— Юра! Юр, подожди, не надо так. Я просто люблю тебя, просто люблю! — Таня, скользнув рукой по скатерти, накрыла ладонью нервные, барабанящие по столу пальцы. Его кисть вздрогнула пару раз и затихла.

— Извини, — Коротецкий вздохнул прерывисто, как тяжелобольной, очнувшийся после припадка, — сам не знаю, что на меня нашло… Наверное, день был тяжелый.

— Наверное, — легко согласилась она. — Давай считать, что ничего не случилось.

— Давай, — Юрий в последний раз быстро взглянул на что-то за ее плечом, но теперь уже потерянно и смущенно. Помотал головой, осторожно вытащил свою кисть из-под ее ладони и зачем-то одернул полы пиджака. — Черт знает что происходит…

В это время в зале возникло легкое шевеление. Те, кто стоял у бара или просто болтал со знакомыми, начали рассаживаться за столики. Из кухни выплыли официанты в белых с золотом мундирах, несущие на подносах закуски и салаты. В воздухе запахло лимоном, жареной рыбой, виноградом и еще чем-то непонятным, но, по-видимому, восхитительно вкусным. Таня постаралась сосредоточиться на праздничной атмосфере, попыталась внушить себе, что ей весело и хорошо, но какое-то гнетущее чувство все равно не давало покоя. И она вдруг поняла, что ей мучительно хочется обернуться и увидеть, что же такое Коротецкий разглядывал за ее спиной. Она начала было поворачивать голову и краем глаза увидела, как напряглось лицо Юрия. Значит, «это» все еще находилось там.

Следующим, что запечатлелось в ее памяти, как на мгновенном снимке «Полароида», был белый женский жакетик. Точнее, не сам жакетик, а худенькая спина, полускрытая спинкой плетеного кресла. Свет падал на правое плечо девушки, и хорошо была видна тоненькая вытачка на белой шерсти. Прямые каштановые волосы лежали на спине так ровно, словно их владелица приготовилась сниматься для рекламы шампуня. Тане не хотела видеть ее лицо. Она и так знала, что это Юля. Ее спутник сидел напротив. Это был тот самый человек, которого она видела в ночном клубе. Сколь бы разительным ни было его сходство с настоящим Селезневым, обознаться она не могла. Та же манера слегка наклонять голову к правому плечу, та же ироничная улыбка, те же серьезные глаза. Правда, сегодня Лже-Селезнев, одетый в светло-серый пиджак и ослепительной белизны рубашку, казался необычайно элегантным. На шее у него был повязан яркий платок, что придавало ему вид независимый и в то же время свойский. Впрочем, двойник и в рабочем халате грузчика, наверное, чувствовал бы себя так же раскрепощенно. Он не замечал ни подобострастных и кокетливых взглядов женщин, ни подчеркнуто скучных физиономий мужчин, боящихся проиграть с сравнении с признанным красавцем. «Селезнев» видел только Юлю, ее чудесные, с золотыми искорками волосы, ее длинные пальцы, вертящие серебряную ложку, и, наверное, ее глаза… Во всяком случае, в его собственных глазах, карих, глубоких отражалась самая прекрасная женщина на свете. И Таня мгновенно поняла, что смотрел Коротецкий даже не на эту худенькую, пряменькую спинку в белом жакетике от Шанель, а в глаза мужчине, которому посчастливилось любить такую девушку. Девушку, от которой он сам когда-то отказался…

Официант, подошедший к их столику, расставил тарелки с салатами и закусками и мгновенно исчез. Михаил Михайлович Самсонов начал свою торжественную речь. Он благодарил сотрудников за преданность делу, которое они вместе начали пять лет назад, за выдержку и спокойствие, которые они не раз проявляли в критических ситуациях. А Таня смотрела на его двигающийся квадратный подбородок и пыталась чисто теоретически представить, подвергнет ли дядя репрессиям человека, оставившего его собственную племянницу. И если подвергнет, то что можно сделать, чтобы этого избежать? А вот Коротецкий не был столь дальновиден. Перед его отсутствующим взглядом, наверное, до сих пор стояла худенькая спина в белом жакетике и нежные глаза влюбленного мужчины… По окончании торжественной речи гостям было предложено выпить за юбилейную дату. Неизвестно откуда вынырнувший официант откупорил бутылку с шампанским и наполнил фужеры искрящейся жидкостью. Пышная шапка пены быстро осела, вверх побежали крохотные пузырьки, точно такие же, как за иллюминатором. Кто-то поднялся с места, кто-то зааплодировал. Таня отвела взгляд от стоящего на столе бокала, только когда Юрий тихонько подергал ее за кончики пальцев. Она тоже поднялась и пригубила шампанское. Почти полный фужер снова опустился на скатерть. Коротецкий взглянул на нее удивленно и неодобрительно.

