Оливия Стилл - Жара в Архангельске-3

— Да… — тихо отвечала Олива.

— Сслуушай, мелкий, — сказал он, — А почему бы тебе тогда не переехать сюда жить, раз тебе здесь так нравится?

— Но… ты же хочешь в Питер переехать?

— Да, я хочу уехать туда.

Олива остановилась.

— А как же я?..

«А что ты? — мысленно произнёс он, — Пристала, как банный лист…»

— Поговорим об этом потом, — вслух сказал Салтыков, заметив, что они уже пришли к дому Оливы, — Какие у тебя планы на завтра?

— То есть как это какие?.. ну… я не знаю… — опешила Олива, — А у тебя?..

— Мелкий, так я работаю днём, ты же знаешь…

— А вечером?..

— Не знаю, мелкий. Я тебе позвоню.

— Как? Разве ты… уходишь?..

— Да, мелкий, я спать хочу, две ночи подряд не спал…

— Но ведь сейчас только семь часов!

— Всё равно, мелкий, я ужасно устал… Пойду домой…

— Хорошо, — тихо сказала Олива, садясь на скамью у подъезда, — Иди. Я тебя не держу.

Он отошёл на пару шагов, но, обернувшись, увидел, что она по-прежнему сидит на скамье. Олива сидела, понурив голову, такая жалкая и одинокая, что у Салтыкова в душе шевельнулось что-то, и заставило его вернуться.

— Мелкий, ты тоже иди к себе домой. Не сиди долго, ладно?

Олива молча продолжала сидеть на скамье. Он погладил её по волосам и пошёл, не оборачиваясь. Пройдя спокойно шагов десять, сорвался на бег и побежал от неё как подорванный…

Она же продолжала сидеть на скамье и долго неподвижно смотрела ему вслед.

Дверь открыл Ярпен. Олива молча скинула ботинки в коридоре и, так же молча пройдя в спальню, рухнула на постель.

— Ну как? — спросил Ярпен, присаживаясь рядом с ней и осторожно поднимая с её лица волосы.

— Плохо… я ненавижу сама себя…

— Но ты довольна, что с ним встретилась?

— И да, и нет… Он ушёл… а я опять почувствовала себя использованной туалетной бумагой… он может делать со мной всё что хочет… а мне… мне не за что уважать себя…

— Олив, но ведь это ты внушила себе это. Как сама себя поставишь, так и будет, — сказал Ярпен, — Надо быть сильной.

— Кроме того, он не любит тебя, — добавила Никки, — Он прятался от тебя в Питере. Он не видел тебя полгода, и даже не захотел провести с тобой остаток вечера!

— Он сказал, что устал и хочет спать…

Смска Салтыкова прервала все их разговоры. Дрожащими пальцами Олива вскрыла её, но там было всего три слова: «Мелкий, чё делаешь?»

— А ты говоришь — спит, — сказала Никки, — Кабы спал, так не писал бы тебе наверное этих глупых смсок…

— Не отвечай, — Ярпен отнял у Оливы телефон, — Имей хоть каплю гордости. Он же тебя ни во что не ставит, неужели ты не видишь?!

— Отдай!

— Не отдам, — твёрдо сказал он, — Или отдам, но при условии, что ты не будешь ему ничего отвечать…

Внезапно зазвонил телефон Никки. Это был Салтыков.

— Будешь с ним разговаривать? — спросила она.

Олива молча взяла трубку.

— Алло, мелкий. Чё делаешь?

— Ничего, — коротко выдохнула Олива, ёжась под пристальным взглядом Ярпена.

— А почему не отвечаешь?

— Ты же спать собирался…

— Да вот, не спится чего-то. Разволновался…

— Так может тогда мы… встретимся?.. — робко прошептала Олива.

— Нет, мелкий, я тут решил ещё поработать…

— Понятно. Пока, — сказала она и повесила трубку.

Весь оставшийся вечер Олива с Ярпеном и Даниилом после ужина играли на кухне в карты и морской бой. От пережитых волнений она не заметила, как уснула там же, на кухне, лёжа у парней на коленях. Уже сонную, они перенесли её в постель.

На следующий день погода выдалась пасмурная, и Никки объявила для всех банный день. С утра мылись, стирались, меняли постельное бельё. Олива провела в ванной два часа, дважды намылив голову и тело и трижды вычистив зубы. Все прекрасно понимали, для кого она так намывается, также понимали, что зря она это делает, и друзьям всё это наблюдать было больно и стыдно.

Между тем, стрелки часов незаметно подбирались к пяти. Оливу охватило волнение. Она подошла к зеркалу и стала собираться…

У Оливы в глазах стояли слёзы, когда она их красила. Минута — и они ручьём потекли на щёки, смазали тушь и пудру. Не смей реветь, ты сейчас не должна реветь, убеждала она себя, ты должна выглядеть так хорошо как никогда. И всё-таки Олива не могла заставить себя перестать реветь, ибо тому, для кого она так тщательно наряжалась, было похуй. Она знала, что Салтыков не позвонит.

Четыре. Полпятого. Без двадцати пять.

Он не позвонил.

Олива не выдержала и написала ему смску: «Ты где?»

Ответа не последовало.

— Куда ты собираешься, Олив? — спросил её Ярпен, подходя к зеркалу сзади.

Она ничего не ответила и яростно вонзила расчёску в свои пышные кудри.

