Оливия Стилл - Жара в Архангельске-1

Между тем, со второго этажа спустились Салтыков и Дима Негодяев, и все прошли в большую просторную кухню, которую вполне можно было бы назвать столовой, и уселись на диван вокруг стола.

— Поразительно, как животные могут быть похожи на своих хозяев! — сказала Олива, обращаясь к Сане, — Этот кот — ну вылитый ты! И глаза такие же, и морда лица — ну точь-в-точь как у тебя!

Саня поймал кота и протянул его Оливе.

— Благодарю, — сказала она, принимая кота.

— Только вот не надо целовать кота, — сыронизировал Даниил, о котором, общаясь с Саней Негодяевым, Олива даже забыла.

— А кого мне целовать, тебя что ли? — парировала девушка.

— А хоть бы и меня…

Вдруг в передней раздался звонок, и вскоре оттуда послышались смех и весёлые голоса. Это пришли Павля с Немезидой.

Олива ещё не видела Немезиду, но слышала из передней её красивый серебристый голос, её смех, который звенел по всему дому словно бубенчик, и подумала, что это, вероятно, очень красивая девушка. Однако, когда на пороге показались она и Павля, оба весёлые и разрумянившиеся с мороза, Олива, напрягшаяся было, как и любая девушка в обществе парней в ожидании достойной соперницы, вдруг расслабилась: у Немезиды из всех достоинств оказались лишь тоненькая гибкая фигура и пышные чёрные волосы; лицо же её оказалось слегка топорным и таким же скуластым, как у Павли.

— Привет! — беспечно бросила Олива вошедшим молодым людям.

Немезида окинула девушку оценивающим взглядом, но промолчала. Павля кивнул на её приветствие и на мгновение лицо Оливы показалось ему подозрительно знакомым, но вот только где он её видел — сказать он этого не мог.

— Зизи, кристалл души моей! Садись сюда, — Салтыков хлопнул ладонью по дивану около себя, — Надеюсь, Павля не будет на нас в обиде, — добавил он тихо на ухо девушке, по-прежнему лукаво улыбаясь.

Немезида вспыхнула, однако села рядом с Салтыковым. Павля сел с другой стороны, и по лицу его было видно, что он совершенно не в восторге от того, что Салтыков так фамильярно ведёт себя с его девушкой.

— А ты кто на форуме? — спросила между тем Олива у Сани.

— На форуме я Lawyer, — отвечал Саня, — А Вы, должно быть, Lolie?

Олива чуть не прыснула. Этот учтивый тон, обращение на «вы» от парня-сверстника, как будто они не молодые люди двадцати лет, а старые придворные, показался ей прямо-таки комичным. Бурное воображение её представило на минутку такую сцену: Саня, молодой английский лорд во фраке, с лёгким поклоном подходит к Оливе — юной леди в пышном платье со сложной причёской и веером в руках.

— Позвольте, сударыня, предложить Вам прогулку по парку.

— С удовольствием, сэр, — Олива делает реверанс.

— Позвольте Вашу руку, сударыня, а то дороги в нашем парке стали нынче весьма скользкими, — учтиво говорит молодой джентльмен, и, приняв даму под руку, ведёт её гулять в парк родового имения их аристократического семейства…

— Олива, ты куришь? — раздался над её ухом голос Салтыкова.

— Ннет… бросила… — рассеянно отвечала она, оторванная от своих мыслей.

Между тем принесли коньяк и шоколадные конфеты в коробках. Олива не любила конфет, сделанных из горького шоколада, однако взяла одну штуку.

— Я вообще-то не очень люблю горький шоколад, — сказала она, — Я молочный люблю.

— Горький шоколад полезен, — сказала Немезида, с увлечением жуя конфету. Салтыков тем временем крылил около неё словно петух, а на Оливу даже не смотрел.

А Даниилу вся окружающая обстановка очень не нравилась. Ему не нравился дом, пропитанный, как ему казалось, больной аурой. Ему не нравились апатичные, вялые, бледные, словно пророщенные картофельные ростки, братья Негодяевы. Не нравился ему Салтыков, пошлый, вульгарный, в открытую ухлёстывающий за девушкой его приятеля. Но больше всего не нравилось ему, что Олива, похоже, чувствовала себя в этой обстановке как рыба в воде, и настолько была увлечена беседой с младшим Негодяевым, что про него, Даниила, даже забыла.

— Пойдём отсюда, — тихо сказал он Оливе.

— Ну подожди, ещё чуток посидим, — попросила она.

— Пойдём… мне нехорошо здесь… давит…

— Щас, щас, ещё чуточку…

В конце концов, он уговорил её уйти. Уходить Оливе очень не хотелось, но делать нечего: как говорится, назвался груздем — полезай в кузов. Ушли оттуда вчетвером, включая Саню Негодяева, которому надо было куда-то по делам. На перекрёстке Саня пошёл в другую сторону, Лис пошёл к себе домой, а Олива и Даниил остались наедине. Зашли в подъезд, Даниил сел на лестницу, посадил Оливу к себе на колени.

— Ты чего такая грустная? — спросил он её.

Олива промолчала.

— Ты хотела бы там остаться?

— Где?

— Ну, у Негодяевых.

— Хотела бы…

— Если хочешь, я отведу тебя обратно.