После торжественной части народ серьезно занялся едой, молчать было неприлично, и Таня первой начала ничего не значащий разговор. Коротецкий отвечал исправно, а она с тоской думала о сегодняшнем вечере дома. Хуже всего, когда близкий человек мечется, как больной зверь, никому не признается, что ему плохо, а только кусает любого, кто пытается приблизиться. Она не могла злиться на Юрку и терпеливо ждала, когда он хоть немного разберется в своих мыслях и чувствах. «Мой бедный, заблудившийся ребенок, — думала она, пытаясь мысленно погладить его лоб и выступившие на висках прожилки. — Мой сильный, красивый мужчина с удивительными зелеными глазами…»

Коротецкий немного оживился, когда горячие блюда были съедены и в паузе перед десертом начались танцы. Он со своей прежней галантностью подал Тане руку и повел ее в центр зала. Там уже кружилось несколько пар, в том числе и Михаил Михайлович с Верой Федоровной. Дядюшка снова подмигнул Татьяне, и она со всей нежностью, на которую была способна, обвила шею Юрия руками. Может быть, ему нужна была именно эта доверчивая ласка? Во всяком случае, тут же ладонь Коротецкого, слегка дрожа, скользнула от ее лопаток к ягодицам и остановилась, немного не дойдя до «конечного пункта». «Селезнев» и Юля танцевали совсем рядом. И именно к ним было приковано внимание окружающих. Но если двойник держался просто отлично: что-то шептал партнерше на ухо, улыбался, перебирал ее волосы, — то Юля казалась чрезмерно напряженной. Лицо ее было бледным, а глаза — устремленными в пол. Коротецкий не смотрел ни на нее, ни на «Селезнева». Он так внимательно изучал Танин лоб, словно на нем была написана разгадка тайны жизни. Ей не хотелось знать, о чем он думает, она просто ждала, когда «нарыв» прорвется и наступит какая-нибудь определенность.

Музыка прервалась всего лишь на секунду, но и этого оказалось достаточно для того, чтобы наконец произошло то, что и должно было произойти. К «Селезневу» подскочила совсем еще молоденькая женщина с обручальным кольцом на пальце и блокнотиком с руках и попросила автограф:

— Я понимаю, что это не совсем прилично и что вы, идя сюда, надеялись отдохнуть от навязчивых поклонниц, — щебетала она, перекладывая блокнотик из одной руки в другую, — но у меня в жизни никогда не будет такого шанса. Я смотрела все фильмы с вашим участием и так хотела бы иметь ваш автограф… Извините, пожалуйста, если это слишком навязчиво с моей стороны…

— Ну, отчего же! — улыбнулся «Селезнев», нацарапал в блокноте какую-то фразу и подал его владелице. Та всплеснула руками и улыбнулась такой радостной и светлой улыбкой, что вслед за ней невольно заулыбались и окружающие. И тут же двойника и Юлю окружило довольно плотное кольцо народа.

— Скажите, а вы действительно собираетесь уехать на постоянное место жительства во Францию?

— Нет. У вас неверная информация.

— А как вы познакомились с Юлей?

— На съемках. Она участвовала в массовке.

— Надо же, и никому ничего не сказала!

— Ну! — «Селезнев» развел руками. — У женщин свои секреты…

Вопросы задавались в основном никчемные, отличающиеся от тех, что были на конкурсе двойников, пожалуй, только большей тактичностью. Не спрашивали ни про машины, ни про любовниц. Зато интересовались политическими пристрастиями, а также отношением к современной литературе и живописи. Двойник оказался достаточно образованным, реагировал умно и быстро, а если чего-то не знал, то так искренне и очаровательно разводил руками, что окружающие чуть ли не принимались аплодировать. Впрочем, сами ответы, похоже, никого особенно не интересовали, да и вопросы задавались отнюдь не для того, чтобы поставить «Селезнева» в тупик. Просто каждому из присутствующих в зале хотелось перекинуть свой собственный тоненький мостик, связывающий его с кинематографической звездой. Можно, конечно, просто соприкоснуться рукавами и потом не стирать заветный пиджак до конца жизни, но еще лучше о чем-нибудь спросить. Ведь ответ будет адресован только тебе, и никому другому?

Таня стояла в толпе, чувствовала на своем затылке горячее дыхание Коротецкого и смотрела на Юлю, по-прежнему казавшуюся бледной и напряженной. Двумя пальцами она крутила черную пуговицу на жакете, и при каждом вопросе, пусть даже не грозящем «Селезневу» разоблачением, пальцы ее на мгновение замирали. Двойник при каждом удобном случае употреблял выражения типа: «моя Юля», «мы с Юлей», «для меня и Юли», но в общем не перегибал палку и поэтому производил приятное впечатление. Таня вовсе не планировала ставить его в тупик, ей просто хотелось почувствовать на себе взгляд человека, который своим появлением поставил под угрозу ее счастье, поэтому вопрос она сформулировала максимально корректно:

— Здравствуйте, меня зовут Татьяна Самсонова и я пробуюсь на роль возлюбленной вашего героя в «Последней вспышке». Аркадий Викторович что-нибудь говорил вам обо мне?

Лица окружающих тут же повернулись к ней: надо же, еще одна актриса, та, которой в ближайшем будущем посчастливится пусть на экране, пусть понарошку, но все-таки целовать самого Селезнева! Таня вежливо улыбнулась и снова посмотрела на двойника. Боковым зрением она успела заметить, что Юлины пальцы так вцепились в пуговицу, что даже побелели. «Селезнев», впрочем, не растерялся.

— Да, Аркадий Викторович говорил мне о вас, — он снова слегка склонил голову набок. — Мне очень приятно познакомиться и, надеюсь, так же приятно будет работать вместе.