— Ладно, — легко согласился Сергей и наклонился к полочке для обуви. — Я, кстати, отыскал те тапки, которые хотел тебе предложить в прошлый раз…

Юлька снова отвернулась к зеркалу, чтобы не выдать своего интереса. Но краем глаза все же продолжала следить за тем, как Палаткин отодвигает в сторону кроссовки и осенние туфли. К сожалению, на этот раз он заранее приготовился к ее приходу: пара шлепок, опять же, мужских, но приемлемого размера, стояла третьей с краю, и Юле не удалось заметить, исчезла ли с полки красная женская тапочка с мелкими синими цветочками. Зато теперь демонстрировать принесенные с собой лодочки было бы просто неудобно. Она быстро убрала полиэтиленовый пакет под вешалку и всунула ноги в шлепки омерзительного коричневого цвета. Кроме всего прочего, у шлепок оказалась массажная подошва. И Юля, почувствовав, как короткие резиновые «пальчики» рьяно принялись щекотать ее пятки, с тоской подумала о том, что красная тапочка не стоила этих мучений… «А, в общем-то, и правда, какое мне дело? — размышляла она, продвигаясь вслед за Сергеем на кухню лилипутскими шагами и опасаясь сильно давить на подошву. — Естественно, у него есть женщина, и наверняка не одна… Я просто не вправе ни на что рассчитывать. С самого начала это была просто игра в любовь, и ничего больше…»

— Ну что, как планировалось, организуем маленький фуршет, без всяких там жареных куриц и осетров под соусом? — Палаткин остановился в дверях и широким жестом указал на заваленный всевозможными баночками и коробками кухонный стол.

Юля дошаркала до табуретки, села и только потом взяла в руки первую попавшуюся жестянку. С бумажной этикетки хищно улыбалась какая-то рыба, по виду страшно напоминающая пиранью, но надпись гласила, что это макрель в грибном соусе.

— И как ты все это собираешься подать? — она кивнула на стол.

— Ну, это уже твое дело. Ты сегодня здесь хозяйка, ты — владелица кухни, так что придумывай, а я буду ассистировать.

— Хорошо… Тогда для начала посмотрим, что это за селедка…

Юля потянула за колечко, жестяная крышка легко отогнулась, и капли жирного красного соуса остались у нее на пальцах. Кусочки филе плавали довольно глубоко, и соусная гладь угрожающе колыхнулась, готовясь выплеснуться на белую кружевную блузку.

— У тебя есть какой-нибудь фартук? — спросила она, отставив в сторону руку с измазанными соусом пальцами и держа открытую банку в другой. Палаткин растерянно пожал плечами, а потом, не говоря ни слова, бросился из кухни. Вернулся он с темно-синей мужской рубашкой.

— На, надень сверху… Это не фартук, конечно, но все-таки лучше, чем ничего.

Юля поставила банку на стол, сполоснула руки и послушно накинула рубаху, не застегивая ее на пуговицы. Рубашка доставала ей почти до колен, она была новенькой, тщательно отглаженной и не пахла ничем, кроме свежести и чистоты. Но Юле вдруг показалось, что она узнает легкий аромат мужской туалетной воды, сигарет и еще запах кожи Сергея, едва уловимый и влекущий… Она быстро отвернулась к рабочему столу и начала выкладывать кусочки филе на тарелку. Палаткин продолжал стоять в дверях, одной рукой упираясь в косяк.

— Юля, — вдруг спросил он негромко, — ты не очень сердишься на меня за этот вечер?

— Нет, — ответила она, не оборачиваясь, — просто все немного странно… Когда мы начинали эту авантюру, я планировала «поразить» только свой экономический отдел, а теперь в игру оказались втянутыми совершенно посторонние люди.

— Ты расстроена?

— Я же говорю: нет… Так, наверное, будет даже лучше…

Сергей кивнул головой, соглашаясь неизвестно с чем, скорее всего, со своими собственными мыслями, а потом задумчиво, взвешивая каждое слово, произнес:

— Юля, я хочу тебе сказать…

— …Да, так будет лучше, — продолжила было она, но остановилась. — Я тебя перебила?

— Нет-нет… И почему так будет лучше?

Юлька вытащила из банки последний кусочек, отложила вилку на край тарелки и повернулась. В глаза Сергею она смотреть избегала, поэтому, поднеся близко к лицу собственные ногти, начала выискивать невидимые дефекты в маникюре. Яркое дневное солнце, пробивающееся сквозь шторы, золотило ее щеку и заставляло слегка вздрагивать ресницы.

— Дело в том, что один из приглашенных — мой бывший мужчина. Как раз тот, из-за которого я и вляпалась во всю эту историю… Нет, я не пыталась что-то ему доказать, да и сейчас не пытаюсь. Просто, раз уж так получилось, пусть он увидит, что я счастлива…

— Как я понимаю, это муж той самой актриски? — Сергей отлепился от косяка и засунул обе руки в карманы джинсов.

— Он ей пока не муж…

— Ну, это не важно… Значит, он?

— Да, — откликнулась Юлька тихо, продолжая усиленно изучать ноготь безымянного пальца.

— Ну что ж, — Палаткин качнулся с пяток на носки, — нормальный мужик, производит вполне приятное впечатление. Кроме того, он просто классически красив… Жаль только, что он заставляет тебя мучиться.