— Нет, нет… Мне тут, с тобой хорошо. Просто… я скоро уеду… теперь неизвестно когда приеду… нам с тобой два дня осталось…

Олива не могла дальше говорить — слёзы подступали.

— Не надо плакать, — тихо сказал он.

Она старалась взять себя в руки — и не могла. Так, в молчании прошло пять минут.

— Ты… ты любишь меня? — спросила она.

— Да, — последовал ответ.

Олива легла на него, прижалась сильнее.

— Мне больше ничего не надо… ничего…

И слёзы ещё сильнее, ручьём хлынули у неё из глаз. «Что я, дура, реву, — думала Олива, — радоваться надо, а я реву». Второй раз в жизни от счастья плакала, она не могла вместить в себя столько счастья, и было больно ещё отчего-то…

— Ну, ну, полно, всю куртку мне замочишь, — Даниил провёл рукой по её волосам, — Они у тебя растрепались. Что же ты плачешь? Я люблю тебя.

— Не буду, не буду… Ах! Я так счастлива…

Вдруг произошло нечто странное. Даниил напрягся, его зрачки сузились и побелели. Что-то с ним происходило.

— Я слышу голоса… Уйдите, уйдите от меня все! Видишь, тёмные снизу идут? Их много…

— Господи, что с тобой? Никого нет, какие голоса?! — Олива встревожилась не на шутку.

— Они пришли за нами… Что-то они хотят, я их не вижу, я их чувствую. Архангелы с мечами… Не трогайте её, вы должны её беречь!

Он говорил это в пространство. Взгляд внутрь себя, зрачки как точки… Господи, помилуй! Олива зарыдала, уткнувшись в меховой шарф.

— Боже мой… Ты… ты болен…

Он судорожно прижал её к себе.

— Я болен… Я давно сходил с ума, я каждую ночь слышу голоса… Я чувствую их присутствие… Сначала было страшно, а теперь… Я могу ими управлять… я могу оживлять предметы, видеть мысли на расстоянии! Нас таких мало осталось, но мы есть… Я вижу: земля превратится в пепел… Архангельск сгорит дотла… Вот что страшно… Надо спасти оставшихся, мы бессмертны… Хочешь вечную жизнь? Я подарю тебе её! Я беден, у меня ничего нет, но у меня есть весь мир! Земной и небесный — всё моё! Хочешь?! Ты будешь бессмертна, ты никогда не состаришься, не умрёшь. Я научу тебя летать, хочешь? Я вижу у тебя крылья за спиной — ты можешь расправить их!

Он ещё говорил что-то, нёс какой-то бред. Он находился явно не в себе, глаза горячечно блестели…

— Кот, я боюсь… Господи, я боюсь!!!

— Не надо плакать… Чего ты боишься?

— Я за тебя боюсь… ты плохо кончишь…

— Не надо за меня бояться, меня охраняют.

Олива лежала на нём, отогревала ему руки. И никак не могла перестать плакать.

— Мне больно…

— Извини. Извини, что появился в твоей жизни…

— Нет, нет! Я благодарю Бога, что ты появился… без тебя я не жила… я была очень несчастлива…

— Теперь ты будешь счастлива… Я хочу, чтобы ты была счастлива… Но я беден, я — городской сумасшедший. Зачем я тебе?

— Нет, нет, не говори так! Я люблю тебя.

— Не надо…

Олива ничего не ответила и закрыла лицо шарфом.

— Ну, полно, Гюльчатай, открой личико, — Даниил попытался откинуть Оливе волосы с лица.

— Нет, не смотри на меня… Я сейчас, наверное, страшная…

— Нет. Ты не страшная. Ты очень красивая… Видишь, глаза у тебя блестят. Не прячь от меня свою улыбку…

— Я не верю… Это слишком хорошо, чтобы быть правдой…

— Но это правда. Ты очень изменилась с лета. Ты стала очень красивой. И Ден с Лисом мне вчера это сказали…

— А что изменилось-то? Постриглась да волосы покрасила, да и всё…

— Нет. У тебя красота не внешняя, но внутренняя. Ты летом какая-то загруженная была. А сейчас стала добрее, черты лица смягчились… Ты стала лучше… Только знаешь что?

— Что?

— Не красься. Тебе не идёт.

— Хорошо… Но я буду чувствовать себя очень неуверенно…

— Не будешь. Тогда ты будешь самой собой…

— И такая я буду тебе нравиться?

— Да. И не только мне.

— А мне больше кроме тебя никто не нужен…

Олива сидела, прижавшись спиной к подъездной стене. От слёз болели глаза, и она их закрыла. И тут Даниил поцеловал её в губы. Олива резко вырвалась.

— Ну ты чего? Не ожидала?

— Нет…

— Ну, садись ко мне на колени.

Так они и сидели в подъезде, целовались. Даниил вдруг вспомнил, что в кармане куртки у него лежат мандарины. Он очистил один, съел одну дольку, а другую положил в рот девушке.

— А что сказать надо? — лукаво спросил он.

— Дай ещё!

— Не дам.

— Жадина…

Он дал ей ещё дольку, и они поцеловались.

— Сидим тут как два бомжа, — вдруг фыркнула Олива, — Щас нас тут ещё увидит кто-нибудь…

— Никто нас не увидит. Я видимость убрал.

— А шо это вы здесь делаете???

Влюблённые резко обернулись. На площадке стоял какой-то мужик.

— Да вот, — сказал Даниил, — Беседуем…