Оливия Стилл - Жара в Архангельске-1

— Оль, послушай бесплатный совет, — сказал Даниил, — Повстречайся с ним.

— Как ты можешь мне такое советовать?! Я не хочу с ним встречаться, я тебя люблю!

— Я знаю, что любишь. Просто попробуй.

— Нет. Я хочу быть с тобой, и больше ни с кем. Пусть есть трудности, они для меня не важны.

— Скажем так, он лучше меня и нужнее именно тебе…

— Давай договоримся так. Будем говорить начистоту.

— А я пока и не лгал.

— Зачем ты так говоришь? Лучше тебя для меня нет. И точка.

— Ну, тогда для тебя повстречаться с ним ничем не повредит, только убедишься, что лучше меня нет. И, кроме того, я просил не делать из меня кумира, меня это очень сильно бьёт.

— Я не делаю из тебя кумира. Скажи мне, а ты разве не испытываешь ко мне того же? Почему ты с такой лёгкостью мне это говоришь?

— Потому что я не ставлю в людей в абсолют. Я люблю человека вне зависимости от того, какой он есть, со всеми его недостатками. А говорю с такой лёгкостью, думаю тебе пока что рано это знать, не вытерпишь.

— Нет, говори всё начистоту. Мы же договорились.

— Я люблю тебя просто потому что люблю, и мне неважно, какая ты, и всё.

И — всё, конфликт был исчерпан! В жизни Оливе так остро не хватало этих трёх, казалось бы, простых, но в то же время таких волшебных слов «я тебя люблю», что от одной этой фразы, такой желанной, но — увы — так редко предназначавшейся для её ушей, она ослабела и опьянела так же моментально, как подросток от одной рюмки водки.

— Знаешь, я бываю порой резка, груба, но я стараюсь исправиться, — сказала Олива, — Я постараюсь по возможности удерживаться от резкостей. Только старайся не обижать меня. Когда ты так говоришь, мне очень больно…

— Я всё понимаю, однако мне больно от одних только мыслей, которыми ты себя ко мне привязываешь, — сказал Даниил, — Любовь не привязывает даже в малости, она просто есть и всё.

— Ты не беспокойся, я не собираюсь виснуть на тебе, — Олива опять начала оправдываться, — Я живу в другом городе, у меня другая жизнь…

— Расстояние для привязки не проблема.

— Мне просто хочется, чтобы ты любил меня, а если вдруг поймёшь, что этого уже нет, скажи мне об этом сразу, чтобы я не мучилась, вот и всё. Я слишком хорошо знаю, что такое не любовь, как это было с Вовкой, например. Я боюсь этого, как огня, постарайся это понять.

— Ага. Прости, если обидел, я спать пошёл, так как сил уже нет, и из инет-клуба по морозу пирдолить не очень приятно ночью четыре квартала. Да и вообще чего-то после третьего числа меня на улице постоянно убить стараются вечером. Вот думаю, может сегодня у них получится? Ладно, не буду о грустном. Спок ноч. Целую. Люблю. Обнимаю. Нежно.

Вот так и поговорили. На следующий день Даниил просто исчез из инета. А ровно через неделю, то есть шестнадцатого февраля, местное архангельское радиовещание «Сарафан-FM» достигло ушей Оливы, и она узнала, что Даниил встречается с Никки…

Шестнадцатого февраля 2007 года не произошло ни землетрясения, ни наводнения, ни какого-нибудь ещё стихийного бедствия. Радиоточка на кухне бесстрастно бубнила о каком-то очередном заседании Госдумы и о встрече Владимира Путина с какими-то молодыми авторами в Ново-Огарёво. Но этот день в жизни Оливы стал чёрным поворотом её судьбы.

«Предатель… Предатель… Предатель…»

Ярость застилала глаза девушки. Оливе сначала очень хотелось поехать туда и отхлестать по щекам этого урода, который вот так влёгкую променял её непонятно на что; ей хотелось выволочь за волосы эту крысу, которая отняла у неё счастье. Но сознание собственного бессилия (а что она могла сделать, находясь в Москве?), лишь усугубляло ситуацию. Олива уже забыла все те нежные и ласковые слова, которыми каждую минуту мысленно называла она его — в голове крутилось только одно:

«Циник… Подлец… Предатель… Сволочь… Какая же я дура, Господи Боже мой!!!»

Она достала из бара початую бутылку водки, налила в стакан, залпом опрокинула…

«Но неужели всё так плохо? Ладно, пусть так… Он лгал мне про любовь, и про инет-клуб лгал, и про всё, про всё… — плелись мысли в её одурманенном мозгу, — Он предал меня, ушёл к другой… Да, я несчастный человек… Но ведь любил он меня… Было же что-то хорошее…»

Олива вспомнила, как они гуляли по набережной, как в подъезде целовались, как он гладил её по волосам, кормил из рук дольками мандарина — и взвыла в голос. Нет, всё пропало, он предал её. Она опять осталась одна… Ну что ж, Олива, финит а ля комедия, кончилась твоя сказочка про любовь. За счастье надо платить — пей теперь водку, лей слёзы. А тем временем твоим счастьем будет наслаждаться другая — ты ведь не подумала, как ей было плохо в то время, когда ты, счастливая, целовалась с ним на мосту и кушала из его рук мандарины? А теперь вы поменялись ролями: всё ведь в нашей жизни закономерно…

Так думала она, облокотившись на стол и безуспешно пытаясь подпереть рукой съезжавшую вниз голову — водка уже дала себя знать. Дома никого больше не было. Лишь заезженная кассета Многоточия надрывалась в старом магнитофоне:

А на следующий день Олива пошла на работу. Как и всегда. Горе горем, а жевать что-то надо. И обязанности её приходить каждое утро в офис тоже никто не отменял.

«В конце концов, мне и так не на что было рассчитывать, — вновь и вновь думала она по дороге на работу и обратно, — Я далеко от него, Никки близко — конечно, он остался с ней. А мне давно пора было понять, что Архангельск — это мираж, а моё место здесь, в Москве, в этом вонючем метро и в этой толпе. Нравится мне это или нет, но это так».

А люди, которые окружали Оливу в Москве: коллеги по работе, соседи по подъезду, одногруппники в институте — ничего не знали ни про Архангельск, ни про Даниила, ни про Никки. Они не знали, что эта хмурая девушка в старом пальто, робкая и некрасивая, могла быть совершенно другой в той сказке о волшебном городе, которую она сочинила и претворила в жизнь, поэтому считали её неудачницей и очень жалели её.