Оливия Стилл - Жара в Архангельске-2

Олива смеялась.

Салтыков выскочил из подъезда, словно ошпаренный кот. В голове его был сумбур, он видел перед собой только искажённое яростью лицо той, кого он любил больше жизни, слышал её ужасный крик, обращённый к нему — этот крик он слышал и до этого, она так же кричала на кого-то при нём, только вот где это было и когда — он уже не мог вспомнить. Он понимал сейчас только одно — его вышвырнули из дома как надоевшего пса, и вышвырнула его она, та, которая ещё утром обнимала его, теперь дала ему пинка под зад. У него не укладывалось в голове, как это могло произойти, что человек, бывший утром одним, вечером стал совсем другим, словно не она это была, а демон, вселившийся в неё. Что могло случиться за эти полчаса, когда он ходил домой?..

Салтыков остановился как вкопанный. Страшная догадка поразила его словно молния, сверкнув в темноте острым лезвием ножа. Точно! Всё ясно, почему она так себя повела — пока он отбивал плитку в ванной, эти две гадюки успели пересечься с кем-нибудь ещё. Много ли времени надо, чтобы познакомиться с мужиком и затащить его в квартиру? То-то она не хотела его даже на порог пускать! Значит, им было, кого прятать…

«А как я верил ей, какими честными глазами она смотрела на меня тогда, на Медозере! — с отчаянием думал он, — Какой же я дурак, что повёлся на эту фальшивку! Она же блядь! Блядь!»

Он обогнул двор, вышел на улицу Тимме, потом зачем-то опять свернул к дому 23-б. Каким гадким казался ему теперь и этот дом, и этот двор, и два тёмных окна на девятом этаже!

— Сссуууучаррррррраааа!!!

Салтыков уже сам не заметил, как заорал вслух.

«Весь мир дерьмо, все бабы бляди, и солнце ёбнутый фонарь… Вот уж что правда, то правда! Прав был отец! Прав…

А куда теперь? Домой? Нет, только не это…

К Негодяеву?»

— А я тебе говорил, — сказал Дима, когда Салтыков, уже сидя на его кухне и опрокидывая в себя коньяк стаканами, поведал ему своё горе, — Я говорил тебе: не связывайся ты с москвичками. Ты думаешь, я просто так не люблю москвичей? Они же алчные, все как на подбор, алчные, корыстные, стервозные…

— Прав ты был, Димас, тысячу раз прав, — сокрушался Салтыков, бессмысленно уставившись в пустой стакан, — Как я-то мог так ошибиться в ней!.. Димас, я же был уверен, что она не такая! Как же так, Димас…

— Зато теперь будешь умнее, — Дима убрал со стола бутылку с остатками коньяка, — Хватит тебе, а то щас под стол упадёшь…

— Самое ужасное то, что мне теперь идти даже некуда, — сказал Салтыков, подпирая рукой отяжелевшую от коньяка и съезжавшую вниз голову, — Домой мне путь заказан — сразу ведь спрашивать начнут, что, как да почему… Димас, можно я у тебя ночевать останусь? Можно, Димас?

— А куда тебя теперь денешь? Оставайся.

— Спасибо, Димас, ты настоящий мой друг, — у Салтыкова уже заплетался язык, — Одно скажу, Димас — бабы это всё химера, от них одно зло. С ними не надо дружить, с ними надо трахаться. А настоящий друг, он ведь никогда не предаст… Так, Димас?

— Салтыков, я тебе комнату приготовлю на первом этаже. Там почти никогда никто не спит, но тебе лучше там, — Дима вышел из кухни, — А то ты уже пьяный, ещё с лестницы кувыркнёшься…

— А бритва? — вдруг осенило Салтыкова, — Чёрт, я же там бритву забыл… И подушки с одеялами твои там остались… Пойдём, Димас, вместе заберём, я один не пойду в этот гадюшник.

…Дверь им открыл Гладиатор. Олива продолжала лежать неподвижно на постели, отвернувшись лицом к стене. Ей уже было всё равно, кто звонит в дверь — время мелькало словно кадры в ускоренной киноленте. Олива уже не удивлялась ни звонкам в дверь, ни тому, кто приходил — даже если бы в квартиру 87 на улице Тимме, 23-б с визитом нагрянул сам Президент России Владимир Путин, она и то не удивилась бы.

— А, Славон, ты здесь? — по голосу Олива поняла, что Салтыков уже успел прилично поднабраться, — Я пришёл забрать вещи. Заберу и снова уйду, снова уйду…

Он собрал Димкины постельные причиндалы, по пути открывая дверцы шкафов:

— Тут нет никого? Никто там не прячется?

Олива продолжала лежать пластом. Ей было противно. «Как некрасиво поступаем мы все, Господи Боже мой! — думала она, — Боже, сделай так, чтобы всё это оказалось тяжёлым сном…»

Салтыков бессмысленно топтался в комнате, совал Гладиатору в руки сумку с негодовским спальником, бормотал что-то про дружбу и про друзей…

— Ну, я пошёл, — сказал он заплетающимся языком, — Пока, Славон. Пока, Аня, ты клёвая девчонка, я был очень рад с тобой познакомиться… Ну, я пошёл…

Вышел. Оливе ничего не сказал. Она вскочила как ошпаренная, вцепилась в Аню:

— Беги за ним! Беги!!! Беги!!!!! Скажи ему всё, скажи ему… — и не могла дальше говорить, спазм перехватил.

— Что я ему скажу?

