Олива усмехнулась. Она уже давно привыкла к выходкам подруги. Настя никогда не скупилась Оливе на «комплименты»: величала её то «чудовище пещерное», то «голова садовая». Ну, Олива ей, в принципе, тоже отвечала взаимностью.

«Да так, голова дубовая, по тундре на собаках еду».

«Чучело, как доберёшься до первого огонька, напиши!»

Ага, волнуется всё-таки, удовлетворённо подумала Олива. Несмотря на то, что до «первого огонька» оставалось чуть меньше суток, смска Насти её даже как-то успокоила. «И с чего это я, в самом деле, решила, что они меня не ждут? Чёрт знает из-за чего пересрала, ведь не может же статься, что еду я напрасно! — подумала она, — Так что не ссы, оливка, всё будет заебись!»

Успокоенная этими мыслями, Олива положила под голову рюкзак и, убаюканная стуком колёс, крепко заснула.

Гл. 23. Опасное путешествие

— Гоп-стоп,

Сэмен, засунь ей под ребро,

Гоп-стоп,

Смотри не обломай «перо»

Об это каменное сердце

Суки подколодной…

Олива вздрогнула и резко открыла глаза. Неподалёку сидело пятеро в телогрейках и пили бормотуху. Один лабал на гитаре, остальные рубились в карты и пьяно орали песню на весь вагон:

— Гоп-стоп,

Мы подошли из-за угла.

Гоп-стоп,

Ты много на себя взяла.

Теперь расплачиваться поздно,

Посмотри на звёзды,

Посмотри на это небо

Взглядом, бля, тверёзым,

Посмотри на это море —

Видишь это всё в последний раз.

— Эээ, блядь, он смухлевал! Я так не играю!

— Да не ори, Серёжа, выпей лучше…

— Нее, я так не играю!

— О, гляньте-ка, какая дамочка с нами едет! Э, фьюйть! Гёрл!

— Э, чур я первый!

— На кон ставим?

— А то!

— Да холодно щас ёблей-то заниматься! Хуи себе отморозите…

— Эй! Фьюйть! Куда побежала-то?

— Чувиииха!

Олива, не помня себя от страха, схватив свои узелки, прошмыгнула в другой вагон. Забилась в тёмный, неосвещённый угол. «Может, тут не найдут… — со страхом думала она, — Господи, спаси… избави».

Сердце колотилось так, что готово было выпрыгнуть из груди. Олива сидела, скорчившись, в углу, стремаясь каждого шороха, со страхом ожидала, что вот-вот её тут найдут. А если найдут, то всё, шабаш — край волчий, дорога стрёмная, вступиться некому. Изнасилуют, обворуют, убьют, выкинут где-нибудь — никто и костей не найдёт…

Но, к счастью, никто её там не тронул. С горем пополам, доехав к ночи до Исакогорки, сошла с поезда, но на такси ехать пожадничала — таксист запросил до Архангельска восемьсот рублей. И она решила подождать автобуса. Едва сев на вокзальную скамейку и в первый раз за всю дорогу ощутив себя в относительной безопасности, Олива прислонилась головой к стене и заснула.

…Пули свистели над полем и разрытыми траншеями. То там, то тут грохотали взрывы. С лязгом и скрежетом проехал мимо эшелон с солдатами. Рядом стояла Мими в белом халате и белом чепчике, с медицинским чемоданчиком. Вдруг неподалёку раздался оглушительный взрыв…

— Ложиииись!!! — крикнула Олива, хватая Мими за рукав.

Ба-бах!!! Трах-тах-тах!!! Эшелон — в щепки…

Олива проснулась в холодном поту. Вокруг громыхали петарды — народ мирно справлял Новый год. Нервы её не выдержали. «Господи, да что ж за люди-то такие! — была её первая мысль, — Даже в Новый год без войны жить не могут…»

Наконец, подали автобус. Через сорок минут Олива была уже в Архангельске. От друзей-приятелей по-прежнему не было ни звонка ни хуя. Вот так клюква, подумала Олива. Делать нечего — надо было звонить Даниилу. Она покопалась в своём телефоне, где нашла его смску, и, выцепив оттуда номер, стала звонить. Гудков десять, не меньше, настырно пропели ей в ухо, пока трубку не взял чей-то до боли знакомый женский голос. Это была Никки. Голос сонный. Видимо, Олива её содрала с постели 1 января в 8 утра. С Новым годом, называется!

— Простите, а с кем я разговариваю? Никки, ты, что ли?

— Да, я… — отвечала она.

— Интересное кино, — произнесла Олива, — Ну пока, Никки.

— Хм…

— Что-что?

— Пока, говорю.

«Таак! — подумала Олива, — Вот, значит, как. Это что же получается, он мне с Никкиного номера смски слал?»

Делать нечего — пришлось звонить Даниилу на домашний. Договорившись встретиться с ним в четыре часа у высотки, Олива завела будильник на полвторого и тут же завалилась спать.

…Без пятнадцати четыре она уже была у высотки. Народу там почти не было — все отсыпались дома после новогодней ночи. Только стояла неподалёку чья-то одинокая мужская фигура.

Олива обошла высотку кругом. Никого. Только чья-то фигура по-прежнему стояла на том же месте.

«В конце концов, ещё не так много времени, — подумала Олива, садясь на бордюр, — А если не придёт, подожду ещё пять минут и свалю».