— Я уже не мучаюсь… Ты знаешь, я поняла, что уже никогда не буду любить его, что все это кончилось, все в прошедшем времени…

— Да какая разница? — Сергей пожал плечами и улыбнулся. — В прошедшем, в настоящем… Главное, что ты страдала из-за него, и этого достаточно, чтобы он перестал внушать мне симпатию… Ты ведь теперь моя верная боевая подружка, правда?

Последняя фраза, видимо, призвана была спасти положение, слишком уж откровенно, слишком искренне прозвучало это: «ты ведь страдала из-за него». Юля отвернулась, пытаясь скрыть улыбку. Ей почему-то очень понравилось и то, что Сергей явно разозлился при упоминании о Юрии, и то, что он скрыл свою обиду под маской напускного равнодушия.

— Да, я твоя верная боевая подружка, причем преисполненная благодарности, — проговорила она, доставая разделочную доску и начиная нарезать хлеб маленькими квадратными ломтиками. — А о чем ты начал говорить, когда я тебя перебила?

— Да я уже не помню, — отмахнулся Палаткин. — Командуй, что мне делать, хозяюшка. Я готов к труду!..

Минут через пять они, уже прочно и основательно сработавшиеся, стояли плечом к плечу возле кухонного стола и готовили закуски для фуршета. Точнее, Юлькино плечо то и дело соприкасалось с локтем Сергея, и каждый раз она замирала, пытаясь сохранить в памяти теплоту его кожи. Палаткин негромко мурлыкал себе под нос какую-то до боли знакомую классическую мелодию. Юля попробовала вспомнить, что это такое, но быстро оставила попытки. Ей нравилось стоять просто так, ощущать его почти домашнюю близость, касаться рукавом и не думать ни о чем, кроме твердых зеленых оливок, которые нужно нанизать на шпажки максимально аккуратно…

Гости начали собираться около шести. Первой пришла взбудораженная и торжественная Тамара Васильевна. На голове у нее была восхитительно пышная прическа, пахнущая лаком и парикмахерской. Она очень долго возилась с верхней пуговицей, мелко перебирая пальцами и багровея от смущения, а когда Сергей помог ей снять пальто, даже прикрыла глаза от удовольствия. Туфли у Тамары Васильевны оказались с собой, но первым делом она достала из пакета огромную коробку конфет и бутылку мартини. Палаткин взял бутылку, рассмотрел ее с видом знатока и покачал головой, словно увидел настоящее сокровище. Гостья приободрилась, надела туфли и вслед за Юлькой прошла в гостиную, где чинно села на диван.

Стол уже был полностью накрыт. На маленьких плоских тарелках лежали всевозможные бутерброды и канапе, через край стеклянной вазы на длинной ножке свешивались гроздья винограда. Вонзенные в специальную деревянную подставочку шпажки, с нанизанными на них кусочками сыра, ветчины и оливками, вызывали ассоциации с детской мозаикой. Тамара Васильевна на стол смотреть избегала. Впрочем, разглядывать обстановку гостиной она тоже, по-видимому, считала неприличным и продолжала сидеть, сложив руки на коленях и опасаясь лишний раз вздохнуть. Наверняка она уже сожалела о том, что пришла так рано и теперь чувствовала себя ужасно неудобно.

— Тамара Васильевна, — нашлась вдруг Юлька, — вы не поможете мне решить один хозяйственный вопрос?

— Да-да, конечно, — мгновенно оживилась та, — а что случилось?

— Дело в том, что я поставила тесто на пиццу, но оно как-то плохо поднимается. Я не знаю, можно еще что-нибудь исправить, или уже поздно?

Тесто Юлька поставила минут пять назад, и оно просто не могло подняться за такой короткий промежуток времени. Она прекрасно знала об этом, и все же решила рискнуть, в глубине души надеясь, что кулинарные познания Тамары Васильевны вреда не принесут. Они вместе прошли на кухню и застали там Сергея, который сбежал от женщин, чтобы не мешать их разговорам, и теперь сидел, уткнувшись в газету.

— Сережа, родной, мы тебя выгоняем, — Юлька проговорила это самым обычным домашним тоном, замирая от звуков собственного голоса и пытаясь представить, как он отреагирует. В том, — что Палаткин сыграет достаточно хорошо, она была уверена, но вот что он сделает именно сейчас? Отложит газету и разведет руками? Ответит в тон, обратившись к ней «милая» или «дорогая»? А может быть, просто встанет и уйдет, тяжело вздыхая и изображая замученного женскими капризами хозяина дома?

Сергей действительно отложил газету, встал и подошел к ней.

— У тебя волосы под воротник забились, — сказал он, проводя пальцами по ее шее и поправляя загнувшуюся прядь. Юля еще в детстве любила, когда ей расплетали и заплетали косы, и млела от одного прикосновения к волосам. Но чувство, охватившее ее сейчас, было новым и необычным… Ей хотелось удержать эти теплые твердые пальцы, заставить их еще раз скользнуть по коже, а потом поднести к лицу и поцеловать. Вобрать в себя их едва уловимый запах, провести ими по своему лбу, по глазам, по щекам… Она опомнилась. Рука Сергея все еще лежала на шее и легкомысленно теребила мочку ее уха.

— Ну что ж, раз выгоняете, придется исчезнуть, — произнес он нарочито трагично и, чмокнув Юлю в щеку, вышел в коридор.