Оливия Стилл - Жара в Архангельске-1

А первая команда тем временем, миновав подсказку об Иване Грозном, уже пробивалась к ламповому заводу. Даниил вспомнил, как водил на ламповый завод Оливу и мысленно пожалел, что она не с ними. Ей наверняка было бы интересно побегать по городу ночью в поисках кладов. И сколько всего интересного в Архангельске он не успел ей показать! Оставалось лишь надеяться на её следующий приезд…

— Ты о чём задумался? — окликнул его Денис.

— Я?

— Ну не я же!

— Я задумался о том, что… — Даниил осёкся, — Мне кажется, что клад спрятан именно на ламповом заводе.

— Ты думаешь? — спросила Мими.

— Я не думаю. Я уверен.

А в это время команда Сани Негодяева уже добралась до последней подсказки, указывающей местонахождение клада. Вот только путь до лампового завода от ж/д был неблизкий.

— Побежали! — скомандовал Паха Мочалыч, — Мы должны успеть!

— Но я не могу так быстро бежать, я же на каблуках! — взмолилась Немезида, с трудом ковыляя на высоченных шпильках по шпалам рельс.

— Тогда дай мне руку!

Павля крепко сжал ладонь девушки в своей, и они побежали. Бежали, не останавливаясь, до самого лампового завода. Несмотря на усталость, они далеко оторвались от своих. Запыхавшаяся Немезида обессиленно прислонилась головой к стене старого здания.

— Кажется, успели…

— Полезем на крышу? — предложил Павля, — Или подождём наших?

— Подождём, — сказала Немезида, поправляя заколкой растрепавшиеся волосы.

Павля невольно залюбовался тоненькой девушкой с чёрными локонами, упавшими на её разрумянившиеся от быстрого бега щёки. Отдохнув немного, молодые люди поднялись на крышу лампового завода, откуда был виден в дымке ночного тумана спящий город.

— Становится свежо, — сказала Немезида и вздрогнула.

— Тебе холодно? На пока куртку мою.

Павля накинул свою куртку на плечи девушке и слегка приобнял её. Она молча склонила голову ему на плечо. Молочно-белое небо, подёрнутое тёмными перистыми облаками, слегка зарозовело на востоке. В окрестностях лампового завода не было ни души…

— Немезида, знаешь что… — тихо произнёс Павля.

— Что?

Внизу послышался шелест раздвигаемой травы и шум голосов. Райдер и Мими, Саня и Изабель, Сандралэнд, Денис, Сантифик, Даниил — все сошлись в одной точке. А навстречу им с той стороны здания шли организаторы проекта Урбан Роад во главе с Салтыковым.

— Немезида, знаешь что…

— Что? — произнесла она, с улыбкой глядя ему в глаза.

Он оглянулся на шум голосов, доносящийся снизу…

— Ладно, потом.

«Расстояние… вёрсты, дали…

Нас расклеили… распаяли…

По трущобам земных широт…

Рассовали нас как сирот…

В глаза мои не смотри… ты расстояние увидишь…

То, которое не сможешь пройти, которое не сможешь… забыть…

О, эта чёртова ангина! Жар… бред… мозги туманятся… Боже мой, когда же это, наконец, закончится?!

Расстояние… вёрсты, мили…

Нас расставили… рассадили…

Чтобы тихо себя вели…

По двум разным концам земли…

Полоска света в коридоре… Ты приехал?! Не включай свет, пожалуйста, зайди ко мне. Сядь на мою постель, возьми мои ладони в свои — как тогда, когда мы с тобой на крышу лазили, помнишь? У меня болели ноги, они уже не слушались меня, но, идя рядом с тобой, я почти не чувствовала боли…

Нет, мне померещилось… Ты не приехал. Ты — там, за тысячу километров от меня.

Расстояние… вёрсты, дали…

Мы идём по набережной, взявшись за руки. Река ослепительно блестит на солнце. Боже мой, какая жара! Как в пустыне.

Расстояние между грубой сединой и детским смехом…

Лишь секундное мгновение, оставленное в снах…

В его сетях не остаётся человеческая сущность,

Прозрачная или запачканная во грехах…

Господи, как муторно… Нечем дышать, я не могу разлепить губ. Постель моя горит — это я сгораю… Катится по лицу не то пот, не то слёзы. Хорошо, что Он не видит меня сейчас…

Котя, Котя, Котинька…»

Едва оправившись от ангины, с температурой, сидела Олива у компьютера и писала этот пост у себя в ЖЖ. Пост, защищённый настройками приватности.

«…Дайте душе вылететь, дайте ей вылететь. Господи Всевышний! Не оставляй меня, дай мне сил пережить эту муку. Я не могу больше!!! Всё живое рвётся во мне…

— Я никогда тебя не забуду…

— Я тоже никогда тебя не забуду…

Ты не узнаешь об этом. Я не хочу, чтобы ты читал этот пост. Я выплесну сюда часть моих страданий, но ты не прочитаешь это, ибо тебя это может оттолкнуть от меня. А я этого не хочу.

Ты говоришь, что никогда не любил, никогда не пылал страстью. Но ведь тебе всего семнадцать лет — быть может, твоё время ещё не пришло…

А я… я переживу это. Ещё не такое переживали. Я сильная, я справлюсь. Я выздоровею и буду жить, как прежде.