— Олив, — он взял её за руку, — Давай сядем и поговорим.

Она послушно села на кушетку рядом с Ярпеном.

— Ты собираешься к нему, я знаю, — сказал Ярпен, глядя ей в глаза, — Олив. Я знаю, это тяжело. Но ты не должна…

— Позволь мне самой решать, что я должна и чего не должна! — Олива резко вырвала у него свою руку и отвернулась, едва сдерживая слёзы.

— Олив, но ты же видишь, он тебе не звонит…

— И что? Я всё равно с ним встречусь! Я должна поставить точку, наконец!

— Вот это правильно, — одобрил Ярпен, — Точку надо поставить. Но — именно точку, а не запятую. Ты понимаешь, о чём я.

— И куда ты щас пойдёшь? — Никки выглянула из спальни, — Опять будешь стеречь его возле работы? Оля, это неразумно…

— Чего вы её держите? Пусть идёт если хочет, — вмешался Кузька, — Нравится ей унижаться — пусть унижается. Иди, Олив.

— Я пойду с ней, — сказал Ярпен, надевая в прихожей куртку.

На улице моросил дождь. Олива, держась за руку Ярпена, стремительно тащила его вперёд по лужам, туда, где белым сахарным куском мелькала за кронами деревьев высотка. По мере того, как путники приближались к этой высотке, Олива всё более и более ускоряла свой шаг, пока, наконец, не сорвалась на бег.

— Сколько времени? — запыхавшись, спросила она у Ярпена и вихрем влетела в подъезд высотки.

— Двадцать пять минут.

— Какого?

— Шестого.

— Успели… Слава Богу… — облегчённо выдохнула она и прислонилась спиной к колонне вестибюля.

Ровно в половине шестого из высотки потекли потоки служащих. Салтыкова среди них не было.

Полшестого. Без двадцати шесть. Семь. Семь пятнадцать.

Салтыков из высотки не вышел.

— Может, он ушёл раньше? — высказал соображение Ярпен.

— Хз, может и ушёл…

— Тогда что мы здесь стоим?

— Пошли к нему домой. На улицу Гайдара.

По дороге Олива не выдержала, взяла у Ярпена телефон и позвонила Салтыкову сама. Она знала, что с её номера он не поднимет трубку.

С номера Ярпена он взял.

— Где ты сейчас? — сдавленно спросила Олива.

— Мелкий, я… это… на работе…

— Я была на твоей работе — тебя там нет.

— Так это… я не на своей работе… я там… на другой фирме…

— Когда ты будешь дома?

— Не знаю, мелкий… Как освобожусь — позвоню…

— Хорошо.

Через десять минут он позвонил. Олива уже сидела вместе с Ярпеном у двери его квартиры.

— Мелкий, ты где?

— В твоём подъезде…

— Выходи во двор, мелкий.

Олива выбежала во двор. Через некоторое время и Салтыков подошёл к скамейке. Не обняв и не поцеловав Оливу, даже не глядя в её сторону, сел и нервно закурил.

— Смотри-ка, Ярпен за гаражами прячется — сказал Салтыков, — Думает, его никто не видит…

Олива молча сидела и боролась со слезами. Чужой… совсем чужой…

От Ярпена пришла смска: «Олива, ты дура, если сейчас не уйдёшь. Ради вас уходи».

— Друзья не хотят, чтобы я виделась с тобою, — нарушила молчание Олива, — Они говорят, что ты не любишь меня.

— А им-то какое дело? — нехотя произнёс Салтыков.

— Они говорят, что со стороны это очень видно…

— Олив, поступай как знаешь. Я не буду тебя удерживать.

— Но я люблю тебя! — горячо воскликнула она, — Я пришла только поэтому. Неужели ты не видишь?!

Он молча курил.

— Знаешь, я вот сижу рядом с тобой и мне холодно, — сказала Олива, глотая слёзы, — И не потому что на улице холодно, а потому что я не чувствую тепла от тебя…

Салтыков молчал.

— Зачем ты так поступил со мною? Зачем? Зачем давал надежду, если с твоей стороны нет любви? Мы вот сидим с тобой точно чужие друг другу… У меня такое ощущение, что ты сейчас встанешь, посмотришь на часы… и уйдёшь, сославшись на срочные дела…

— Но, мелкий, мне действительно надо работать…

— Опять ты врёшь…

— Я не вру, мелкий. Я действительно очень занят.

— Ты даже не обнимешь меня, я вижу, что я тебя больше не интересую…

Он молчал на другом конце скамейки.

— Скажи, другая женщина отобрала у меня твою любовь? Скажи мне правду, я умоляю тебя! Может быть, я подурнела и больше не вызываю у тебя желания? Или она оказалась лучше, чем я?..

— Мелкий, я тебя умоляю, не будем об этом…

— Нет, скажи!!! У тебя есть другая?

— У меня нет никого, мелкий…

— Посмотри мне в глаза! Я требую, чтобы ты смотрел мне в глаза…

Салтыков помешкал, затем медленно развернулся всем корпусом к Оливе и уставился ей в лицо, смотря не в глаза, а куда-то сквозь неё. У него появилась пошлая и отвратительная манера курить — раньше за ним такого не наблюдалось. Он выпускал дым Оливе прямо в лицо, отодвинув в сторону нижнюю губу, как заправский гопник, и ей очень хотелось ударить его по рукам и выбить у него изо рта сигарету, а заодно и зубы.