Оливия Стилл - Жара в Архангельске-3

Оставив коробки в предбаннике, Салтыков тихонько юркнул назад. Сердце колотилось так, что готово было выпрыгнуть из груди; откуда-то из глубины живота липкой волной наползал страх. Салтыков дрожащими руками как можно тише задвинул за собой щеколду и, быстро проскользнув в свою комнату, лёг на кровать животом вниз.

Внезапно завибрировавший телефон заставил его дёрнуться. Салтыков, ещё не прочитав смску, по страху, нарастающему внутри него как гул приближающегося автомобиля, понял, что это писала она. Олива.

«Ну что, может, всё-таки откроешь, или мне дверь выламывать?»

Холодный пот бисером выступил у него на лбу. Больше всего Салтыкову хотелось ущипнуть себя за руку и проснуться, чтобы всё происходящее оказалось лишь кошмарным сном. Но он понимал, что нет смысла щипать себя — пробуждения не будет.

«Ну чего, чего ей надо от меня?! Надо же — проникла в подъезд… — стучало в его голове, — Если я ей щас открою, её потом хрен выпроводишь… Ещё скандал устроит… это тогда вообще будет полный пипец!!»

Салтыков в отчаянии схватил себя за волосы и рухнул ничком на постель.

«Во я влип! Эх, знал бы я, что так всё будет — я бы за километр к ней не подошёл… Что же мне теперь делать? Как выпутываться из этой ситуации?!»

Между тем, телефон снова завибрировал. Звонили с какого-то непонятного номера, но Салтыков кожей почувствовал, что это она.

«Скажу брату, — промелькнуло в голове у Салтыкова, — Будем думать вместе».

— А чего тут думать? — искренне удивился Бивис, выслушав его, — Милицию вызвать, и всего делов. Пусть ей влепят пятнадцать суток за хулиганство.

— Да ты что, с ума сошёл, какая милиция? Если б всё было так просто…

— Ну, выйди и разберись с ней тогда.

— Да бля, я не могу выйти!

— Ну тогда сиди и не рыпайся. Ничего, позвонит-позвонит и уйдёт. Хорошо, что у нас звонки не работают, в случае чего отбрешешься, что не слышал…

— Тихо! Кажется, мне опять смска пришла… — Салтыков взял свой телефон.

«Если ты сию секунду не откроешь, я выломаю дверь! Так что лучше открой, иначе тебе же будет хуже».

— Пипец! Слушай, она в натуре щас дверь начнёт выламывать… — Салтыков аж посерел с лица.

— Она чё, ебанутая что ли совсем?

— Ну а чё ты хочешь, она в психушке лежала… Туда нормальных просто так не кладут.

— Андрей, ты коробки вынес? — спросил отец, заходя в комнату.

— Да погоди ты, отец, с коробками! — досадливо отмахнулся Бивис, — Тут не до коробок! Тут у Андрея проблемы, а ты с коробками какими-то…

— Какие проблемы? — осведомился отец, — Опять с проектом что-то напортачил?

— Да какой там проект! Девка его доябывается, грозит дверь выломать! — сказал Бивис, — Она ебанутая, отец, понимаешь? Из психушки сбежала!

— Таак… — озадаченно промычал отец, — То-то я смотрю — ошиваются две около подъезда, и у одной взгляд какой-то неадекватный. Шуганул их оттуда…

Громкий удар в дверь, очевидно, ногой, прервал его реплику на полуслове.

— Во, слыхал? Уже дверь ломает! — крикнул Бивис.

— Щас я ей ноги сломаю! — отец кинулся в коридор.

Салтыков в оцепенении сидел на кровати и со страхом ожидал развязки. Кто знает, на что способна эта Олива в ярости — щас ещё, чего доброго, ворвётся в квартиру со скандалом. Отец, конечно, человек жёсткий, он этого не допустит, но какой же будет позор, если все узнают, что он, мужчина, прячется от бабы за спину отца!

— Ты зачем отцу сказал? Сами бы разобрались… — напустился он на брата.

— Так уж и разобрались бы! Ты же предпочёл ей не открывать, а сидеть на жопе и ждать, пока она нам дверь сломает. А я не хочу, чтобы из-за твоих разборок с бабами были неприятности у всех…

— Да, сынок. Ну и ведьму ты себе нашёл! — заявил отец, возвращаясь в комнату, — Настоящая баба-яга! Эта и есть та самая из Москвы, на которой ты жениться хотел? Да?

Салтыков густо покраснел и молча опустил голову. Сказать, что ему было мучительно стыдно — значит, ничего не сказать.

— Ну и ну! — продолжал отец, — Ну и хулиганка! Хотел бы я знать, в какой подворотне ты подобрал эту уличную девку? Вот они, до чего все эти твои пьянки-гулянки доводят!

На телефон Салтыкова опять пришла смска. Он машинально вскрыл её, уже не веря в то, что этот кошмар когда-нибудь закончится.

«Ладно, я ушла. Но учти: если ты сию секунду мне не ответишь — жди завтра неприятностей».

— Пипец… — прошептал Салтыков, уронив голову на руки.