Нет… Как прежде я жить уже не буду. Я буду жить лучше, чем прежде. И этим я обязана тебе. Спасибо тебе, Кот, за сказку, которую ты мне подарил. Пускай короткую, пускай на один день, но ты сделал меня счастливой.

Пусть я останусь в твоей памяти лёгким эпизодом. Вспоминай меня, когда тебе станет скучно или грустно, вспоминай, как нам было хорошо вместе. Пусть это воспоминание не будет ничем отравлено.

Я не хочу, чтобы ты знал, как я тут мучаюсь без тебя. Я не хочу, чтобы ты думал, будто я жить без тебя не могу. Хотя на самом деле это так и есть…»

От температуры и слабости у Оливы кружилась голова, на глаза наворачивались слёзы. Ей не хватало Даниила как воздуха, она чувствовала, что готова умереть без него. А в это же самое время, по ту сторону монитора, за тридевять земель, другая девушка, влюблённая в него, тоже писала в своём дневнике пост, защищённый настройками приватности.

«Ты ближе всех, но так далеко… И кто знает, к чему это приведёт, а осень плачет каждый день своими холодными дождями, и так больно бьёт порывом ветра по лицу, пытаясь привести меня в чувства, а я стою на остановке, закутавшись в пальто не оттого, что мне холодно, а по привычке… И думаю о тебе, пытаюсь понять… хоть немного, кто ты в моей жизни? И зачем то приближаешь, то отталкиваешь меня… Я пытаюсь понять, что это, любовь или зависимость? Тоска или привязанность? Судьба или шутка? Глупо, ведь я сама знаю ответы на все эти вопросы… Ты ближе всех, но так далеко…»

Никки прошла в спальню, не зажигая свет, села на тахту. Захлопнулась дверь за Даниилом — и её снова выключило. До следующего его прихода…

А вчера он пришёл и весь вечер сидел в аське — переписывался с Оливой. Никки сидела рядом, вымученно улыбалась. Он же, не глядя на неё, был весь погружён в монитор. Не в силах более сдерживать слёзы, Никки встала и ушла в другую комнату.

— Почему ты ушла? И почему сидишь здесь в темноте? — Даниил появился на пороге.

— Я ушла, чтобы не мешать тебе, — ответила Никки.

— Но ты огорчена, ведь так?

— Нет. Всё в порядке, правда…

— И всё-таки ты огорчена. Настолько, что ещё немного — и из твоих глаз брызнут слёзы. Вот уже одна из них катится по щеке…

Никки отвернулась. Из её глаз и вправду катились слёзы. Ей не хотелось, чтобы Даниил видел эту её слабость. Но он, сев рядом с ней, отёр ей слезу и… поцеловал. Сначала в щёку, потом в губы.

Они не сказали друг другу ни слова. Только напоследок он, прежде чем уйти, произнёс:

— Знаешь… Можно я попрошу тебя об одном…

— О чём?

— Не говори ничего Оливе. Пока не говори. Ей сейчас не надо делать больно.

Никки промолчала.

— Я знаю, о чём ты подумала, — Даниил взял её ладони в свои, — Но ты не должна забывать наших условий.

— Я и не забывала… — Никки досадливо отвернулась.

— Ты знаешь об этом. И я знаю об этом, — тихо, скороговоркой произнёс он, — Мы оба знаем то, что нас объединяет. Все остальные, обычные люди… им этого не дано понять… Им не дано увидеть то, что дано мне и тебе.

— Да…

— Ты знаешь, в чём различие между тобой и Оливой?

— В чём?

— В том, что тебе дано гораздо больше, чем ей. Ты можешь летать. Я видел крылья у тебя за спиной. Ты принадлежишь к избранным, и в тот час, когда архангелы призовут тебя к себе, ты легко оставишь свою оболочку и не пожалеешь ничего из того, что останется здесь, ибо то, что ты заберёшь с собой — свою душу — и есть единственное богатство, которое может чего-то стоить в этом мире…

Даниил прижался головой к Никкиной спине и продолжал:

— Мне жаль Оливу, потому что ей закрыт доступ туда, куда он открыт мне и тебе; она несчастна, потому что её жизнь пуста и безрадостна настолько, что она, бедняга, самым счастливым днём в своей жизни сочла тот день, когда я с ней гулял по Архангельску. А ведь мы просто гуляли, между нами не было абсолютно ничего. Ты только представь, насколько скудна её жизнь в Москве, что она даже эти крохи приняла за единственное в жизни счастье…

— Да, мне её тоже жаль, — согласилась Никки, — Но… что же ты хочешь?

— Я хочу помочь ей, — отвечал Даниил, — Я хочу показать ей, что каждый человек достоин любви. Только показать, что любить можно всех, даже её. А о нашей тайне знаешь только ты…

Даниил обнял и поцеловал её в губы.

— Обещаешь?

Никки опустила взор. Сказать по правде, ей это совсем не нравилось. Но она, помимо всего прочего, обладала изрядной долей женской хитрости, и знала, в каких ситуациях надо показать когти, а в каких — смириться и отступить.

— Хорошо, как скажешь…

А на следующий день Даниил пришёл совсем другой. Чужой какой-то, холодный, отстранённый. Опять сел перед монитором. Никки подошла сзади, обняла его. А он усмехнулся: