая странная подпись — Хо? — слабым голосом спросила Вероника.

— Он кореец. — Анатолий поставил поднос на низенький лакированный столик. — Хо — это часть его имени.

— Понятно… — Вероника опустила глаза, а потом снова подняла взгляд. — Слушай, ты извини меня, что все так получилось. Я тебе потом как-нибудь объясню…