Оливия Стилл - Жара в Архангельске-1

«Снова какие-то непонятные сны… перепутанные с реальностью.

Проснулся снова с какой-то тоской.

Тоска… тоска… зелёная.

Во снах было всё так красочно, столько жизни и столько новых впечатлений, а здесь… фу, мрак!

Место не есть гуд. Пора валить отседова!

И вроде не депрессия, и вроде хочется жить и радоваться, но когда вижу всю эту унылую жииизнь! Непонятных людей… да и вообще каких-то пьяных отморозков… злость берёт!»

«Очень тяжело быть одному… Многие не знают, как это тяжело. Жить в пустой квартире, не в городе. Знать, что к тебе никто не приедет. Знать, что вечер за вечером ты один. Сам с собой. Знать, что у тебя нет любимого человека и знать, что тебя никто не любит. Да и кому ты нужен, если сам в себе разобраться не можешь? И что дала мне психология? Она исковеркала всю реальность, пускай и наивную, но… теперь есть реальная реальность. Теперь люди для меня — это не загадочные существа, а всего лишь объекты для наблюдения. Набор команд и действий. А раньше над каждым человеком парила аура загадочности.

Зря я пишу этот пост, так как его может прочесть моя потенциальная девушка и сказать „Фу, неудачник“. Чужие проблемы нафиг никому не нужны. Пост должен был быть ярким, жизнерадостным. И всё эта психология. Вот так она и ломает взгляды. Права поговорка, меньше знаешь, крепче спишь.

Порой кажется, что твой уход из жизни никто и не заметит… и никому ты не нужен. Досадно так».

Одиночество сводило его с ума; день за днём, вечер за вечером он был один, наедине со своими мыслями. Мысли не давали ему спать; часто среди ночи ему становилось страшно, он вставал с кровати, включал свет и садился за компьютер.

«Мне кажется, что я дома не один, и мне становится страшно, ещё я боюсь Жени. Я иногда разговариваю сам с собой… что происходит? Ещё я чувствую, что во мне сидят два сознания. Одно очень доброе и нежное, но его чертовски мало, а другое злое, жестокое, эгоистичное, хитрое… его семьдесят процентов. И я постоянно спорю сам с собой, а правильно ли поступил? Это нормально?! Пожалуй, для полного комплекта, мне не хватает галлюцинаций. Но, думаю, ждать ещё недолго…

Заберите меня отсюда!!! Мой мозг уже не выдерживает! Меня уже всего разрывает на куски!

Мне уже давно пророчили окончание жизни в психушке, давно… Видимо пророческие слова были. Я скоро сломаюсь, сяду в угол, изо рта польётся слюна… взгляд пустой. Если меня найдут, то хорошо, если нет… умру с голода.

И самое главное… жажда знаний всё так же сушит моё сознание. Я хочу знать всё, обо всём, обо всех. Хочу быть везде, хочу быть лучше всех, хочу всё… хочу сразу!!!

Я больше не могу…»

За дверью по ночам часто скрипела половица. Ккенг чуть ли не до обморока боялся этого скрипа, и всякий раз, заслышав его, судорожно прятался под одеяло с головой.

«Это, наверное, называется параноидальная шизофрения.

Чёрт, мне реально кажется, что за дверью кто-то ходит…

Спать, спать, спать…»

Ккенг тяготился одиночеством, но и бухие компании вроде компании Салтыкова, где он иногда бывал, доставляли ему мало удовольствия. Хоть ему и поднимали самооценку льстивые слова Салтыкова и кажущийся респект со стороны этого лидера агтустудовцев, Ккенг в глубине души считал его таким же примитивным гопником вроде тех, что околачивались у ларька на автобусной остановке в своих шапках, заломленных на затылок, и с сигаретами «Беломорканал» в гнилых и щербатых зубах.

«Млять! Ну какого лешего я такой умный? Был бы обычным гопарём-колхозником и не думал бы ни о чём! Лишь бы набухаться, да девушек пое… Вот и всё. Не жизнь, а радость! А здесь каждый шаг, каждое действие, каждое слово подвергается жесточайшему анализу, выделяются ключевые моменты, что сопоставляются с шаблонами поведения, заложенными в моей памяти. Анализ всех взаимодействий, анализ каждого слова. Каждого действия! Блиииин! До чего же я всё продумываю! Я не делаю лишних движений вообще! Каждое слово, каждое прикосновение… каждый жест. Боже! Я как ходячий учебник психологии…»

Ккенг не мог вспоминать Оливу без презрительной усмешки. В глубине души он не менее презирал и Ириску, считая её глуповатой. Он прекрасно понимал, что рано или поздно девочке придётся сильно обжечься, и тем больнее ей будет падать с пьедестала, на который так неожиданно и быстро воздвиг её Салтыков.

«Меня очень сильно начинают бесить наивняги, которые думают, что жизнь такая сладкая и прекрасная штука. Что любовь живёт вечно, что бывает она и до гроба. И если ты им пытаешься втолковать обратное, то встречаешь лишь волну критики в свой адрес. Говорят, что просто у тебя такого никогда не было, что ты не умеешь любить.

И потом смотришь на этих людей, убитых горем от того, что их бросил(а) любимый парень/девушка. Я, конечно, сочувствую, но в душе… усмешка. Вот такие истины.

Жизнь — не сладость, как думают многие люди. Жизнь борьба — выживет сильнейший.

Хотя, может, я так считаю потому, что нахлебался горя. Сколько всего было в столь короткий период, в те двадцать лет…»

Хоть и было ему неприятно и больно вспоминать все те гадости, что довелось ему пережить, бывали минуты, когда он, как вообще многие русские люди, любил упиваться своим горем, испытывая даже кайф какой-то от этого. Он всё чаще и чаще обращался к своему дневнику, выливая туда весь негатив и при этом стараясь внушить себе, что это так, ерунда, не стоящая внимания.

