Так, понятно, доверительная улыбка предназначалась вовсе не мне одной.

— Ох, — вздохнула она, — может, у меня получится сегодня вечером потанцевать с ним медляк на дискотеке…

— Мечтай, — сказала Джемма, входя в спальню. — Ты с ума сошла, Джесса. У тебя же такой классный парень! Может, мне позвонить ему и рассказать, что тебя интересует некто другой, по имени Кевин?

— Ой, ну не будь такой занудой, Джемма, — буркнула Джесса и ушла в душ.


Секции — это когда каждая группа инструментов (струнные, медные духовые, деревянные духовые и так далее) репетирует по отдельности. Моя секция деревянных духовых инструментов состояла из четырех флейт, трех гобоев, одного английского рожка, трех кларнетов и двух фаготов. Кларнетисток, Джоси и Хелен, я немного знала, они учились в моей школе в другом классе. Третий кларнетист, Макс, был немного младше меня, мы играем вместе с ним бок о бок уже несколько лет. Когда я подошла, учителя еще не было. Джесса, Ханна и Дональд сидели на своих местах, поэтому мне пришлось протискиваться мимо Дональда, чтобы добраться до своего пюпитра. Завидев меня, Джоси и Хелен обрадованно закричали:

— Дак! Дак!

Дональда аж передернуло, но я предпочла этого не заметить. Нечего ему знать, что это мое прозвище. До поры до времени.

— Слушай, Дак, — начала Джоси, — расскажи-ка про Аделу. Ты же с ней в одной комнате, да? Ты в курсе, что она вчера вечером пришла в корпус к мальчикам? Говорят, она прямо вошла в комнату, где был Кевин, и спросила, не хотят ли они пойти на улицу прогуляться вместе с ней. И они пошли и гуляли несколько часов. Макс говорит, они ходили купаться.

— Что, что я говорил? — спросил Макс, который сидел рядом и устанавливал пюпитр.

— Об Аделе и мальчишках вчера вечером. Они же ходили ночью купаться, или как дело было?

— Я не слышал о купании. Я слышал только о фляжке…

— А я слышала, что она целовалась с Ке…

Слова Хелен потонули в пронзительном голосе мисс Клэгган, преподавательницы секции деревянных духовых инструментов.

— Пожалуйста, тишина. Утром мы проработаем Бетховена, но начнем с медленного движения, откройте страницу шесть в ваших нотах. Теперь поднимите руки, кто забыл взять с собой карандаш…

— Начинается, — прошептала Джесса.


В полдвенадцатого был небольшой перерыв, после которого мы продолжили занятия с прежним рвением. Когда мы доходим до особенно трудного места, каждый должен сыграть эти несколько тактов в одиночку, и это самое страшное в секциях. Таким образом учитель точно определяет, кто фальшивит. У флейт был трудный кусок на целых десять тактов. Первой сыграла Джесса — по большей части у нее получилось хорошо. Потом я. Сначала, в первых нотах, я немного наврала, потом все получилось хорошо. Вторая Ханна напутала совершенно все.

— Еще раз, — попросила мисс Клэгган.

Ханна с трудом, но отыграла до конца, уже чуть лучше. Потом была очередь Дональда. По сути я еще ни разу не слышала, как он играет соло. Он исполнил этот фрагмент с придыханием, в джазовой манере, но все вышло чистенько и в ритм. Мисс Клэгган ничего не сказала. Дональд начал краснеть. И вдруг…

— У нас проблема, — сказала мисс Клэгган.

Дональд был готов сквозь землю провалиться.

— А мне очень понравилось, — шепнула я Джессе. Дональд вытер о джинсы влажные ладони.

— Да не в тебе дело, Дональд, успокойся, — сказала мисс Клэгган. — Нет, дело в ваших именах, флейты. — Дональд перевел дыхание, но все равно был озадачен. — Две Ханны, — продолжила учительница, — как мне вас называть? Ханна первая и Ханна вторая? Ханна в очках и Ханна без очков?..

Вот черт, подумала я, но худшее было впереди.

— А может, по фамилиям?

Да, давайте, называйте меня Гросс, а лучше сразу жирная, подумаешь… Пожалуйста.

— А может, у кого-нибудь из вас есть прозвище?

О, господи, только не это…

— Ханну Гросс всегда называли Дак! — пискнула Джоси.

— Дак? — переспросила мисс Клэгган.

— Я бы не хотела, — попыталась было я возразить, но слишком тихо.

— Отлично, значит, Дак! — обрадовалась мисс Клэгган.

И тут прозвучало то, что рано или поздно должно было прозвучать.

— По крайней мере, она не рядом с Дональдом сидит!

Все, полный крах секции деревянных духовых инструментов. Дональд Дак! По моей милости. И Дональда тоже, я полагаю. Он посмотрел на меня, но я отвернулась. Все это было слишком противно и обидно. Вот тебе и «Дак». С этого момента наши имена будут ужасающе, неразрывно связаны.

