Однако Франческа еще не уступила.

— Дело не только в «Розе Лайфорда», Аполлония. Как бы высоко я ни ценила вашу заботу, у меня есть серьезные причины отказаться. Я волнуюсь за Кристофера. Мальчик пережил ужасное потрясение, потеряв разом и дом, и отца. Не знаю, что он помнит о той ночи, но боюсь, в чужой стране Кристофер почувствует себя еще более неуверенно.

— Чепуха! Ребенок очень чутко реагирует на настроения матери. Если она счастлива, то и он счастлив. Если расстроена и подавлена, то и он тоже. Лучшее, что вы можете сделать для бедного малыша, — это успокоиться и обрести душевное равновесие. Вам необходимо сменить обстановку.

Аполлония так настаивала, что Франческа смутилась.

— Хорошо, Аполлония, я подумаю.

— Простите, если я говорила слишком резко, но я забочусь о вас. Ну кто еще на белом свете за вами присмотрит?

Франческа невесело улыбнулась:

— Да, если бы не вы с Эдуардом, я была бы совсем одинока.

— Что ж, тогда относитесь ко мне как к матери.

Поцеловав Франческу, Аполлония удалилась, надеясь, что ее усилия не пропали даром. Однако едва она скрылась за дверью, как улыбка Франчески угасла. Ей не хватало духу спасать себя, и она понимала, что поездка не поможет — в Париже ей будет так же одиноко, как и в Лайфорд-Кэй. И уж конечно, Франческа не могла относиться к Аполлонии как к матери, особенно теперь, когда Сюзанна снилась ей каждую ночь. Молодая женщина подсознательно стремилась последовать за матерью в бесплотный мир теней, в царство вечной ночи.

Внезапно Франческа услышала шорох, доносившийся снаружи. Может, кто-то прячется поблизости и наблюдает за ней? Кристофер заснул на ковре. Взглянув на светловолосого малыша с нежным личиком и большими глазами, Франческа вздрогнула, испугавшись за сына. Заметив какое-то движение за окном, она быстро встала и открыла дверь.

— Кто здесь? — крикнула она, выходя в сад.

Молчание.

— Я знаю, что здесь кто-то есть. Выходите!

Сзади донесся какой-то звук. Франческа быстро обернулась и застыла: из дома, прижавшись к стеклу с внутренней стороны, на нее смотрело темное лицо. О Боже, да ведь там Кристофер! Франческа бросилась в дом.

Она увидела молодую женщину, попятившуюся к дивану. Руки ее дрожали, в темных глазах застыл страх. Кристофер не проснулся.

— Жози! — выдохнула Франческа, не сразу узнав подругу в болезненно худой женщине с запавшими глазами, резко обозначившимися скулами и мрачным выражением лица. — Что ты здесь делаешь? — Франческа пыталась говорить доброжелательно, но вопрос прозвучал враждебно.

— Мне не следовало приходить, — глухо пробормотала Жози. Ее зеленые глаза утратили блеск, а белки почему-то покраснели.

Ее болезненный вид встревожил Франческу.

— Ты не должна была бросать меня. Почему ты так поступила?

Казалось, Жози не слышала ее.

— Франческа, ко мне приходила полиция и спрашивала про Майкла. Я сказала им, что не видела его с тех пор, как он ушел из бара в ту последнюю ночь. Ты мне веришь?

— Конечно, верю. Я и не думала, что ты в этом замешана.

— Иногда я вижу огонь, дом, охваченный пламенем.

— Прошу тебя, Жози, сядь. Я налью тебе чай.

Та неожиданно улыбнулась. Но в этой смущенной улыбке не было почти ничего от прежней теплоты. Радость, некогда светившаяся на ее лице, исчезла бесследно. Франческа заметила, что подруга постарела.

— Я очень рада, что ты пришла, — сказала она. — С нами многое произошло. Пойдем на кухню поговорим.

Жози покорно последовала за ней. Кухня сияла чистотой, но казалось, здесь ни к чему не притрагивались.

— Я теперь редко готовлю, — объяснила Франческа. — Только для Кристофера.

— Это твой сын?

— Да.

— Майкл мне о нем рассказывал. Он ужасно гордился мальчиком.

Франческа поставила на плиту чайник и обернулась.

— Откуда ты знаешь Майкла?

— Однажды он зашел в бар, где я выступала. — Жози прикусила губу. — Но дело не только в этом. Я с самого начала знала, что он твой муж. Майклу просто хотелось с кем-то выпить, а я стремилась к большему.

Франческа смотрела на Жози с возрастающей тревогой, боясь ее откровений. Да, хорошо бы вернуть подругу — ту, какой была Жози до поездки в Венецию. Но эта девушка с расширенными зрачками казалась ей почти незнакомой.

— Но я бы не стала устраивать пожар, — внезапно проговорила Жози.

— Разумеется, ты бы этого не сделала.

Жози хрипло и зловеще расхохоталась.

— «Разумеется»? Откуда тебе это известно, p'tite soeur? Что ты вообще об этом знаешь?

— Жози, о чем ты?

При ярком освещении смуглое лицо девушки выглядело неестественно бледным. «Наверное, она голодает и у нее полуобморочное состояние», — подумала Франческа. Слишком слабая, Жози явно не представляла опасности.

