Все трое покинули комнату. Но Джек задался, вопросом, правильно ли понял смысл разговора между Клэрис и Энтони. И Тедди, и Энтони, очевидно, прекрасно отнеслись к Клэрис, чего та не ожидала. Насколько же далеко зашел ее разрыв с семьей? Ясно, что она привыкла к равнодушию и враждебности родственников и не слишком стремится общаться с ними.

Они спустились вниз, и Клэрис остановилась у двери гостиной. Ее примеру последовал Джеймс. Джек оставался внешне невозмутимым, хотя в душе росло странное беспокойство.

В этот момент раздался звон колокольчика. Хоулетт величественно прошествовал к порогу и открыл дверь. На пороге стоял Диккенс, конюх Джеймса.

— У меня срочное дело к хозяину и леди Клэрис, — объявил он.

Хоулетт отступил. Клэрис, Джеймс и Джек подошли ближе.

— Что за дело, Диккенс? — обратилась к конюху Клэрис.

Диккенс поклонился хозяевам.

— Миледи, милорд, сэр, меня послал Макимбер. Из Глостершира приехал декан и ожидает в гостиной. Он не останется ночевать, но хочет поговорить с вами и просит немедленно прийти.

Стоя рядом с Джеймсом, Джек почувствовал, как минутная нерешительность друга сменилась обреченностью.

— Спасибо, Диккенс, — вздохнул он. — Я сейчас приду.

Он хотел протиснуться мимо Клэрис, однако та схватила со столика шаль и накинула на плечи:

— Я с вами.

— Мы все пойдем, — улыбнулся Джек. — Разумеется.

Она чуть поколебалась, потом кивнула и последовала за Диккенсом вниз по аллее.

— Боюсь, Джеймс, тебе придется следовать настоятельным желаниям епископа, — бормотал декан Холлиуэлл, благочинный, представляющий епископа Лондонского, стараясь не встретиться взглядом с Клэрис. — Ты должен оставаться в Эвнинге, в своем приходе, пока не будет завершено расследование.

— Все обвинения в его адрес — вздор, — объявила Клэрис высокомерно-осуждающие тоном. — Но если епископу угодно настолько неверно судить о преданном слуге церкви и страны, чтобы этим обвинениям доверять, очевидно, что Джеймс — единственный, кто способен их опровергнуть.

Декан Холлиуэлл, сидевший в кабинете Джеймса, осторожно наклонил голову в ее сторону:

— Дело обстоит таким образом, что…

— Что я считаю все происходящее величайшей несправедливостью, — процедила Клэрис, пронзая несчастного декана свирепым взором. — Вряд ли может считаться справедливым то обстоятельство, что мой кузен даже не знает сути выдвинутых против него обвинений и не имеет возможности защитить себя!

Декан судорожно вздохнул.

— В подобных делах, леди Клэрис, у церкви имеется свое судопроизводство.

Лицо Клэрис словно окаменело. Но прежде чем она успела поставить декана место, вмешался Джек.

— Возможно, — бесстрастно произнес он, — нам удастся услышать от вас подробности этого судопроизводства?

Как он и надеялся, декан Холлиуэлл был счастлив сделать все, что угодно, в надежде умилостивить разгневанную особу, сидевшую справа от Джека.

— Полагаю, в первой инстанции дело выслушает сам епископ, в своем дворце. Но процедуры те же самые, что и в обычном суде. Будут назначены обвинитель и защитник.

— И кто эти индивиды? — сухо осведомилась Клэрис.

В голосе ее чувствовался холод.

— Насколько я понял, обвинителем будет дьякон, который и обратил внимание епископа на неблаговидные поступки Джеймса.

Клэрис открыла рот, вне всякого сомнения, собираясь высказать свое, не слишком лестное, мнение о дьяконе Хэмфризе, но Джек едва успел вмешаться.

— А защитник? — поинтересовался он.

— Другой дьякон, по имени Олсен, — объяснил декан, явно благодарный Джеку за своевременное вмешательство. — Насколько я понял, декан Сэмюеле сам хотел защищать Джеймса, однако епископ решил, что столь горячая поддержка его главного советника будет несвоевременной.

Покосившись в сторону Клэрис, Джек увидел, как она прищурилась, но, к его величайшему облегчению, промолчала.

А вот Джеймс его тревожил. Сначала он никак не мог поверить, что епископ способен посадить его под домашний арест, но потом смирился и оставил все последующие вопросы Клэрис и Джеку: Джек пытался вытянуть все, что можно, из декана Холлиуэлла, да и Клэрис делала что могла.

Наконец бедняга не выдержал и, невнятно извинившись, сбежал, провожаемый острым взглядом Клэрис. Как только колеса его экипажа прогромыхали по аллее, все трое вернулись в кабинет.

Джеймс медленно опустился в кресло за письменным столом, словно так и не смог осознать происходящее. Он тупо уставился на противоположную стену и погрузился в невеселые мысли.

Хотя Джек мог ему только посочувствовать — два часа назад Джеймс еще не знал, какие тучи собираются на его горизонте, не говоря уже о настоящем урагане, — все же принял сторону Клэрис.

Та металась по кабинету в вихре развевавшихся юбок и пыталась справиться с возникшей проблемой. Необходимо как можно скорее доказать невиновность Джеймса!