А в остальном секция прошла отлично. Странно, но обсуждение наших имен разрушило преграды и по-настоящему сплотило нас. Единственный человек, которому было не до смеха, — вторая Ханна, у нее не выдувались какие-то ноты, и она ужасно этого стеснялась. Надо отдать ей должное, в свободное время она упорно запиралась в пустом классе и тренировалась часами, пока не справилась с проблемой — через несколько дней у нее уже все выдувалось отлично. Наконец этот фрагмент стал вырисовываться и звучать, как надо. В такие моменты я понимаю, как люблю играть в оркестре. Все дело в командном духе. Сначала каждый трудится над своим маленьким кусочком, а потом все вместе объединяют эти разрозненные кусочки в единое целое, и музыка вдруг начинает звучать. И это потрясающе. Ни с чем не сравнимое блаженство, эйфория!

Я по-прежнему избегала Дональда. На время ланча я подсела к Хелен и Джоси, а не к своим соседкам по комнате, которые оказались за одним столом с мальчиками. Я заметила, как Адела протиснулась между Кевином и Дональдом, вопиющим образом заигрывая одновременно с обоими. Джесса бесилась, Джемма сидела с надменным видом.

— Огромное тебе спасибо за то, что поведала всему миру о моем прозвище, — сказала я Джоси, когда мы доели.

— Прости меня, пожалуйста. Просто мне это показалось самым оптимальным решением. Ведь все друзья зовут тебя Дак, правда?

— Так то друзья! Но не целый же мир.

— Слушай, ну правда, прости, — Джоси, казалось, действительно раскаивается.

— Ладно, я добрая, только больше так не делай, — сказала я, и мы расхохотались.

Адела подскочила к нашему столу.

— Пошли, пройдемся, Утки?

— И ты туда же! И потом, не утки, а Дак. О’кей, Адела. Я уже наелась. Пока, девчонки, увидимся позже.

После полумрака столовой яркое солнце ослепило нас. Природа стонала от зноя и просила дождя. Адела направилась к липовой аллее, которая тянулась вдоль поля для крикета. С другой стороны аллеи был небольшой склон, там можно было сидеть в тени, прислонившись спиной к стволу, и с дорожки тебя совсем не видно — идеальное место для курения. Адела чиркнула зажигалкой.

— Не хочешь?

— Нет, спасибо. — Но, глядя на Аделу, я почему-то выдохнула так, будто выпустила сигаретный дым. Фух. — Хорошо уйти от всех подальше.

— Да уж. Все так накинулись на меня из-за прошлой ночи, можно подумать я та-а-а-кое сделала, что прямо в голове не укладывается. Такие все у нас правильные. Слухи ходят будь здоров. Гораздо круче, чем все было на самом деле.

— Слушай, а что было-то? Я смутно помню, как ты уходила куда-то ночью.

— А ты что слышала?

— Ну, все как обычно. Пили. Занимались сексом. Ходили голые.

— Говорю же, крутые слухи ходят! А я пошла в корпус к мальчишкам — просто так, для смеха. Большинство уже лежали в кроватках. Некоторые смотрели телевизор. Самые мелкие дрались подушками. Они меня вообще не заметили, но тут вышел Кевин в жуткой пижаме, чтобы утихомирить их. Он-то меня, конечно, заметил! Я и спросила: «Не собираешься же ты, в такую жаркую летнюю ночь, спать, когда нет еще одиннадцати, а? Почему бы тебе не выйти на улицу погулять со мной чуть-чуть? Можно окунуться голышом». Я сказала это только чтобы раззадорить его. Он велел детям идти в кровать и при них демонстративно сказал мне, что не может показывать маленьким плохой пример, но за их спинами сделал плавательные движения и показал десять пальцев. Потом он сказал строго, как полицейский: «Тебе бы лучше идти отсюда, Адела, пока кто-нибудь тебя не поймал». Я ответила, что до сих пор меня никто не заметил. Просто я похожа на мальчика. Короткие волосы и узкий таз. Представляешь, я спустилась по лестнице и вышла через главный вход, и никто меня так и не засек.

«Ах вот чего она хочет на самом деле, — подумала я, — внимания. Все время. Чтобы люди ее замечали. Посмотрите на меня! Странный она человек, эта Адела. Уже не ребенок, но, разумеется, еще и не взрослый. Не то, чтобы она мне очень нравилась, но я немного завидую ее уверенности в себе».

— Я отправилась купаться одна, и тут пришел Кевин. На нем была футболка и джинсы, а из-под них торчали пижамные штаны. Мне кажется с виду такой шикарный и первоклассный парень, а на самом деле просто маменькин сынок. Кевин сел на край бассейна, свесил ноги в воду и сказал, что не хочет купаться. Тогда я взяла и стащила его в воду! Сначала он разозлился, но потом развеселился и стал дурачиться, как и я. Классно было. Потом мы сидели и болтали, пока я курила. Он нормальный. Себе на уме, но нормальный…

— Нормальный? — удивилась я. — Нормальный? Ты что, Адела, да он самый-самый классный. Ты так спокойно об этом говоришь! Ведь он пошел за тобой в бассейн. Только ты и он! Может, ты ему нравишься…

— Может быть, — сказала Адела, — но на самом деле я хотела, чтобы они все пришли купаться. Это так тупо — сидеть в комнате. В Италии такого не было. Мы все выходили вечерами на улицу, и дети, и взрослые. Думаю, Дональд и братья Хорны тоже вполне могли выйти.

Она пристально посмотрела на меня:

— А что ты думаешь о Дональде? Ты не находишь, что он похож на Джона Леннона?