Оливия Стилл - Жара в Архангельске-2

— Ты хоть поцеловал её на прощание?

— Да, мы поцеловались, — робко пробубнил Майкл.

— Ну и как она тебе? Нравится?

— Не знаю, — помолчав, ответил Майкл, — Она мне, конечно, понхавилась, но… Ты же знаешь, я уже обжёгся раз так с Волковой, больше не хочу…

— Нуу, Майкл! Неужели до сих пор не можешь забыть Волкову? — удивился Салтыков, — Зачем тебе это надо — грузиться прошлым? Надо жить настоящим.

Майкл только вздохнул. Да, Салтыкову легко было рассуждать — сколько у него девушек было в прошлом? Он им поди-ка и счёт потерял. С Оливой, конечно, у него вроде бы всё серьёзно, но ведь они встречаются только четыре месяца, кто знает, что будет через полгода… Саня Негодяев, вон, вообще говорит, что не верит в серьёзность чувств Салтыкова к Оливе. С Сумятиной Салтыков вообще полтора года встречался и тоже обещал ей золотые горы, но потом расстался же с ней — и баста. А Майкл любил пока только один раз в жизни, и до сих пор чувствовал, что, хоть Юля и была ему интересна как человек, но всё же ни она, ни кто-либо другая не сможет занять в его сердце место Насти.

На следующее утро ребята проснулись в своей постели. Вставать в хмурое ноябрьское утро им было лень, и они лежали и кисли в постели до полудня.

— Мееелкий… — пробормотал Салтыков спросонья, обнимая Оливу.

— Андхей, — послышался с другой стороны скрипучий голос Майкла, — Почему ты называешь Оливу «мелким»?

— Ну а как её ещё называть? Мелкий и есть мелкий. Не «крупный» же…

Зевнув пару раз и потянувшись, все трое опять задремали в постели. Стало совсем скучно.

— У меня чё-то песня одна в голове крутится, — нарушила молчание Олива, — Только мотив не подберу…

— А мне знаете какая песня нравится? — сказал Майкл, — Из фильма «Семнадцать мгновений весны»…

— Спой, Майкл, — попросил Салтыков, — А мы с мелким тебе будем аккомпанировать.

— Не думай о секундах свысока… — выпалил Майкл не в такт.

— Нет, Майкл, — остановил его Салтыков, — Надо ритм выдерживать. Ну, на раз-два-три!..

— Не думай

О секундах

Свысока…

— Настанет время

Сам поймёшь

Навехное…

— подхватил Майкл своим скрипучим голосом.

— Свистят они

Как пули

У виска,

— запели все трое, –

Мгновения,

Мгновения,

Мгновения…

А в это время у Юли и Ани был свой разговор.

— Мне Мишка понравился, — смущаясь, произнесла Юля.

— О чём вы хоть там говорили-то? — хмыкнула Аня, поправляя перед зеркалом заколку.

— Не поверишь — об архитектуре…

— В три часа они будут нас ждать на Театральной в центре зала, — сказала Аня, — Пора выходить.

И девушки, подкрасив перед зеркалом губы, взяли свои сумочки и поехали на Театральную.

Олива полезла мыться в ванну. Только намылила голову — Салтыков постучался в дверь.

— Чего тебе? — крикнула через дверь Олива.

— Мелкий, я на минуточку… Ручки сполоснуть…

— На кухне тоже есть кран, — возразила она, не открывая дверь.

— Ну мееелкий!

Олива быстро отодвинула щеколду и юркнула обратно в ванну, завесившись целлофановой шторой. Ей было стыдно показываться Салтыкову голой при ярком свете лампочки. Однако штора не спасла её — через щель в шторе тут же пролезла скуластая рожа Салтыкова. Секунда — и он уже бултыхнулся к Оливе в ароматную пену ванны…

— Чья это паста Cоlgate? — спросила Олива, когда они оба уже помылись и вылезли из ванны, — Твоя что ли?

— Нет, не моя. Наверно, Майкла.

Олива фыркнула.

— Чего ты? — спросил её Салтыков.

— Мой покойный дедушка, царствие ему небесное, не умел читать по-английски, — объяснила Олива, — И «Cоlgate» он прочёл как «Солдате».

— Паста «Солдате» — служи, боец! — поймал тему Салтыков.

— Ооооой! — Олива согнулась пополам от смеха, — Как ты сказал… Ха-ха-ха… Паста «Солдате»… Ой, не могу!!!

Она смеялась как сумасшедшая, катаясь по полу. Растерянный Майкл, пришедший в ванную чистить зубы, ничего не понял.

— Майкл, ты чего пришёл?

— Я зубы чистить…

— Пастой «Солдате»? Служи, боец! — подъебнул Салтыков.

— Оооооой! Ха-ха-ха!!! — ещё больше зашлась Олива, корчась на полу от смеха.

— Нда, — произнёс Майкл своим скрипучим голосом, — У кого-то с английским большие пхоблемы.

…А снег хлопьями валил над осенней Москвой. Красную Площадь перекрыли — там готовилось какое-то мероприятие. В центре на углах и выходах из подземных переходов раздавали красные ленточки и воздушные шары. Пятеро друзей взяли себе по ленточке и подвязали к своим сумкам.

— Чего она ржёт? — кивнула Аня на всё ещё заходящуюся от смеха Оливу.

