2

Криста стояла в сторонке, тщательно оберегая свое инкогнито. На ней были синие джинсы, простенькая белая тенниска и поношенные босоножки. Вот это и была подлинная Криста Кенвуд, а в нескольких шагах от нее, за столиком, заваленным книгами, сидел подлинный Питер Стайн. Кристе не понадобилось много времени, чтобы выяснить имя незнакомца, сидевшего в первом ряду на ее выступлении. Еще меньше времени ушло на то, чтобы узнать, что знаменитый писатель будет надписывать свои книги, а потом выступит с речью в местном колледже Майами, где будут происходить главные события книжной ярмарки. Криста была несколько смущена, выяснив, кто этот человек, потому что уже давно преклонялась перед ним. Она прочитала его роман «Затмение сердца» и получила от него удовольствие, какое получаешь от холодного душа, хорошей прогулки или удачной программы по телевидению. Она тут же решила встретиться с ним лицом к лицу, нисколько не обескураженная тем, что накануне во время своего показа публично чуть ли не отдалась ему. Подобные сомнения были участью мелких людишек. Она даже не позаботилась найти какого-нибудь общего знакомого, который мог бы формально представить их друг другу. Вместо этого Криста решила просто встать в очередь, чтобы он надписал ей книгу. Планируя операцию, Криста Кенвуд всегда предпочитала прямую атаку.

Сейчас она находилась футах в пятнадцати от него. Лицо его навело ее на мысль о Христе, но о Христе, скорее раздраженном, нежели распятом. Было совершенно очевидно, что подписывание собственных книг и короткие беседы с почитателями его таланта отнюдь не относятся к любимым занятиям Питера Стайна. К его столу подошел очередной читатель, вытащил из стопки книг одну и благоговейно положил ее перед автором. Криста уже стояла достаточно близко, чтобы услышать отрывки их разговора.

— Кому я должен надписать эту книгу?

Голос Стайна звучал ровно и сдержанно, но это явно требовало некоторых усилий от лауреата Пулитцеровской премии. Возникало впечатление, будто Питер Стайн предпочел бы швырнуть книгу, а не надписывать ее. Криста вдруг заволновалась. Напряжение словно облаком окутывало Питера Стайна. Это ощущалось даже на расстоянии в десять футов.

— Надпишите Лауре, — сказал мужчина.

Фломастер Стайна побежал по странице.

— Нет… да… я хотел сказать «Джону и Лауре», — передумал мужчина.

— Может быть, «Лауре и Джону»? — Стайн сжал губы.

— Нет, лучше будет «Джону и Лауре». Я человек несколько старомодный. — Мужчина засмеялся извиняющимся смехом.

— Но я уже написал «Лауре…» — В словах Стайна прозвучало раздражение.

Воцарилось молчание.

— Может, вы достаточно старомодны, чтобы купить еще одну книгу? — ледяным тоном осведомился Стайн.

Мужчина нервно поежился. Криста улыбнулась. Для писателя Питер Стайн был в неплохой физической форме. Здоровый или, по крайней мере, загорелый, что в Майами было практически одно и то же. Крепко сбитый торс. Широкие плечи, длинная шея, энергичное умное лицо. Карие глаза поблескивали из-под взлохмаченной вьющейся шевелюры, выражение лица то и дело менялось, отражая внутреннее состояние Стайна.

— Итак? — спросил писатель.

— «Лауре и Джону» будет хорошо, — неуверенно ответил мужчина.

— «Лауре… и Джону», — прочитал свою надпись Стайн. — Дамы идут первыми, — пробормотал он про себя.

Эта краткая реплика, подслушанная Кристой, вдруг помогла ей понять очень многое про Питера Стайна. Для него дамы действительно всегда на первом месте. Он вовсе не дамский угодник, но он любит женщин, их общество, их мягкость, их здравый смысл. Он был поджарым и мускулистым, отнюдь не женоподобным, и все-таки в нем не было ничего от самца. Перед ней сидел человек, для которого общая раздевалка в плавательном бассейне — нечто вроде камеры пыток, субботний бейсбольный матч — невероятная скучища, а дружеская фамильярность волосатых грубых мужчин, хлопающих друг друга по спине, — отвратительный фарс. Отлично! Криста сделала шаг вперед. Перед ней оставались четыре или пять человек.

В ожидании своей очереди Криста наблюдала за писателем. Это было весьма забавно — наблюдать за знаменитым, блестящим человеком, которого ты видишь, но который сам тебя не видит. В тот момент, когда глаза их встретятся, правила игры изменятся. Он, разумеется, сейчас же узнает ее, хотя сегодня Криста выглядит совершенно иначе. Он вспомнит их «встречу» на подмостках, и начнется новая, гораздо более сложная игра.

— Я обнаружил в «Мгновениях одиночества» влияние Джойса, — заявил следующий мужчина, подходя к столу Стайна.

Питер Стайн поморщился. По-видимому, он терпеть не мог претенциозности. Но неожиданно его губы дрогнули в лукавой улыбке.

— А кто это — Джойс? — спросил он.