— Беги! Беги, а то убью!!! — заорала Олива и ничком повалилась на постель.

Аня выбежала босиком в коридор, догнала Салтыкова.

— Я тебя бешу, ты меня бесишь… — задыхаясь, выпалила она, — Оле ты нужен…

— Что-то я этого не вижу, — сказал он.

— Что ей передать?

— Ничего.

Развернулся и пошёл дальше. Аня вернулась ни с чем.

— Давайте спать, — сказал Гладиатор и выключил свет.

Они легли рядом с Оливой в постель. И вдруг на её мобильный пришла смска. Это был Салтыков.

«Это предательство! Человек, предавший однажды, сможет предать ещё раз. Надеюсь, я смогу справиться со своими чувствами и забыть тебя. Прощай…»

— Что мне ему ответить? — в отчаянии спросила Олива.

— Не надо ничего отвечать, — сказал Гладиатор, — Он щас пьяный.

— Что же мне теперь делать?..

— А что ты хочешь? Какой ты хочешь получить результат? Рано или поздно это должно было произойти…

— Но почему?

— Потому что ты не любишь Салтыкова.

— Почему не люблю? Я просто сама ещё ничего не знаю…

— Ты хочешь его вернуть? Скажи мне!

— Да…

— Зачем?

— Я пред ним виновата.

— В чём? Ты ни в чём не виновата.

— Он написал, что я его предала…

— Ты слишком большое значение придаёшь чужим словам.

Все замолчали. Вскоре Аня с Гладом уснули. А Олива не могла спать. Странное напряжение овладело ею. Лежала просто в оцепенении, чего-то ждала. Вдруг запикал её телефон. Олива подскочила как ужаленная. «Господи, неужели опять он?..»

«Я не понимаю, почему ты так со мной поступила. Ответь, почему? Мне будет легче, если я это буду знать. Мне сейчас очень плохо. Скажи, почему????? Скажи мне, я тебя умоляю!!!!!!! Я же тебя так люблю, как никого в своей жизни не любил, а ты меня предала! Почему????? Ответь мне!!!!!!!»

Олива плохо помнила, что было потом. Рванула, как была, в ночнушке, босиком, пулей вылетела из квартиры, сиганула вниз по лестнице с девятого этажа. Было где-то около часу ночи, когда она босая, в ночной рубахе, бежала по улице к дому Негодяева. Бежала на ощупь — Олива плохо помнила, где его дом. Ей надо было успеть туда. «Господи, только бы успеть…»

Но не успела. Вдогонку ей кинулись Аня и Гладиатор. Перехватили Оливу буквально в нескольких шагах от его дома.

— Стой!!! — крикнул Гладиатор, преграждая ей путь.

— Пусти! Пусти!!!

— Нет. Не делай глупостей, — твёрдо сказал он.

Подбежала запыхавшаяся Аня. Олива поняла, что нет смысла сопротивляться. Они повели её назад, она покорно далась им в руки, решив, что теперь будет хитрее: дождётся, пока они уснут, и тогда уже съебётся по тихой воде, так, чтоб не заметили. Однако они оказались хитрее, чем она предполагала. Аня и Гладиатор уложили Оливу к стенке и обхватили её руками, так, чтоб не убежала. Оливе пришлось ждать, пока они заснут и расцепят руки, чтоб она могла беспрепятственно вылезти из постели. Наконец, она дождалась, тихонько вылезла, стремаясь каждого шороха. С опаской глянула: не проснулись ли? Но нет, слава Богу, оба дрыхнут без задних ног.

Прокралась на цыпочках в прихожую. Ощупью нашла щеколду. Главное теперь открыть её тихо-тихо, чтоб их не разбудить. Но нет, щеколда открыта. Олива надавила на дверь — заперта. Они заперли её изнутри на ключ…

Проснулись. Где ключ? Не делай глупостей, ты никуда не пойдёшь…

— Но я не могу! Я должна его увидеть!!!

— Нет. Сейчас это невозможно.

Глад позвонил Негоду. Тот сказал, что следит за Салтыковым, приказал Гладу следить за Оливой. Тогда Гладиатор оставил её на попечение Ани, а сам пошёл к Димасу насчёт Салтыкова.

Было всего лишь навсего пять часов утра…

Аня закрыла дверь за Гладиатором, вернулась в комнату.

— Ты вертишь ими, как тряпичными куклами. Мне противно наблюдать весь этот фарс. Чего ты добивалась, скажи мне, пожалуйста?!

Олива опешила.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты сама знаешь, что!

— Господи, Аня, что ты говоришь? Опомнись!

— Вот только не надо опять ломать комедию! Ты можешь морочить им головы, но я-то тебя прекрасно знаю.

— Я тебя не понимаю! О чём ты говоришь?

Аня метнулась в ванную и вышла оттуда, держа в руках флакончик с феромонами.

— Вот о чём я говорю, дорогая моя Олива! Или ты хочешь сказать, что феромоны тут ни при чём? Вспомни: много ли у тебя было парней до того, как ты приобрела эту штукенцию?

— Но ты сама мне её отдала…

— Да, — Аня хищно зажала в руке флакон, — Поэтому-то я и знаю, что если бы не эта штука, чёрта с два Даниил валялся бы у тебя в ногах, а Салтыков прыгал бы с моста! Чёрта с два ты бы закружила голову Флудману и Хром Вайту, и чёрта с два Гладиатор бегал бы по твоим тупым прихотям как собачонка!

Аня нервно прошлась до двери, развернулась и пошла через комнату к окну.