— Она-то? Да всё над пастой «Солдате», — сказал Салтыков, — Мы тут рекламный ролик придумали с Негодом в главной роли. Вообрази себе Негодяева в гусарском шлеме, с такими курчавыми нафабренными усами… И вот достаёт он пасту «Солдате» из табачного кисета — а паста в таком помятом облезлом тюбике — и говорит: «МнОгО фрОнцузОв пОбили мы, зОщищая нашу рОдимую стОрОнушку… А всё пОтОму, что с нами была паста „СОлдате“ — служи, бОец!»

— Мдя, прикольно, — сказала Аня.

— Они ещё рекламный ролик придумали с Гладиатором в главной роли, — подал голос Майкл.

— Дык там и придумывать нечего, — отсмеявшись, произнесла Олива, — Я, Анька, тебе не рассказывала, как мы с Салтыковым в Архе, когда ты уехала, Гладиатора протухшим соком напоили?

— Нет, не рассказывала.

— Ну так слушай, — воодушевилась Олива, — Послала я своего дурня в магазин за соком. А этот оболтус, — она показала на Салтыкова, — Вместо апельсинового сока яблочный приволок. Да ещё в такой огромной упаковке — сок «Моя семья» называется.

— Ну и?

— Ну, ты же знаешь у Салтыкова привычка дурацкая пить из горла, — продолжала Олива, — Отпил он из горла, я и сама потом пить не стала. Так у нас сок этот простоял на жаре три дня — и протух. Ну, думаем, чё делать — выбрасывать сок вроде жалко, а допивать стрёмно…

— И тут приехал Гладиатор, — подхватил Салтыков, — И первым делом с порога заявил: «Я пить хочу, у меня сушняк в горле». Ну, я ему и предложил, от чистого сердца, так сказать: «Славон, хочешь сочку?» Он, понятное дело, не отказался, ну и высосал весь сок одним глотком. Потом как скуксил рожу, да как смял коробку, да как крякнул: «Ээээээээ!!! Хоррррош соччок!!!!!»

— Вы его там чуть не убили! — ахнула Юля.

— Дык нет, чё ему — выпил и даже похвалил, — рассмеялась Олива.

— Да, он вежливый, особенно по отношению к мелким, — прокомментировала Аня, — А вот Салта, наверное, пригласил на беседу в «Пятиборец» потом.

Все пятеро спустились в метро.

— А Салт, между прочим, на Гарика Харламова похож, — заметила Юля, кивнув на плакат, где были изображены рожи из «Камеди Клаб».

— Точно-точно! Вылитый Гарик Харламов! — подхватила Аня, — А Майкл — Мартиросян…

— Ха-ха-ха-ха-ха! — Олива опять согнулась пополам от смеха. Всё окружающее её — рожи из Камеди Клаб, Салтыков, похожий на Харламова, Майкл в своих штанах пузырями, паста «Солдате», Негодяев с нафабренными усами, Гладиатор, которого напоили протухшим соком — всё это ужасно веселило Оливу и заставляло её беспрестанно ржать до упаду.

— Не, её реально прёт, — сказала Аня.

И это тоже рассмешило Оливу. У неё даже слёзы выступили на глазах от смеха. Она так заразительно смеялась, что через минуту все пятеро уже ржали хором. Люди недоуменно оглядывались на весёлую компанию, на их заливистый смех, но ребята продолжали ржать до упаду сами не зная чему.

— Слушайте, дайте мне кто-нибудь в бубен! — попросила Олива, еле сдерживая смех.

— Щас дядечка мент тебе в бубен даст, — сказала Аня на полном серьёзе.

— Ой, правда, ребята, чтой-то я не к добру расходилась… — вздохнула Олива, еле отойдя от хохота, — Давно я так не смеялась. Даже как-то нехорошо вдруг стало…

Поздно вечером Майкл улетел в Питер. Проводив его, Олива и Салтыков вернулись в свою гостиницу. Им оставалась последняя ночь вдвоём — завтра утром Салтыков уезжал в Архангельск. Все выходные они кружились с Майклом, Аней, Юлей — им даже некогда было побыть наедине. А сейчас, оставшись, наконец, одни, оба почувствовали какую-то тоскливую пустоту.

— Ну, вот и всё, — вздохнула Олива, — Завтра ты уедешь, и всё пойдёт по-прежнему…

— Да с чего, мелкий, — отмахнулся Салтыков, — Всё же хорошо, мы весело провели время…

— Да, весело… Но мне от этого теперь ещё грустней…

— Да с чего! — повторил Салтыков, — Вон, Москалюшка наш новую московскую любовь нашёл… Ведь здорово?

— Это да, — Олива заулыбалась, — Небось, как приедет домой, сразу этот день в численнике красным отметит…

— Чего? Как ты сказала? Численник?

— Ну да, численник, — хмыкнула Олива, — Ну этот… январь, февраль, и листки каждый день отрывают…

— Ха-ха-ха! Ой, умру… численник… — заржал Салтыков.

— А что тут смешного? Ну, численник и численник…

— «Численник»! — передразнил её Салтыков, — Эх ты, деревня еловая, на болоте строена! А ещё в Москве живёшь! Надо говорить не «численник», а «календарь»!

— Сам ты деревня еловая, — обиделась Олива.

— Ну-ну, мелкий, я же шучу, — Салтыков чмокнул её в губы, — Ладно, мелкий… Давай спать.

Он отвернулся к стене и вскоре захрапел. Оливу вообще-то всегда напрягал чей-то храп, но Салтыков был особый случай. Она уже готова была слушать его храп каждую ночь, лишь бы он был рядом. Олива прижалась к его горячей спине и тут же ощутила жаркую конвульсию внизу, сродни той, что бывает, когда взлетаешь высоко-высоко на качелях. Она закрыла глаза; желание электрическим током пробежало по её телу.