Всё смешалось в его голове. Больше всего ему хотелось просто вырубиться. Лечь в постель, накрыться одеялом с головой, как когда-то в детстве, и заснуть, желательно летаргическим сном. Эх, оказаться бы сейчас где-нибудь далеко-далеко, на солнечном побережье Средиземного моря, безмятежно сидя в шезлонге и, обнимая Марину, слушать, как шуршит прибой о прибрежный гравий… И пусть Олива там бесится, угрожает чем хочет, взрывает динамитом дверь, позорит его на весь белый свет, а потом режет себе вены и убегает из психбольниц, чтобы снова и снова приносить ему одни неприятности — её нет, есть только Марина, берег, пальмы, кипарисы…

И — голос отца, доносящийся как будто издали:

— Что, сынок? Докатился? То-то! А всё потому что отца не слушаешь. Вот и нарвался!

В том, что Салтыков редкостный трус, Олива ни минуты не сомневалась, и это подтвердила его смска, соизволившая-таки прийти на её телефон в шесть утра:

«И стоило так кипятиться? Я две ночи без нормального сна, естественно, что вчера рано лёг и отключил звук у телефона».

«Ага, отключил звук у телефона, а также у домофона и дверного звонка, — ответила ему Олива, — Долго же ты прятался от меня в Питере! Учти: сегодня тебе не удастся так просто скрыться».

«У нас дома ремонт, поэтому все звонки отключены, — ответил он, — А в Питере я не прятался, я был там в командировке».

«Ах, две недели был в командировке? Не финтипиздри, — написала она в ответ, — Интересно, какую отмазу ты придумаешь сегодня, наверно опять слиняешь в липовую командировку в Ханты-Мансийский автономный округ».

Ответа не последовало. Ладно, подумала Олива, можешь не отвечать, но сегодня-то ты от меня точно никуда не уйдёшь…

…Салтыков не спал всю ночь, размышляя, как ему теперь выпутываться из этой ситуации. Он проторчал в Питере почти две недели — больше не мог, так как истекали последние дни его отпуска, да и денег почти не оставалось. В Питере он спустил по ветру всё, что у него было с собой: развлекался там на полную катушку, шлялся по всяким диско-барам, ездил и в Петергоф, и в Павловск, и на Финский залив кататься на белом теплоходике. Помимо Бивиса и Майкла он тусовался там ещё с двумя бабами, тоже приехавшими из Архангельска. С одной из них мутил его брат, с другой флиртовал он сам, но так или иначе, он спустил на всё это дело кучу бабла, и теперь был на мели. В Архангельск ему возвращаться не хотелось; тем более, Салтыков, регулярно получавший оттуда информацию о текущем положении дел, конечно же, знал, что Олива всё ещё там. Но другого выбора у него не было, и он, скрепя сердце, вернулся в Архангельск, в глубине души понадеявшись на русский авось, тем более, до него дошли слухи, что она помирилась с Сорокдвантеллером. «Если она действительно вновь сошлась с этим придурком, то мне это даже на руку, — думал Салтыков, — Может, хоть теперь она от меня отстанет и не будет более меня преследовать».

Однако чаяния его не оправдались. Не успел он приехать домой и отдохнуть с дороги, как Олива, которая будто стерегла его всё это время, заявилась к нему в дом. Откровенно говоря, Салтыков не ожидал, что у неё хватит наглости прийти к нему в квартиру, но то, что она пришла вовсе не для того, чтобы перекинуться парой светских фраз, он сообразил сразу. Салтыкову, который вот уже почти год искусно водил Оливу за нос, дважды прячась от неё в Питере, теперь оставалось лишь думать, как спасти свою шкуру — эта встреча отнюдь не сулила быть безоблачной. А после всего того, что произошло за последние полгода, он уже не сомневался: Олива способна на всё.

Утром Салтыков пришёл на работу раньше всех. Однако целый день он не мог сосредоточиться, не мог даже обедать. Он чувствовал себя полностью во власти этой Оливы, он боялся её как огня, со страхом ожидая, что вот-вот она появится на пороге его офиса, лохматая и злая как ведьма. Страшно было не столько то, что она может появиться здесь и устроить скандал, а то, что Салтыков даже не знал, когда именно она появится. Он никогда не знал, чего от неё ожидать, и вот эта-то неизвестность пугала его больше всего.

Без пятнадцати пять все сотрудницы Архангельскгражднпроекта, в котором работал Салтыков, как по команде, начали шумно вставать со своих рабочих мест, гремя стульями и, оживлённо переговариваясь между собой, собирать свои сумки и одна за другой выходить из офиса. Все женщины в Архангельске, как правило, заканчивали работу на час раньше мужчин, поэтому Салтыков, не поддаваясь общей суете, остался спокойно сидеть за своим столом.

— Ты сегодня какой-то странный, — сказала Нечаева, подойдя к нему со спины, как только все остальные вышли за дверь, — Что-то произошло, пока ты ездил в Питер?

Салтыков, убедившись, что они в кабинете одни, быстро поцеловал её руку, лежащую у него на плече.

«Может, будет лучше, если я ей всё расскажу?» — промелькнуло у него в голове…

— У меня неприятности, — пробормотал Салтыков себе под нос.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь? — Нечаева присела на стул рядом с ним.

Салтыков посмотрел ей в лицо. Нечаевой было тридцать два года, и её возраст не первой молодости был очень заметен вблизи по уже начавшей вянуть коже лица и тонким морщинкам вокруг глаз. Салтыков, хоть и был на десять лет моложе её, старался не замечать этого, и всякий раз закрывал глаза, когда целовался с нею.