— Вот мы и на месте, — сообщила его спутница.

На месте были не только они, но и вся пресса Майами. Они протолкались сквозь толпу вверх по лестнице и представились полицейскому, который вел безуспешную борьбу, стараясь не допустить журналистов в здание.

— Поднимитесь на пятый этаж. Увидите дверь с табличкой «Отдел убийств». Детективы и все остальные ожидают вас.

Джонни и адвокат поднялись в старинном лифте. Оптимизм, который они испытывали в такси, улетучился. Джонни разглядывал свои начищенные туфли. Дама-адвокат смотрела на него. Лифт остановился. Дверь с табличкой «Отдел убийств» захлопнулась за ними, и полицейский сержант показал им, как пройти в большой офис. Ему следовало бы быть побольше — такое количество народа набилось туда.

В центре этой толпы сидела Лайза Родригес. Она тихо плакала, но Джонни напомнил себе, что знает ее достаточно хорошо. По его мнению, она способна на любое преступление, включая убийство матери и отца. Слезы соответствовали роли сиротки, которую она играла. Рядом с ней стоял капитан из отдела убийств, явно довольный тем, что оказался в центре внимания. Он хмурился, желая показать, насколько это серьезное дело, но улыбка то и дело прорывалась сквозь его напускную серьезность. По правую руку от капитана располагалась вся команда семьи Арагон. Парень выглядел очень красивым в своем итальянском костюме. Он самодовольно ухмылялся, но только не тогда, когда отец смотрел на него. В такие моменты он рассматривал пол, и лицо у него принимало такое выражение, какое бывает у ханжей в церкви. Его отец, суровый и величественный, был единственным, кто выглядел расстроенным, но даже он, похоже, получал удовольствие… от ощущения своей власти, наверное. Ради таких вот моментов стоило потратить жизнь на то, чтобы заработать сотни миллионов долларов. Деньги существуют как раз для такой вот мощной демонстрации того, что труды его не пропали даром. Квартет адвокатов семейства Арагон, все словно только что из парикмахерской, вертелись вокруг своего хозяина, и самый коротенький и самый суетливый приветствовал прибывший из Нью-Йорка дуэт.

— Ах, мистер Росетти, как хорошо с вашей стороны, что вы приехали сюда, вдобавок так быстро, и мы приветствуем также сеньору Файнштейн, которая представляет фирму господ Фогделя, Сильверберга и еще сотни других, упомянутых в вашем факсе… — Он хохотнул, чтобы показать, насколько свободно он чувствует себя в столь сложной ситуации, — весь тщательно прилизанный, в дорогом костюме, седоватые усики аккуратно подбриты, зубы слегка пожелтели от гаванской сигары, которую он не выпускал изо рта.

— Да-да, такой грустный день для всех нас и, конечно, особенно для сеньориты Родригес… такая ужасная трагедия… — нараспев произнес адвокат.

При этих словах Лайза всхлипнула и спрятала лицо в ладони. Она выглядела совершенно несчастной. В глубине души Лайза пребывала в смятении. Она и сама не знала, притворяется ли, проливая слезы. Свое дело она сделала. Она вскрыла гнойную рану своей ненависти, однако сейчас обнаружила, что облегчение смешалось с непривычной болью. Она думала о своей матери. Как-то так произошло, что чудовищное предательство, которое мать совершила по отношению к отцу Лайзы и к своей дочери, оказалось смыто убийством, совершенным Лайзой. Осталось только ощущение родной крови, более сильное, чем слезы. Лайза была зачата в чреве своей матери. Она была ее частью, и, хотя Лайза ненавидела мать, бывали в те далекие времена и счастливые моменты — на пляже, на Рождество, в Диснейленде. Существовали и другие вещи, о которых Лайза не могла забыть теперь, когда матери нет. Половину своей красоты Лайза унаследовала от матери. Отец, которого Лайза обожала, любил свою жену, хотел, чтобы она чувствовала себя счастливой, жила в радости и достатке… и жила долго. Как он себя чувствует сейчас там, на райских холмах, глядя вниз и видя, что сотворила его дочь?

При этих мыслях слезы полились у нее из глаз с новой силой. Если быть точным, она не чувствовала вины. И даже сожаления. Лайзу мучило какое-то незнакомое ей прежде ощущение — смутное осознание того, что добро и зло перемешались в ее порушенной, но тем не менее победоносной жизни и что, возможно, существует нечто гораздо важнее, чем победа, борьба и достижение поставленной цели.

Лайза сморгнула слезы и оглянулась вокруг — по-прежнему расчетливая, даже в эти минуты душевного смятения. Она не должна позволить этим прекрасным чувствам повредить ей. Ей угрожает смертельная опасность. Пока все идет так, как она задумала, но всякая отсрочка со снятием с нее обвинения — передача дела в Большое жюри, решение полиции продолжить расследование — принесет огромный вред ее карьере. Ей нужно полное оправдание, все иное будет катастрофой. Поэтому Лайза использовала слезы и грусть, которые были не совсем поддельными, с максимальной выгодой для себя. Похоже, это самое разумное, что она могла сделать.


Говорил полицейский:

— Полагаю, я могу объявить, что мой отдел закончил расследование по этому делу; в том числе мы изучили возможность того, что это не был несчастный случай.