— И что теперь? — выдохнул наконец Джеймс, по-прежнему глядя в никуда.

Джек поймал взгляд Клэрис. Она нахмурилась, но тут же небрежно махнула рукой.

— О, ради всего святого, садитесь же! Сейчас не до этикета.

Нуда, а когда несчастный декан был здесь, она самым строжайшим образом придерживалась этикета.

Подавив усмешку, Джек уселся в кресло и снова уставился на Джеймса. Это его битва. И хотя Джек обязательно ему поможет, все же, необходимо знать, что сам Джеймс думает обо всем этом.

— Я еду в Лондон, оповещу семью. Подниму тревогу.

Заявление Клэрис, да еще сделанное не терпящим возражений тоном, заставило Джеймса поднять голову.

— О нет, дорогая. В этом нет необходимости… Уверен, что епископ удостоверится в моей невиновности. Верно, Джек, мальчик мой?

Джек придерживался другого мнения, но за него все объяснила Клэрис.

— Если епископ готов тратить время на всякую чушь, а другие поддерживают его в стремлении устроить судилище, значит, весьма вероятно, что его собьют с толку сфабрикованные доказательства, которые предъявил враг нашего Джеймса.

— Думаю, Джеймс, — вмешался Джек, стараясь смягчить резкие слова Клэрис, — мы должны что-то предпринять.

Джеймс перевел недоуменный взгляд с него на Клэрис. Та остановилась и спокойно посмотрела на Джеймса, который, похоже, успел немного опомниться.

— Нет. Все это буря в стакане воды, вызванная достойной сожаления завистью Хэмфриза. Самым лучшим ответом будет игнорировать ее. Чем меньше бередить рану, тем скорее она заживет.

Клэрис красноречиво поджала губы.

— Нет, Джеймс, эта не заживет! — отрезал Джек. — Если не отразишь эти обвинения и епископ посчитает необходимым покарать тебя за преступления, значит, впереди ждет другой суд, уже светский. За государственную измену.

Джеймс улыбнулся:

— В том-то и дело, дорогой мальчик. Никто в здравом уме и твердой памяти не обвинит Олтвуда в государственной измене.

Клэрис громко фыркнула:

— Ради Господа Бога, Джеймс! Да епископ потому и взялся расследовать дело, что не хочет пачкать имя Олтвудов! Но все же, он устраивает этот суд! Все же начал расследование!

— Но обвинения ложны!

Клэрис уставилась в потолок, чтобы Джеймс не увидел ее раздраженного взгляда:

— Епископ этого не знает. Мало того, не знает, чему верить, а если на суде не будет ни тебя, ни человека, действующего в твоих интересах, он никогда не увидит свидетельств в пользу того, что обвинения ложны. И тогда твое имя будет навеки запятнано.

— И твоя честь тоже, — подхватил Джек. — Клэрис права. Ты нуждаешься в друге, более преданном твоим интересам, чем некий специально назначенный священник, который безразличен к тому, в чем тебя обвиняют. Ты знаешь этого Олсена?

На лицо Джеймса легла тень сомнения. Он опустил глаза и взвесил на ладони пресс-папье.

— Мы встречались.

Джек и Клэрис ждали, но Джеймс молчал.

— Ну? — не выдержала наконец Клэрис.

Джеймс поморщился и вздохнул:

— Он молод. Назначен дьяконом только в прошлом году. Был армейским капелланом, а когда вернулся после Ватерлоо, епископ взял его во дворец.

— Так значит, твоя судьба зависит от какого-то молокососа… — возмутилась Клэрис.

— Собственно говоря, Олсен как раз может быть полезен, — перебил Джек. — Человек, понюхавший пороха, в этом случае имеет преимущество перед теми, кто не воевал.

— Верно, — кивнула Клэрис и, развернувшись, снова принялась мерить шагами комнату. — Но поскольку ты сам не сможешь присутствовать на суде, значит, нуждаешься в сторонниках, которые могут снабдить Олсена нужными аргументами и доказательствами. И поэтому… утром я выезжаю в Лондон.

— Дорогая, — уныло пробормотал Джек, — в этом нет необходимости.

— Есть, к сожалению. Каким бы закрытым ни был суд епископа, вся эта история непременно выйдет наружу, и родные будут в ужасе. Понимаю, какого рода приема я должна от них ожидать, если обращусь от себя лично, поэтому буду умолять задушить потенциальный скандал в зародыше. Уж тогда они точно начнут действовать!

— Нет! — заупрямился Джеймс. — Я не позволю тебе подвергнуть себя…

— Она права, Джеймс.

За это Джек получил в награду удивленный и одобрительный взгляд Боадицеи. Он действительно так считал.

— Совершенно верно. Поэтому я уезжаю на рассвете.

— Я тоже поеду, — сказал Джек, не повышая голоса. — Однако прежде чем я отправлюсь в Лондон, мне нужны все факты. Даты, Джеймс, и список всех бумаг, которые ты опубликовал за последние десять лет. Все твои исследования. Имена тех, с кем ты переписывался, когда и куда ездил, с кем беседовал в поездках, каких солдат расспрашивал… Как только я все это получу, немедленно отправляюсь в Лондон.

Он ничуть не удивился, услыхав голос Клэрис: