– Марк, – говорит она с полувопросительной, полуутвердительной интонацией.

Он качает головой точно так же, как это делал Марк. Его вежливая улыбка воздвигает между ними ледяную стену. И он оттягивает на груди рубашку, демонстрируя бумажный прямоугольник, на котором написано: «Марат».

Вот как – он даже не очень скрывается.

– Ты не помнишь меня? – говорит Анна в его удаляющуюся спину, ее голос срывается в шепот, и она уже сама себя не слышит. – Почему ты меня не помнишь? Что это за игра такая?

Через полчаса Марк-Марат приносит ей заказ. Анна все это время сидит, нехотя пьет томатный сок и думает о том, что они, в сущности, одни в этом странном месте, пламенеющем из-за оранжевого цвета тента так, словно там, снаружи, все длится и длится роскошный закат. Если опустить поднятую вверх полосу ткани, то их никто не сможет увидеть с дороги. Когда Марк приходит и начинает ставить на стол тарелки, Анна трогает его за локоть. Расслабленной рукой, сначала ногтями – слегка поцарапывая, покалывая, – потом прокатывается всей ладонью по горячей коже, касаясь, лаская… Она сама не знала, что умеет делать это. Марк смотрит с недоумением, но не пытается отстраниться. Он словно стал моложе Анны, невинней ее, словно не вполне понимает, чего хочет от него эта женщина.

Когда Анна узнает, что она у Марка не первая, – это для нее удар и шок, но, кроме того, она чувствует еще и гордость и постепенно вытягивает из него подробности. С той девушкой он познакомился случайно, в кафе, за полгода до встречи с Анной. Сначала Марк даже не понял, чего она от него хочет, незнакомка показалась ему такой взрослой и красивой. Он ровно ничего не умел, и ей пришлось все сделать самой. Впрочем, незнакомка не выглядела обиженной.

И тогда Анна этому юному Марку говорит несколько слов, от которых удивление на его лице сменяется лукавым пониманием, он быстро идет от стола к входу и закрывает его. А потом возвращается.

На столе очень неудобно – жестко и холодно, к тому же он слишком легок, неустойчив, от толчков то накреняется, то становится на дыбы, это начинает напоминать родео. Опрокидывается пакет с томатным соком, звеня, летят на земляной пол вилки. Анна, чтобы удержаться, хватается за куртку Марка, ощущает под руками что-то непонятное… Тяжелая рукоятка и широкое лезвие кухонного ножа, остро заточенного, тусклого, как чешуя рыбы.

После, в машине, Анна поправляет макияж, глядясь в крошечное зеркальце пудреницы. Она чувствует себя не то чтобы удовлетворенной, но странно успокоенной, как бывает, когда приложишь к ушибленной коленке прохладный листок подорожника. Бумажным платочком Анна стирает с лица красные брызги, что это – томатный сок? Ах да, упал пакет. С некоторым беспокойством Анна припоминает, что запрокинувшееся лицо мальчишки, искаженное, с оскаленными зубами, совершенно, ничем, ни капельки не похоже на лицо Марка. Это не он.

– Но, может быть, я сделала что-то правильное? Вдруг это поможет мне его отыскать? Его – настоящего – единственного? – шепчет Анна, стоя дома перед зеркалом.

Ее пугает только то, что она не помнит – что именно она сделала.

Но это уже и неважно.

Анной овладевает настоящий охотничий азарт, она намерена отыскать Марка – чего бы ей это ни стоило. Мутная пелена безумия, которая покрывала ее разум, спала. Никогда она не чувствовала себя более собранной, бодрой, живой.

Глава 12

Марка она снова встречает через три дня, он голосует у шоссе, от зноя он слегка не в фокусе, и Анне кажется, что на обочине дороги стоит огромная черная птица. Гамаюн ли, вестник беды, или тот страшный ворон из стихотворения Эдгара По, что умел говорить только одно слово: «Никогда»? Однако дрожащий воздух постепенно устаканивается, и Анна видит, что это молодой мужчина в длинном черном одеянии, впрочем, почти до пояса оно покрыто серой дорожной пылью. Человек поднимает руку, но как-то безнадежно, не надеясь, что автомобиль остановится.

Однако Анна жмет на тормоза. В сказках героям дается три попытки, но она знает еще много превосходных чисел: семь, двенадцать, тридцать три, шестьсот шестьдесят шесть. Этот второй Марк – он более настоящий, чем первый, хотя бы потому, что выглядит ровно на возраст Марка, выглядит так, как он выглядел бы сейчас, если бы не то дурацкое несчастье. Марк не мог бы совершенно не измениться за прошедшие годы, верно? Привычка улыбаться одним уголком губ прорезала бы у рта тонкую серпообразную морщинку, а в глазах появилось бы новое выражение, доброе и задумчивое, и, быть может, он тоже отпустил бы небольшую бородку, просто для солидности…

Он не узнает Анну, но хотя бы смотрит на нее ласково. И все-таки это тот же Марк, у него глаза цвета горького гречишного меда, и длинные волосы спускаются на воротник чудного черного одеяния, и он садится рядом с Анной с непринужденной, естественной грацией. Ставит в ноги потасканную черную сумку. Говорит:

– Я, вообще-то, в Ключниково еду.

– Хорошо, – соглашается Анна. Его голос не похож на голос Марка – звучный, низкий, распевный, однако он нравится Анне, от него мурашки бегут по спине. Потом они молчат, но это такое теплое, дружелюбное молчание, что тишина вовсе не кажется неловкой. Анна искоса посматривает на четкий профиль Марка, и ее душа переполняется радостью.

– Что там, в Ключникове? – спрашивает она.

– Там необходимо утешение, – с готовностью отвечает Марк и лучезарно улыбается ей.

– Утешение? – переспрашивает она. Анна не понимает, о чем речь, но не хочет этого показывать, к тому же в слове «утешение» есть какая-то особенная сладость. – Мне тоже нужно утешение.

– Я понял, что у вас случилось какое-то несчастье, – произносит Марк, ласково кивая ей. – Я увидел это в ваших глазах. Вы потеряли близкого человека?

«Да, тебя», – хочет сказать Анна. Но вместо этого говорит:

– Вы можете меня выслушать?

– Конечно. Это мой долг. Только, пожалуй, вам лучше остановить машину, иначе может произойти несчастный случай…

– Я не понимаю, о чем вы…

Но она понимает, чувствуя влагу на щеках. Она плачет и сама не замечает этого. Анна сворачивает с дороги. Тропа ведет в сосновый лесок. Под колесами мягко пружинит ковер из иголок.

– Мне нужно задать вам вопрос, – почти шепчет Анна.

– Слушаю.

– Есть ли что-нибудь… там? После смерти?

– Я верю, что есть.

– Но если есть, то оттуда может кто-то вернуться? Воскреснуть? Как Иисус Христос? Или только Он один смог воскреснуть?

– Иисуса воскресил Отец наш Небесный, – говорит Марк. – Но не Он один был воскрешен. Сам Иисус воскресил дочь Иаира, и сына вдовы у врат города Капернаума, и Лазаря. Лазарь был мертв четыре дня и погребен, но Спаситель сказал: «Лазарь, иди вон», и он встал и вышел к людям. И ученики Христа воскрешали мертвых. Апостол Петр воскрешал в Анкире Галатийской и в Риме. Андрей Первозванный воскресил в Никомидии мальчика, которого загрызли псы, в Амасееве – ребенка, умершего от лихорадки, в Фессалониках – младенца, удушенного по нечаянности матерью А еще в Патрах – сорок человек, смытых волной с корабля и утонувших. Апостол Иоанн Богослов был на празднике языческой богини, и толпа обличенных забросала его камнями, и тут же по молитве Иоанна наступила ужасная жара, от которой умерли двести человек на месте. Оставшиеся в живых умоляли апостола о снисхождении, тогда апостол воскресил умерших, и все они приняли от него крещение. Апостол Филипп воскрешал умерших, и апостол Фома, и апостол Матфий. Даже Иуда Искариот, предатель Господа, мог воскрешать мертвых. И другие святые возвращали к жизни усопших. Николай Чудотворец следовал на корабле в Палестину, один матрос упал с мачты на палубу и разбился насмерть, тогда святой воскресил его и потом еще троих детей, заточенных в бочке… Спиридон Тримифунтский оживил свою умершую дочь Ирину, чтобы она рассказала, где спрятала драгоценности, переданные ей на хранение одной знатной дамой, после чего душа Ирины снова покинула тело, а в Антиохии воскресил грудного ребенка язычницы, а затем и саму мать, скончавшуюся от страха перед явленным ей чудом. А вот Макарий Великий умел так взывать к умершим, что те начинали говорить с людьми, ожидавшими сведений от них. Симеон Столпник воскрешал мертвых, и Варсонофий Великий, и Леонтий Ростовский.

Анна слушает и кивает. Она не разбирает имен всех этих святых, апостолов… В каждом звуке для нее одно: да. Да. Да.

– Варлаам Хутынский воскресил сына окрестного жителя, который умер, когда отец нес его к святому для исцеления. Сергий Радонежский воскресил ребенка в схожих обстоятельствах, и Аристоклий Афинский возродил к жизни девочку. А Кирилл Белозерский воскресил монаха, который не успел причаститься перед смертью, для исповеди. Александр Куштский, во время набега татар на Вологодские земли, осенил крестом пятерых татарских воинов, явившихся в его монастырь, и они упали замертво, после чего святой воскресил их. Иоанн Кронштадтский воскресил умершего в лоне матери ребенка. Бывало и так, что воскрешение исходило не от святого – собственно, воскресить человека волен только Господь, а святой лишь передает его волю…

Анна чуть заметно морщится.

– Вот, к примеру, – продолжает Марк, вдруг заулыбавшись, на щеках у него появляются ямочки, словно он рассказывает чудесную сказку ребенку. – К примеру, в храме «Живоносный источник», близ Константинополя, свершилось воскрешение паломника, который умер по пути. Трижды плеснули на него водой из источника, понадеявшись на бесконечное милосердие Господа, и тот ожил. На отпевание почившего юноши принесли икону Богоматери Толгской, и он воскрес прямо во время отпевания. В архивных документах Жировичского Свято-Успенского монастыря описано чудо Жировицкой иконы Божией Матери – воскрешение семнадцатилетней девицы на четвертый день после смерти. Почаевская икона Божией Матери прославилась многими чудесами воскрешения… С иконой Божией Матери Тихвинской связывают двадцать пять чудес воскрешения. Юровичская икона Божьей Матери… Песчанская икона Божьей Матери…