Он сделал паузу.

Рыдания Лайзы стали еще громче. Хосе смотрел на нее так, словно перед ним был лик Девы Марии. Даже папаша Арагон, который все-таки имел те же гены, что и его сын, явно был тронут ее горем.

— Однако мы не обнаружили никакого мотива. Кроме того, у нас есть показания единственного свидетеля, мистера Хосе де Арагона, человека, чья семья является столпом добропорядочности в нашем округе. Мы учитываем также личные качества самой мисс Родригес, которой Майами всегда гордится…

Он снова замолчал, оглядывая комнату, чтобы убедиться в том, какое впечатление производят его слова. Все согласно кивали. Выражение лица сахарного барона также говорило о том, что он не забудет оказанной ему маленькой услуги. Адвокат семейства Арагон сиял. Лайза выглядела подавленной масштабом своей личной трагедии.

— Так что позвольте мне сообщить вам, что, по согласованию с отделом медицинской экспертизы и прокурором округа, решено квалифицировать происшествие как несчастный случай, в котором никто не виноват, и мне остается только добавить, что я глубоко сожалею о том, что этот ужасный случай произошел.

Джонни Росетти подумал, что самое время бы откупорить шампанское. Все были счастливы и разве что не поздравляли друг друга. Одна только Лайза казалась отключенной от этих проявлений радости. Джонни восхищался ее искусным притворством — а в том, что это игра, он не сомневался. Он никогда не видел ее такой прекрасной. Перед его мысленным взором предстал контракт с Мэри Уитни, а внутренний голос явственно произнес: «Пять миллионов долларов».

Лайза встала, глубоко вздохнула, по ее телу пробежала дрожь. Сквозь слезы проглянула улыбка, как теплое солнышко сквозь тучи. Она обернулась к капитану из отдела убийств. Лайза знала, чего от нее ожидают. Теперь пришло ее время сыграть свою роль в не выраженной словами и нигде не записанной сделке, которая была только что заключена.

— Позвольте мне просто поблагодарить вас от всего сердца, поблагодарить замечательную полицию Майами и особенно капитана Эрнандеса, который так напряженно и вдумчиво работал, расследуя это дело, и тем не менее всегда был настоящим рыцарем, добрым и внимательным в эти ужасные для меня часы. Я вернулась в Майами потому, что всегда любила это место, а люблю я его потому, что здесь живут такие замечательные люди, как вы, капитан…

Капитан Эрнандес сиял. Позднее его показали по двум местным телевизионным программам новостей. Газета «Геральд» собиралась дать о нем очерк, репортеры кружили вокруг него, как голодные акулы, был уже телефонный звонок от программы «Ночные новости Эн-би-си». Капитан Эрнандес действительно вел себя с Лайзой Родригес как рыцарь, добрый и внимательный, потому что с самого начала этого расследования видел в нем возможность продвижения по службе. Хуан Эрнандес, человек, умеющий держаться, оказавшись в центре внимания, мужчина, знающий, как вести себя с дамой, которую обожает вся испаноязычная Америка. Избиратели не забудут этот случай. Конечно, в настоящем правовом государстве расследования не заканчиваются так быстро. Но дилер всего лишь дилер, а жена дилера всегда считалась его сообщницей. В служебном журнале Эрнандеса в графе «Несчастный случай» — а, вполне вероятно, это действительно был несчастный случай — он хотел бы видеть такие дела почаще.

— И еще я хотела бы сказать, — продолжала Лайза, — как я сожалею, что этот милый юноша по воле случая оказался замешан во все это, и… Хосе, спасибо.

Лайза улыбнулась ему. Хосе ответил ей взглядом рабского восхищения. Лайза почувствовала себя лучше. Раскаяние, если оно имело место, растаяло. К черту их всех! Это ее бенефис! Конечно, остальные участники спектакля подыгрывали ей, как всегда, но все прошло отлично. Это единственный способ увериться, что ты победитель, а победа оправдывает борьбу, тяжелый труд, боль. Толстяк полицейский заработает на ее славе повышение по службе. Балованный богатый мальчишка получил возможность рассказывать своим внукам, как он однажды имел в любовницах супермодель, и все это ценой паршивой моторки. И даже его отец, бросающий на нее исподтишка похотливые взгляды, попытается получить свое. Лайза готова держать пари на месячный доход, что не пройдет и недели, как этот слизняк-мультимиллионер позвонит ей и будет предлагать прогулку на яхте, на самолете, продолжительный уик-энд на курорте. Но Лайза еще не отыграла свой спектакль до конца. Она должна отомстить еще кое-кому.

Потому что здесь, в этой комнате, находился ее старый дорогой друг Джонни. Джонни никогда не насиловал ее в джакузи, но он приучил ее к кокаину, когда ей было четырнадцать, а когда она вошла во вкус, то стал подсовывать ей героин. Он держал ее за руку и показывал, как колоться, а когда она была на пределе, фотографировал ее в таких позах, что их нельзя было бы включить даже в пособие по сексуальным извращениям, которое она однажды прочитала. Она выкарабкалась из этой выгребной ямы вопреки его гипнотическому влиянию и, укладывая кирпич за кирпичом, выстроила свою карьеру, пока не оказалась недосягаемой ни для кого, в безопасности своей крепости из денег и славы.