— Уверена, на самом деле ты не думаешь того, что говоришь, — чуть слышно промолвила Франческа.

— Это я разожгла огонь!

— Не может быть! Полиция уже арестовала женщину, сделавшую это. Леди Джейн. Разве ты не читала в газетах?

— Да, я слышала, — пробормотала Жози, — но это сделала я. При помощи заклинания. Я наложила на тебя проклятие.

— Проклятие? Но почему? За что?

— Потому что ты — моя сестра.

— О, дорогая, ты всегда была мне сестрой. Поэтому я так страдала, потеряв тебя.

Жози долго смотрела на нее.

— Ты не поняла, Франческа. Моим отцом тоже был Карло Нордонья. Я узнала об этом в Венеции. А когда вернулась домой, мама все подтвердила. — Она нервно рассмеялась. — Всю жизнь я думала, что мой отец умер, а он, оказывается, был жив. Только стыдился меня.

У Франчески сжалось сердце.

«Жози — моя сестра, дочь моего отца? Неудивительно, что между нами всегда существовала такая прочная связь и мы даже умели читать мысли друг друга».

Франческа представила себе отца так ярко, словно он и сейчас стоял перед ней — отчужденный, величественный, гордый. Ох уж эта гордость! Именно из-за нее она провела большую часть жизни вдали от Карло, по другую сторону океана. Гордость не позволила ему признать Жози дочерью. Интересно, что еще? Может, и ее мать пала жертвой гордости Карло Нордоньи?

— Это заставило меня произнести заклинание, — продолжала Жози.

— Даже после того как Джек тебя бросил, ты все равно ухитрилась стать счастливой! Встретила Майкла, вы поженились. У тебя было все: муж, ребенок, процветающий бизнес. Твои фотографии печатали все журналы. Тебе все в жизни давалось легко, все тебя любили.

До Франчески постепенно начинал доходить смысл этих слов.

— Ошибаешься. Такое ли великое счастье — любовь моих родителей? Думаю, тебе досталось от одной Марианны больше любви, чем мне — от них двоих. А уж что я унаследовала от матери, одному Богу известно. Иногда мне кажется, что на мне лежит печать смерти. И уж конечно, я больше виновата в смерти Майкла, чем ты. Ты любила его?

Жози покачала головой:

— Нет, мы были едва знакомы. А ты?

Франческа с трудом сдержала слезы.

— Я никогда не была справедлива к Майклу!

— Жизнь вообще несправедлива, — с горечью заметила Жози.

Тут в кухне появился растрепанный Кристофер.

— Мама, кто это? — спросил он и уткнулся в колени Франчески. Потом с опаской посмотрел на гостью.

— Кристофер, это Жози, моя подруга. Может, поздороваешься с ней?

Ошеломленная, Жози пожала ручонку Кристофера. Ребенок был копией Джека, но цветом глаз и волос он пошел в мать. Франческа уже давно считала, что никто не знает настоящего отца ребенка, но реакция Жози ее встревожила.

Кристофер снова уткнулся в ее колени. Засмеявшись, Франческа протянула Жози чашку чая, и та, потянувшись за ней, быстро сунула в рот пилюлю, что не укрылось от внимания ее подруги.

— Мы с Жози росли вместе и часто играли с ней, когда были такими маленькими, как ты.

— Я не маленький, — смущенно возразил Кристофер.

— Да ты просто великан! — Жози улыбнулась. — Можно я возьму тебя на руки?

Она едва удержала мальчугана.

«До чего же ослабла Жози, — подумала Франческа. — Живая, энергичная, веселая, она излучала прежде жизненную силу. Что же с ней случилось?»

— Беги в гостиную, Кристофер, поиграй с поездом, — сказала Франческа. Но мальчик, не желая уходить, возился возле матери.

Когда наконец Кристофер ушел, она обратилась к Жози:

— Ты плохо себя чувствуешь?

— Хорошо.

— Я видела, как ты принимала таблетку, — осторожно заметила Франческа.

— Это всего лишь антигистамин, я простужена.

Пока они пили чай, воцарилось неловкое молчание. Их прежнее взаимопонимание исчезло. «Как бы много страданий ни выпало мне, — размышляла Франческа, — Жози, видимо, пережила не меньше». Она почти не поднимала глаз, но ее внутреннее беспокойство давало о себе знать так же явственно, как красный шрам на щеке Франчески.

— Можно мне прийти послушать тебя?

Жози улыбнулась, но взгляд был таким же подавленным.

— Это доставит мне удовольствие. Я чувствую себя хорошо, только когда пою. Клуб, где я выступаю, самый лучший «за холмом».

Жози рассказала подруге об ансамбле и немного о себе. Франческа отметила в ней странную перемену: она говорила возбужденно, быстро и при этом нервно смеялась. Теперь Жози казалась еще более напряженной.

— Я рассказывала тебе про Лукаса?

— Упоминала.

— О чем именно?

— Говорила, что живешь в красивом доме недалеко от клуба «Сисо».

— Да, это так.

Снова взрыв нервного смеха.

— У меня иногда путаница в голове.

Франческа не на шутку встревожилась. Зрачки у Жози сильно расширились, на лбу выступил пот.