Вероника решительно распахнула дверь и вышла на террасу. При ее появлении оба вздрогнули от неожиданности и повернули головы. Не успел никто из них открыть рта, как Вероника бросилась к милиционеру.

— Товарищ милиционер! — стараясь не срываться в истерику, начала она. — Спасите меня, прошу вас! Этот человек привез меня сюда без сознания и теперь держит под замком и заставляет на него работать…

— Что это ты несешь, чмо болотное! — тут же вскинулся Пахан. Он был вне себя от гнева. — А ну пошла обратно в койку — и пока не расплатишься за своего дружка — о свободе и не заикайся! — Широким торсом он преградил ей путь к милиционеру.

— Какого еще дружка?! — задохнулась Вероника.

— Слышь, Володь, гуляли в Невельске, так подельник ее ушлый обчистил мою тачку — и ноги! А я эту курву портовую за шкирку — и с собой. Денег нет, так с паршивой овцы хоть шерсти клок…

Милиционер стоял и с интересом слушал, оценивающе разглядывая Веронику. Казалось, он с трудом сдерживает смех.

— Это неправда! — закричала она. — Не верьте ему, товарищ милиционер! Он врет!

— Выбирай выражения, шалава! Кто это тебе врет? Кто это врет?

— Он все врет! — забыв обо всех угрозах, продолжала кричать Вероника. — Он украл меня после землетрясения! Он мародер!

— Что?! — взвизгнул Пахан и, подойдя, схватил Веронику спереди за футболку. При этом он больно ущипнул ее за грудь, но она не издала ни звука.

— То, что слышал! Я видела все твои «трофеи»! Мародер проклятый! — В голосе ее уже слышались близкие слезы.

— Ты че, Володь, будешь еще ее слушать — эту шалаву портовую? А ну пошла в койку — встала в стойку… — Пахан грубо отшвырнул Веронику к двери.

— Ну послушайте меня, товарищ милиционер, послушайте… — продолжала кричать Вероника, но милиционер теперь уже в открытую улыбался, как будто Пахан здорово его позабавил.

— А че, Володь, может, ты тоже не прочь с ней покувыркаться, а? Смотри — девка-то видная, ноги из подмышек… — Пахан подошел поближе и начал игриво тыкать своего гостя в бок.

Милиционер расплылся в похабной ухмылке.

— Да какой там — видная… Ни спереди, ни сзади… Сама еще небось недавно титьку теребила. Не, Леха — мне надо, чтоб баба в соку была — толстая, жаркая… А свою малолетку сам дери, да смотри поаккуратней, а не то об кости поранишься… — И страж порядка рассыпался мелким визгливым смешком, обнажившим гнилые зубы.

— Но послушайте! Вы же не можете так просто взять и уйти! — выкрикнула из своего угла Вероника. — Он все вам врет! Я не проститутка!

— Молчи, сука! — Пахан схватил первое, что ему попалось под руку — а это был стоящий у порога резиновый сапог, — и изо всех сил швырнул им в Веронику. Она увернулась. — С тобой мы еще потом поговорим, курва! — И он снова повернулся к милиционеру. — Ты, слышь, Володь, если что — заглядывай… Палатки я скоро открою — вот только разгребут там немного… Кольку из вашего отделения вчера видел — бегает все, шустрит… А ты только дай знать — я тебе все что хочешь достану — не сомневайся… Все между нами, по-свойски… Ну, пока, корешок, не пропадай. — И Пахан старательно закрыл за ним дверь.

Постоял у окна, проследил, пока уедет милицейский «газик», а потом уже повернулся к Веронике. Он мог бы ничего и не говорить — лицо его выражало все без слов. Вероника вжалась в стену. Пусть лучше сразу. Одним ударом. Она ведь так и хотела — забыться и ничего не чувствовать.

Но на этот раз Пахан не подарил ей такую возможность.

— Значит, в кладовке шарила, сучонка? — тихо, но злобно спросил он, продолжая медленно надвигаться на Веронику.

Она промолчала.

— Я тебя спрашиваю, дрянь! — взревел Пахан и залепил ей подряд несколько оглушительных пощечин.

Вероника не издала ни звука — только поправила волосы.

— Ты сам оставил дверь открытой, — пожала плечами она. — Я просто зашла туда убраться и увидела.

— И что же ты увидела?

— Сам знаешь, что.

— Мародер, говоришь, да? Да ты сама каждый день все это жрешь — и не морщишься. Тоже мне, интеллигентка паршивая, чистоплюйка… Пошла! — Он повернул ее к двери и наподдал пинка.

Вероника перелетела через коридор и больно упала на живот. Увидев поверженную жертву, Пахан моментально озверел. Рывком выдернув из джинсов ремень, он принялся хлестать им Веронику — к счастью, через одежду. Она, как могла, закрывалась руками, но, помня о данном себе обещании, стиснув зубы, молчала. Давай, старайся, грязный подонок! Воплей о пощаде ты не услышишь! Тварь! Неизвестно, сколько продолжалось избиение, но, как только оно закончилось, негодяй потащил Веронику в спальню. Она притворилась, что потеряла сознание. Бросив безвольное тело на кровать, принялся грубо стаскивать с Вероники одежду. Она едва удерживалась, чтобы не морщиться от прикосновений его гадких толстых пальцев. За что, за что все это ей!

К счастью, на этот раз мерзавец, изрядно возбудившись во время порки, закончил свое гадкое дело довольно быстро. Грузное его тело прямо на Веронике обмякло, тут же послышался храп — ей пришлось с трудом выбираться из-под этой горы пропахшего потом мяса.