Криста громко расхохоталась, и глаза его тут же обратились к ней. Он увидел ее, и черты лица его моментально смягчились. Она видела, что это случилось, она почувствовала, что это произошло: ее красота нахлынула на него, как волна на песчаный пляж, смыв его раздражение. И он улыбнулся ей, понимая, что его шутка доставила удовольствие им обоим. Потом писатель вернулся к своему занятию. И Кристе стало ясно: он оценил ее как прекрасную женщину, но понятия не имел, что она — Криста Кенвуд. Криста была ошарашена. Ей и в голову не приходило, что он может ее не узнать. Ведь она-то его узнала. Она попыталась как-то объяснить себе это. В конце концов, она тогда была в сценическом гриме и в сверкающем трико. Она скрывалась за маской своей славы, играла роль, которой от нее ждала публика. Теперь же она была самой собой, и разница оказалась огромной, как она всегда и рассчитывала. И все-таки она не могла подавить чувство разочарования. Она выстрелила по этому парню из всех своих орудий, но, судя по всему, не попала в цель. Криста грустно улыбнулась, получив сразу два урока. Первый: хуже ситуации, когда тебя узнают повсюду, может быть лишь ситуация, когда тебя не замечают вовсе. И второй: Питер Стайн, этот умник, этот шутник-острослов и почитатель женщин, — определенно не из тех слабаков, которые обычно поджидают ее за кулисами.

Криста снова прислушалась к тому, что он говорит.

— Проблема влияния весьма сложна, вы не находите? — уже более мягко заметил он. — Я, конечно, читал Джойса. Он мне никогда особенно не нравился. Но ведь, когда тебе что-то не нравится, это тоже своего рода влияние. Не так ли? Влияние оказывает почти все.

— Прекрасно сформулировано, — отозвался мужчина, весьма польщенный.

— Благодарю вас, — говоря это, Питер позволил себе чуть сыронизировать.

Он поднял глаза и снова перехватил взгляд Кристы. Его карие глаза сверкнули. Ее зеленые глаза сверкнули в ответ.

Криста была уже почти у цели и знала, что Питер Стайн ощущает ее близость. Он может не знать, кто она, но он глубоко тронут ее красотой. В этом Криста была уверена. Он продолжал беседовать со своими читателями, но за этим прекрасным высоким лбом блестящий ум Стайна целиком занят ею. Сердце Кристы забилось сильнее. Женщина, стоявшая перед ней, журчала над Стайном, как римский фонтан:

— О, мистер Стайн, вы не можете себе представить, какая это честь — встретиться с вами. Я просто не могу дождаться вашей речи. Я прочитала все, что вы написали, и моя любимая книга…

Писатель не прерывал ее. Он был с ней более приветлив, чем с мужчинами. Поблагодарил и объяснил, что писатели ведут замкнутый образ жизни, им не хватает обратной связи с читателями и как это любезно с ее стороны — найти время сказать ему, что ей нравятся его произведения. Причем он говорил искренне, в этом Криста была уверена. Приоткрывалась еще одна грань личности Питера Стайна… одинокий художник, одолеваемый сомнениями, между тем как он мечет бисер перед свиньями; тонко чувствующий творец, благодарный за то, что кто-то удосужился поблагодарить его.

Криста подошла к столу. Питер взглянул на нее, и улыбка осветила его лицо.

— Почему у меня такое чувство, словно я вас знаю? — спросил он.

На фоне красно-коричневого загара его зубы белели, как алебастр. Криста разглядела несколько волосков около уха, которые он, видимо, не заметил во время бритья. И еще — один глаз у него был явно больше другого.

— Я читала «Затмение сердца», так что у меня тоже такое ощущение, будто я вас знаю, — сказала Криста, глядя ему прямо в глаза. Он пытался выдержать этот взгляд, но все же именно он сдался первым и отвел глаза. Потом он снова посмотрел на нее, но в глазах его возникло некоторое беспокойство.

— Можно ли узнать писателей по их сочинениям? — проговорил он. Это не походило на вопрос.

— Вам виднее. Мне этот роман понравился.

Криста не хотела оказаться вовлеченной в дискуссию. То, что сейчас происходило, не имело отношения к литературе.

— Вы хотите, чтобы я надписал вам именно его? — потянулся Питер к «Затмению сердца».

— Нет. Я хочу другую. Скажите сами какую.

Криста брала ситуацию под свой контроль. Черт побери! Почему она автоматически ведет себя так с мужчинами? Сильные мужчины не любят этого. Вернее, этого не любят те, которым важно, чтобы их считали сильными. Тут есть разница.

Его рука легла на пачку книг. Он взял одну книгу, другую, потом вернулся к первой.

Он вгляделся в лицо Кристы, чуть склонив голову набок.

— Нелегко догадаться, что понравится другому человеку.

— Не беспокойтесь, — рассмеялась она. — Если книга мне не подойдет, я не стану обращаться в суд.

— Какое облегчение. — Он выбрал роман «Смерть дружбы» и открыл его. — Кому?..

— Кристе Кенвуд.

Она бросила ему свое имя, как перчатку. Это было наказанием за то, что он посмел не узнать ее. Поступая так, она одновременно успела удивиться своим ощущениям. Она едва знакома с этим человеком — и уже хочет наказать его?!

Глаза Стайна сузились. Он всмотрелся в нее внимательнее.