— А это случайно не та, которая за Димкой Негодяевым всё волочилась? — вспомнил Флудман, — Это не про неё была история, как она ворвалась к нему в дом, а бедный Димас забаррикадировался от неё у себя в комнате, а она пошла на таран?

— Та самая, — ответил Райдер, — Уж не знаю, чем она Негодяеву так не угодила, он вообще привереда редкостный, но на такую девушку трудно было не соблазниться. Неудивительно, почему Андрюха не устоял…

— Ну, Анго-то да… — задумчиво произнёс Гладиатор, — Царица…

— И что, Олива до сих пор с ней дружит? — спросил Флудман.

— Недалёкая баба эта Олива, — не отвечая на вопрос, усмехнулся Райдер, — Дальше своего носа ничего не видит…

— Ладно вам! — заступился Хром Вайт.

Олива, по инерции вертя в руках подол юбки, приблизилась к ребятам.

— Ну, как водичка? — спросил её Флудман.

— Ничего, тёплая, — отозвалась Олива, садясь на бревно и стряхивая с ног прилипший к ним песок, — На Медозере вода тоже прогрелась, я думаю.

— У тебя телефон звонил, — сказала Никки, подавая ей мобилу.

У Оливы захолонуло сердце. «Неужели он?..»

Но это был всего лишь Кузька.

— Это Кузька, — сказала Олива, перезванивая ему, — Алло! Кузь, ты? Ты щас где?

— Я сегодня пораньше закончил работу, — ответил Кузька, — Так что мы могли бы встретиться…

— А мы щас на реке, — сказала Олива, — Я, Никки, Хром Вайт…

— Давай встретимся через полчаса у Ленина, только без Хрома, — попросил Кузька, — У нас с ним органическая непереносимость.

Хром Вайт через телефон Оливы аж почувствовал на себе волны органической непереносимости Кузьки к нему, поэтому, едва дождавшись конца её телефонных переговоров, решительно поднялся с бревна.

— Лёха, — сказал он, обращаясь к Флудману, — Ты мне обещал сегодня DVD отдать.

— Ну зайдём ко мне, я тебе отдам, — предложил Флудман, — Андрюхич, ты пойдёшь с нами?

— Да, пожалуй, — согласился Райдер, — А ты, Славон?

— Я потом, — сказал Гладиатор, — Мне ещё нужно до вечера заглянуть в «Пятиборец».

— Ладно, ребят, тогда до вечера, — сказала Олива, — Мы щас с Никки пойдём к Ленину, а вечером приходите.

Однако когда девушки пришли к памятнику Ленину, Кузьмы ещё не было. Чтобы скоротать время и чтобы он не думал, будто они его дожидаются, Олива предложила Никки пройтись туда-обратно по Чумбаровке.

— А ты говорила — Кузька пунктуальный, никогда не опаздывает, — поддела Никки.

— Вообще-то он пунктуальный, — сказала Олива, — Может, он в пробку попал…

Появление Кузьки у памятника как раз совпало с появлением девушек, сделавших круг по Чумбаровке. От ежедневной работы под открытым небом Кузька похудел и сильно загорел лицом; светлые волнистые волосы его, отросшие за зиму, выгорели на солнце и стали ещё светлее на фоне его тёмного от загара худого лица. Поцеловавшись с Оливой в щёчку, Кузька первым делом осведомился о её здоровье.

— Пока жива ещё твоя старушка, — усмехнулась Олива, — Кстати, Кузя, знакомься: это Никки…

— Вика, — поправила её та.

— Вася, — представился Кузька.

Олива даже смутилась: она так привыкла называть почти всех своих друзей по никам в Интернете, что даже забыла их настоящие имена: Вика, Вася.

— Пойдёмте к нам чай пить, — распорядилась Олива и все втроём направились к дому Никки.

— Как твоя книга? — осведомился Кузька, идя рядом с Оливой.

— Её дорабатывать надо, — сказала Олива, — А вообще, у меня есть идея написать продолжение «Жары в Архе», ведь история, кажется, ещё не закончена…

— А ты уже придумала, какая будет обложка к книге?

— Я думаю, на одной половине обложки будет изображён тёмный зимний Архангельск, а на другой — солнечный и летний. Посередине будет, конечно же, высотка. Это фон, — объяснила Олива, — А на переднем плане, конечно же, герои книги: я, слева, на тёмной стороне Салтыков, справа на светлой Даниил. Со стороны Салтыкова — Аня, со стороны Даниила — Никки, ну а дальше второстепенные герои…

— Слишком навороченно, ну да ладно, — заметил Кузька, — А я щас сделал новый логотип Агтустуда — ты видела его?

— Видела, — сказала Олива, — Но по-моему, смесь оранжевого и голубого в логотипе смотрится как-то не очень…

— Нормально, — отмахнулся Кузька, — Самое то. А за критику спасибо.

Никки молча шла впереди них в своей полосатой тельняшке и широких штанах, прихрамывая на одну ногу. Оливе стало немного неловко перед ней за то, что она одна общается с Кузькой, а Никки как бы не у дел. Но, похоже, у той не было никакого настроения поддерживать беседу о вещах, к которым она не имела отношения, и Олива не стала её вовлекать в разговор.

— А где Ярпен? — спросила Олива у Кузьки, — Пользуясь случаем, мне бы хотелось поближе познакомиться с поклонником моей книги…

— Ярпен, к сожалению, уехал в деревню.