Вероника сразу поплелась в ванную и долго мылась, скрипя зубами от боли, потому что к старым ее болячкам добавились новые. По щекам ее одна за другой сбегали слезинки. Затем она вытерлась, схватила в ком одежду и, прямо голая, пошла к себе на чердак.

За окном уже почти совсем стемнело. Вероника надела рубашку и подошла к открытому окну. Звуки вечера казались привычными и приятными — они были единственным утешением для Вероники в ее постылой тюрьме. Шелест ветра в бамбуках… Мерный шум реки… Изредка — шорох шин по дороге… Вскрики ночных птиц… И вдруг она услышала в этом хоре какой-то новый голос — и он показался ей до боли знакомым. Тонкие, ноющие звуки — будто кто-то плачет… Она прислушалась. Где-то возле реки выла собака. Да-да, точно, собака. И вдруг кровь разом бросилась ей в голову: это скулил Том! Ее Том! Веронике захотелось сразу же закричать во весь голос — Том, Томчик, миленький, но она испуганно прикрыла рот ладонью. Однажды она уже устроила крики, когда проходил рыбак, и это кончилось тем, что проснулся ублюдок. Тем более что ночью каждый звук раздается на всю округу. «Вот именно!» — вдруг осенило ее. Надо просто тихонько позвать Тома — и он услышит. Она как можно дальше высунулась из окна и принялась еле слышно насвистывать. Она часто подзывала Тома свистом во время прогулок. Посвистев немного, она снова прислушалась. Ей показалось, что теперь собачьи завывания слышны поближе. Тогда она еще несколько раз свистнула. В ответ собака (это точно был Том!) тихо, словно поняв, что надо соблюдать осторожность, тявкнула. Лай доносился уже со стороны переката — Том подошел совсем близко. Тогда Вероника решилась и почти шепотом позвала его по имени:

— Том! Том!

И вот он уже зашуршал в лопухах. Даже в темноте его шкура ярко выделялась — еще бы, окрас у него редкий. Сам белый, голова черная с белой звездой впереди (как у коровы), кончики лап — рыжие, а хвост — целиком черный. Когда Вероника вела это чудо на поводке по улице, люди оглядывались и показывали пальцем — особенно дети.

Теперь Том стоял у крыльца и изо всех сил вилял хвостом. Только бы ему не вздумалось залаять от радости! Вероника высунулась еще дальше и тихо скомандовала:

— Ждать!

Быстро накинув на рубашку халат, она осторожно спустилась на террасу и посмотрела на своего любимца. Бедный! Он был такой худой, бока совсем запали, язык свисал из пасти, как тряпочка. Но хвост его при этом вращался со скоростью пропеллера.

Вероника не зажигала на террасе света — главное сейчас не разбудить ублюдка. Если он проснется и обнаружит Тома — он точно его прибьет. В темноте она прокралась на кухню и осторожно, стараясь не шуметь, открыла холодильник. Слава Богу, продуктами в этом доме всецело ведала она. Пахан сюда почти не заглядывал. Она могла спокойно отыскать в нем какую-нибудь еду для собаки.

Через пять минут Вероника стояла у раскрытого кухонного окна с большой миской, от которой шел дразнящий запах борща. Но как дать ее Тому? Если Пахан случайно найдет под окнами пустую миску, он может что-нибудь заподозрить. Пока она стояла и размышляла, изголодавшийся пес сам прибежал на запах, который почуял даже из-за угла.

— Подожди, чертик, подожди, миленький… — шептала Вероника.

Затем она совершила настоящий акробатический этюд: с миской в руках просунула в решетку голову, плечи и торс (не пролезали только бедра), легла животом на подоконник и на вытянутых руках стала держать перед Томом миску. Сначала, радостно повизгивая, тот облизал руки хозяйке, а потом жадно набросился на еду. Пальцы у Вероники моментально занемели, но от счастья она не обращала на это никакого внимания. Значит, не только она осталась жива. Хоть одно родное существо уцелело после этого кошмара…

5

Когда Вероника проснулась, то обнаружила, что сидит на полу возле кухонного окна, положив голову на подоконник. Господи, да она вчера уснула здесь! Вероника вскочила и выглянула в окно — там, на траве, свернувшись калачиком, спал Том. Солнце уже угадывалось за сопкой. Интересно, сколько сейчас времени? Она выбежала из кухни и заглянула в гостиную — стенные часы показывали восемь. Слава Богу, что она проснулась. Обычно в это время Пахан уже будил ее громким стуком в дверь мансарды и начинал собираться на дело, после чего хмурая и заспанная Вероника плелась на кухню жарить яичницу. Каждый раз это заканчивалось слезами — она вспоминала Максима и то счастливое утро — их первое и единственное утро, проведенное вместе… Она изо всех сил пыталась отогнать от себя тяжкие мысли, но ничего не могла с собой поделать.

Вероника прислонила ухо к двери спальни и услышала шорох. Скрипнул стул, затем раздался отдаленный шум воды в унитазе. Значит, Пахан проснулся и скоро выйдет на террасу. Как же сделать так, чтобы он не заметил Тома? Вдруг ему взбредет в голову пнуть приблудную собаку или, чего доброго, пристрелить? Вероника тихонько открыла окно и позвала пса. В ту же секунду Том дернул чуткими ушами и открыл шоколадные глаза. Пышный черный хвост завертелся, как будто кто-то нажал на кнопку «включение». Том склонил голову набок и улыбнулся — Вероника всегда считала это радостное выражение на морде у собак улыбкой.