«А, вот ещё что вспомнил. Позавчера мне на домашний звонили какие-то дуры и молчали в трубку. Я попытался их как-то разговорить, вроде слегка поговорили. Ну, они неудачницы, это сразу видно. Может, ещё в школе. А вот кто такие? Откуда мой телефон знают?

Потом они начали меня всячески оскорблять. Хм, а кому я что плохого сделал? Ну туповатые. Оскорбления такие же… не задели никак. Я включил громкую связь, включил музыку и слушал их. Словами тупой, козёл, неудачник и ещё что-то словарный запас их был ограничен, но меня они повеселили. Всегда приятно видеть, что вот такие горе-унижатели нифига не могут меня достать. И от этого они бесятся. А это мне так нравится.

Правда так и не понял, кто это, ну да ладно. Пусть идут с миром. Грешно смеяться над больными людьми».

Он исписывал целые страницы в дневнике, смутно надеясь, что однажды, когда всё переменится, он уничтожит все эти записи, и вместе с ними и всё плохое, о чём писал он туда.

«Я раньше часто запихивал голову в песок, и от этого мне было плохо, мне было ужасно! А теперь, а теперь… а теперь нет.

Вот и с Женей такая фигня. Сегодня она должна была ко мне приехать, а не приехала… не брала трубку, потом взяла и заявила, что чуть ли не я всё это придумал и вообще, я что, не понимаю, что у неё сегодня курсы, и в АГТУ надо заехать? Вчера разговор был… а ну его в жопу — этот АГТУ! Давай я с утра к тебе приеду! Вот и так. А сегодня я, как последний лох, сглотнул её наживку. Проглотил. Сказал, что да, Женечка, ты права, а я не прав. Не подумал о твоих курсах. Потом она обещала мне перезвонить через некоторое время. И вот я сижу один и размышляю. Серёга, неужели ты такой размазня? Неужели ты не сможешь ее послать? Да она вертит тобой, как хочет! Посмотри, кто ты в её глазах! Ты никто! Ты тряпка! Да она готова тебя положить у коврика и каждый день ноги об тебя вытирать, а ты будешь рад! И будешь говорить, что она всё правильно делает! Ничтожествоооо…

Вот и сидел я в таких раздумьях и понял, что в себе копить это нельзя. И решил ей высказать всё то, что я о ней думаю. Прошёл час, звонка нет. Я позвонил ей, она не ответила. И так только на третий раз мне ответила. Я спросил любезно, а почему она не перезвонила, но что она мне ответила: „Что вы все меня сегодня достаёте?“

Секунда, мысль, взрыв: „Достаю? Да ты просто дура!!!“

На что ответ: „Что ты на меня кричишь?“ и бросила трубку!

Я ей написал три сообщения, в котором выразил все свои „тёплые“ чувства к ней! Не стеснялся в выражениях… дура, тупица, тварь! Излил ей всю душу!

Сказал ей, чтобы забыла моё имя, чтобы никогда мне не звонила и не писала!!! Иначе я её в клочья разорву!!!

И хотя я понимаю, что я потерял человека, потерял навсегда, но на душе так легко и приятно стало! Так пусть знает своё место! И пусть знает, что меня надо уважать!

Жаль, что я это ей не сказал в лицо, а ведь так хотелось! Хотелось сломать её сознание, подавить её волю! А, ну и ладно! И так хорошо.

Главное, чтобы смс дошли в полном составе, иначе тупо получится.

И пошла эта Ж в Жо…!!!

Всё, конец истории».

Ккенг неоднократно пытался завязывать с дневником, чувствуя, что чем больше он уделяет ему внимания, тем сильнее распаляет сам себя. После истории с Женей хоть и не сразу, но он почувствовал, что прошлое стало отпускать его. Тогда-то Ккенг окончательно решил всё бросить и уехать в столицу стоить новую жизнь, поняв, что больше его ничего не связывает ни с этим городом, ни с этими людьми.

«Сижу дома, тухну.

Звонил вчера братишка из Москвы. Рассказывал, как там всё круто и здорово. Как носился на карте по трассе где-то в центре. Веселуха, говорит! Скорее бы в Москву.

В Москву, в Москву…

Скоро меня здесь не будет».

На турбазе «Илес», где расположилась большая компания форумчан, вовсю пригревало апрельское солнце. Снег в Малых Корелах ещё не растаял, и кое-кто даже катался по нему на лыжах.

Ириска с самого утра была в дурном настроении. В последнее время она стала замечать, что Салтыков как-то охладел к ней. Прежде, бывало, жить без неё не мог, то и дело твердил ей, как он её обожает. А теперь — ноль внимания, фунт презрения. Холодность его чувствовалась во всём, и сегодняшний день отнюдь не был исключением. Салтыков совершенно не уделял внимания Ириске: как ни в чём не бывало он болтал с форумчанами, а на неё даже не смотрел. Она злилась ужасно, ибо чувствовала, что то, что до сей поры считала своим, больше ей не принадлежит. Но почему? Почему он к ней охладел? Неужели… неужели опять спутался с этой мерзкой Оливой?! Как-то раз, ковыряясь у него в телефоне, она нашла её смски, которые Салтыков почему-то не удалил. Ну и, понятное дело, учинила ему допрос: какая-такая Олива? Уж не та ли лахудра с форума? А какого хрена она ему ещё пишет? Ах, просто знакомая… Знаем-знаем мы знакомства-то эти. А дай-ка мне её телефон, разговор у меня к ней… женский… Ах, не дашь?! Ну, тогда мне всё ясно…