Прошло пять минут. Семь минут. Десять минут.

Даниил не пришёл.

А фигура в чёрной дутой куртке и шапке, натянутой на глаза, по-прежнему стояла как столб. У Оливы на секунду шевельнулось какое-то смутное подозрение. Она окинула быстрым взглядом фигуру парня, но тут же отвела глаза. Через секунду опять посмотрела на него и вдруг решительно направилась к нему.

— Извините, время не подскажете? — спросила она у незнакомца.

Тот вдруг подозрительно заулыбался:

— Нет, девушка. Не подскажу.

Олива пристально посмотрела на лицо парня, наполовину скрытое шапкой-пидаркой. Он, продолжая улыбаться, снял шапку, обнажив растрёпанные вихры русых волос.

— Даниил! — ахнула Олива, — А я тебя и не узнала. Богатым будешь.

— Зато я тебя сразу узнал, как только ты пришла.

— Противный! Что ж ты раньше не подошёл?! Я тут полчаса стою мёрзну…

— А я тебя гипнотизировал. Импульсы посылал на расстоянии.

— Чё ж так плохо гипнотизировал, — рассмеялась Олива, — Я-то думаю — ну, стоит там кто-то… Мне и в голову не пришло, что это ты…

— А я стою и думаю: что ты дальше будешь делать. Интересно было наблюдать…

— Противный, противный, противный!

Олива несильно пихнула его рукой. Даниил увернулся и схватил её сзади. Завязалась небольшая потасовка, после чего молодые люди обнялись и простояли так минут пять.

— А куда мы теперь пойдём? — спросила Олива, лукаво глядя на его съехавшую набок шапку.

— Ко мне домой, — сказал он, — Не бойся, дома никого нет.

— Ну тогда пошли.

Дома у Даниила и вправду никого не оказалось. Олива, сняв дублёнку и сунув ноги в тёплые пушистые тапки, прошла в его комнату и села рядом с ним на диване.

— Ой, я ж совсем забыла! — спохватилась она, — Вот… держи… — и протянула ему праздничный пакет.

Даниил развернул пакет и, вынув оттуда две книжки по эзотерике и нумерологии, стал с интересом их разглядывать.

— Только не говори, что они у тебя уже есть, — сказала Олива, — Я долго думала, что тебе подарить…

— Я этого и не скажу, — ответил он, погрузившись в чтение. Олива склонила голову ему на плечо.

— Что за духи у тебя? — спросил Даниил, положив голову ей на грудь, — Чёрт, вроде не пил. Я пьянею от твоего запаха…

— Это, наверно, лосьон для душа, — Олива на всякий случай прикинулась шлангом.

— А что он содержит, этот лосьон? — допытывался он.

— Ой, я не знаю… Там по-французски написано, я не разобрала…

На самом деле это были духи с феромонами. Перед встречей с Даниилом Олива приняла ароматную ванну, вымыла голову шампунем с экстрактом корицы, а после ванны надушилась феромонами. Эта маленькая хитрость была её секретом. Точнее, секретом, которым вместе с флаконом духов поделилась с ней накануне её отъезда подруга Аня.

Олива задумчиво перебирала его волосы. Даниил принялся целовать ей руки. Несколько секунд прошло в молчании.

— Олива, я счастлив… Кажется, я сошёл с ума…

Он и впрямь походил на сумасшедшего. Взгляд у него был, как у помешанного. Вероятно, духи с феромонами так на него подействовали.

— Ты знаешь, я всемогущ. Но мои сверхспособности удесятеряются, когда рядом моя любовь! Моя Олива!

— Твоя, твоя, чья ж ещё, — она обняла его. Он притянул её к себе и вновь принялся жадно целовать ей руки.

Олива была на седьмом небе от счастья. И сейчас, глядя на его тонкие, красивые губы, правильные, почти аристократические черты лица, томный взгляд больших, почти круглых зелёных глаз, встрёпанные светло-русые волосы, ей захотелось сжать ему руки до боли, схватить за волосы, опрокинуть, впиться ему в губы страстным поцелуем… Кровь застучала у неё в висках, она еле держала себя в руках.

— Что мне делать, что?! — сдавленно спросила Олива, сжимая ему кисти рук.

— Ты можешь делать всё, что хочешь.

— Можно, да? — и, не дожидаясь ответа, резко и грубо повалила его на диван и принялась целовать со всей своей страстью и пылом. Большего наслаждения она ещё ни разу в жизни не испытывала.

Внезапно в прихожей грохнула железная дверь. Олива резко вскочила, поправляя причёску. Через секунду дверь комнаты открылась и на пороге появилась мать Даниила.

— Даня, ты кушал? — был первый её вопрос.

Этот, казалось бы, простой и обыкновенный вопрос матери к своему сыну, показался Оливе ужасно пошлым и оскорбительным для её любви к нему. «Тоже, нашла время, старая кикимора, — с досадой подумала Олива, — Небось носится-то с ним как курица с яйцом…»

— Что это ты на своей шубе бирки до сих пор не оторвала? — вдруг громко спросила мать Даниила, обращаясь к Оливе, — Поди оторви, а то ведь все заметят!

Олива так и остолбенела: какие ещё бирки? Подошла к шубе, видит — и правда, оттуда пластмассовые фигни торчат. По своей вечной рассеянности она забыла их оторвать.