— Ай, как обидно! А я так хотела позвать его на чашку чая…

— Если хочешь, я вызвоню его оттуда, — предложил Кузька, — Видишь ли, Ярпен — поэт, он пишет стихи. И ему порой необходимо абстрагироваться от городского шума в тихой и глухой деревне под Пинегой. Он обожает уединение; обожает читать, и перечитал все книги в городской библиотеке. У него в деревне, в горнице стоят огромные стеллажи, сверху донизу наполненные книгами.

Олива представила себе деревенскую бревенчатую избу и деревянные стеллажи с ветхими книгами, простой некрашеный стол и керосиновую лампу над ним, а за столом Ярпена, похожего чем-то на Кузьку, только более худого и более светловолосого. Представила она себе это так явственно, что Ярпен со своей несовременной внешностью поэта аж слился и с этими стеллажами и с ветхой книгой, раскрытой на столе, на котором рядом с нею лежали лист бумаги, чернильница и гусиное перо, а чуть поодаль стояла глиняная крынка молока и чугунок с картофелем, только что вынутый из русской печи.

— О чём задумалась? — окликнул её Кузька.

— Да о Ярпене… Значит, поэт, говоришь. Прямо как Пушкин — тот тоже любил уединение в селе Михайловском…

— Ой ладно, мне пора, — спохватился Кузька, когда друзья уже пришли домой к Никки, — Надо ещё с одним челом встретиться — он дизайнер-разработчик.

— Как? Ты уже уходишь? — спросила Олива, — А как же чаю?

— Я бы с превеликим удовольствием остался, — тихо сказал Кузька, глядя из коридора на тёмный силуэт Оливы в дверях комнаты, — Но раньше я договорился с человеком, он меня ждёт. А завтра, — добавил он, скользя взглядом по её стройной, обтянутой тёмным трикотажным платьем фигуре, — Завтра я обязательно приду. Обязательно.

— Ну что ж, приходи, — улыбнулась Олива, поправляя заколкой волосы.

— Да. Да. Обязательно, — повторил Кузька, продолжая топтаться в коридоре.

Олива стояла, опершись рукой о дверной косяк и молча, улыбаясь, ждала.

— Ты коварная женщина? — тихо спросил Кузька, стоя на пороге.

Олива задумалась.

— Это как посмотреть…

«Ну вот, теперь, кажется, и Кузька вошёл в число моих поклонников… — думала Олива, ложась в постель, — Вчера был Хром Вайт, теперь вот Кузька… Интересно, кто следующий…»

Олива вспомнила, как вчера Хром Вайт четыре часа подряд, не отрываясь, курил на кухне кальян, когда все уже перешли в спальню смотреть фильм. Она видела, что с Хромом что-то не то, и смутно догадывалась, что в этом есть доля её вины. Жалко ли Оливе стало Хром Вайта, или что-то другое, помимо жалости, шевельнулось в её душе к этому светловолосому как все северяне и большеглазому парнишке, но она сама не зная зачем вернулась к нему в кухню.

— Ты с ума сошёл, — тихо сказала она ему, — Зачем ты так долго куришь кальян? Тебе же плохо станет!

— А тебе не всё равно? — с горечью спросил Хром Вайт.

— Нет. Мне не всё равно.

…А потом они вышли на балкон, и Хром целовал её, целовал ей шею, плечи, руки, каждый пальчик. Он целовал её почти как Салтыков год назад, когда тот был ещё страстно влюблён в Оливу. Но всё-таки, это был не Салтыков. И даже не Даниил, хотя Даниил уже ушёл в такое далёкое прошлое…

— Никки, — произнесла Олива, видя, что её подруга ещё не спит, — Я у тебя всё хотела спросить… Ну, да сейчас это уже, конечно, не имеет значения, а так… из любопытства…

— Это касается Даниила? — догадалась Никки.

— Да, — отвечала Олива, — Ты его… любила?

— Любила…

— А сейчас?

— Сейчас? Нет, — произнесла Никки, глядя в потолок.

— Ты его бросила?

Никки кивнула головой.

— А почему? — спросила Олива.

— Потому что я его больше не люблю. Была любовь — и прошла. Как ангина.

— А разве настоящая любовь может пройти?

— Настоящая — нет. И ты тоже не любила его по-настоящему…

— Почему?

— Разве ты его любишь до сих пор?

— Нет, — помолчав, сказала Олива, — Уже нет.

— Ну вот…

Звёзды на потолке слабо светились в сумерках белой ночи. У Никки весь потолок в спальне был в звёздах.

— Как странно, — задумчиво произнесла Олива, — Когда-то мы с тобой были врагами, потому что обе делили Даниила, он был нужен как воздух и тебе и мне. А теперь вот лежим в одной постели, а он стал не нужен ни тебе, ни мне…

— Да, — отвечала Никки, — Кто бы мог подумать…

Гл. 27. Рандеву на кухне

В десять часов утра в Никкиной квартире раздался звонок в дверь.

— Кого это несёт в такую рань… — сонно проворчала Олива в подушку.

— Это Гена, — Никки вскочила с постели и как была босиком и в пижаме ринулась открывать дверь.

— Какой ещё Гена?

— Гена, мой приятель, — откликнулась Никки из коридора, — У него днюха сегодня. Двадцать лет.

— А чего он так рано припёрся? — зевнула Олива.