— Конечно, такой киоск не один, — неожиданно мягко отозвался Палаткин. — Просто времени уже почти двенадцать часов. Когда я ехал к тебе, он еще работал.

— Так надо было сразу зайти и купить. Деньги бы я тебе отдала.

Сергей улыбнулся так, словно услышал что-то милое и смешное:

— Юля, не надо ершиться и демонстрировать свою независимость. Я все прекрасно понял еще в первый раз. Деньги твои мне не нужны. А кассету я не стал покупать из других соображений. Представь только: подходит к продавцу Сергей Селезнев и просит фильм с участием Сергея Селезнева. По-моему, это чересчур.

— Да, — согласилась Юлька. — Похоже, что за кассетой придется идти мне.

Они остановились недалеко от метро «Войковская», возле небольшого магазинчика, освещенные витрины которого были заполнены бутылками с яркими этикетками, банками с иностранной снедью, пачками сигарет, а также видеокассетами. Полуобнаженный торс Селезнева на обложке одной из них Юля заметила, еще только выйдя из машины. Название фильма разглядеть было сложно, да она и не особенно старалась. В конце концов, сюжет не имел значения. Главное, чтобы хорошо просматривалась эта самая «кошачья пластика». Стеклянная дверь в белой пластиковой раме отворилась легко и бесшумно. Юлька зашла в магазин и сразу наткнулась на откровенно оценивающий взгляд молодого продавца. Парень и не пытался скрыть своего интереса. Он обшарил глазами ее всю, задержавшись на каждой выпуклости, на каждом изгибе тела, потом намеренно медленно перевел взгляд на автомобиль, стоящий на улице. На лице у него было написано крупными буквами: «Что, девочка, гоняет тебя хозяин за сигаретками? Видать, в черном теле держит». Самое интересное, что он даже не встал со стула, продолжая покачивать ногой в коричневом кожаном ботинке. «Вот зараза! — со злостью подумала Юля. — Наверное, владелец магазина не знает, как ты тут клиентов встречаешь. Иначе давно уже нашел бы на твое место с десяток желающих».

— Что вам угодно? — наконец соизволил разлепить тонкие губы парень.

— Мне нужна кассета с Сергеем Селезневым.

Продавец посмотрел несколько удивленно. Очевидно, он ожидал, что дама попросит водки, вина или сигарет. Потом зачем-то перевел взгляд на маленький телевизор в углу, по которому показывали довольно откровенное эротическое шоу. Видимо, это зрелище показалось ему или вообще более достойным внимания, или же просто более подходящим для молодой красивой девушки. Во всяком случае, следующие его слова просто сочились сарказмом:

— Какой именно фильм вас интересует? — он так старательно подчеркнул слово «именно», что Юле даже стало неловко за него.

— Любой.

— Извольте, — парень, не оборачиваясь, протянул руку и достал с полки, висящей за спиной, кассету. Сверившись с обложкой и убедившись, что не ошибся, он показал коробку Юле. При этом он не поднес ее близко, а продолжал держать на некотором расстоянии, словно опасаясь, что покупательница сейчас выхватит у него коробку и скроется.

— Я ее беру.

— С вас двадцать семь тысяч, — меланхолично сообщил продавец и наконец-то оторвался от стула для того, чтобы подойти к кассовому аппарату.

В машину она вернулась в отвратительном настроении. Бросила кассету на заднее сиденье, снова откинулась на мягкую спинку и закрыла глаза.

— Юля, я прошу меня извинить, — слова донеслись как будто издалека. — Я не должен был отправлять тебя в этот магазин. Просто не подумал, что ты можешь почувствовать себя неловко… В общем, извини, ладно?

— Да ничего, собственно, и не произошло. Отдала деньги, взяла кассету… Кстати, сейчас верну тебе сдачу, — она полезла в карман и тут же почувствовала, как он остановил ее руку. Остановил мягко, но требовательно, не вкладывая в это прикосновение быстрой и дерзкой мужской ласки. Юлька как-то сразу размякла и успокоилась, глаза открывать не хотелось, и она незаметно для себя задремала. Проснулась она от того, что Сергей тихонько тормошил ее за плечо:

— Вставай, приехали…

Она разлепила еще совсем бессмысленные после сна глаза и забормотала какие-то слова извинения. Палаткин улыбнулся:

— Это я виноват. Надо было сообразить, что ты после работы, а значит, хочешь спать… Вообще, я сегодня допускаю уже второй ляп! Ничего себе, галантный джентльмен, да?.. Если ты в состоянии смотреть сегодня кассету, я сейчас сварю тебе крепкий кофе.

«…И подам в постель», — мысленно добавила Юля, но промолчала и, опершись о руку Сергея, вышла из машины.

На лестничной клетке шестого этажа было темно и тихо. Кнопка лифта, дававшая хотя бы слабую ориентировку в пространстве, скоро погасла, и Юлька почти перестала различать что-либо вокруг. Она слышала, как тыкается в замочную скважину ключ, как тихонько ворчит Сергей, чиркающий возле двери все время гаснущей зажигалкой. Наверное, надо было ему помочь и самой подержать перед его лицом этот слабый язычок пламени, но ей почему-то совсем не хотелось брать на себя функции фонарщика. Где-то в уставшем полусонном мозге ленивым котом ворочалась лицемерная мысль: «Я приехала домой к чужому мужчине, что само по себе выглядит двусмысленно. Поэтому я ни в коем случае не должна делать ничего, что помогло бы быстрее попасть в квартиру. Мне не должно хотеться остаться с ним наедине». В конце концов, Сергей справился с замком, дверь бесшумно отворилась, словно скользнула куда-то внутрь, и Юля вошла в квартиру.

После легкого щелчка выключателя загорелось настенное бра, и прихожая наполнилась неярким голубоватым светом. Мебели здесь было совсем немного: тумбочка для обуви с несколькими дополнительными выдвижными ящиками, бело-голубая решетка с закругленными углами и расположенными на разной высоте крючками для одежды и высокое зеркало в такой же бело-голубой пластиковой раме. Юля вдруг с удивлением поняла, что у хозяина есть вкус, и ей отчего-то стало приятно. Сергей принял у нее пальто, повесил его на вешалку и наклонился к тумбочке, видимо, в поисках каких-нибудь тапочек для гостьи. Наконец ему удалось выудить откуда-то мужские резиновые шлепки размера этак сорок четвертого. Он повертел их в руках, оценивая длину, потом перевел взгляд на Юлькины босые ступни и, усмехнувшись, засунул тапки обратно.

— Я прекрасно похожу в колготках, — Юля взглянула в зеркало и поправила растрепавшиеся волосы. — У тебя же дома тепло?

— Тепло-то тепло. Но все равно не дело ходить босиком. Подожди, должны где-то быть еще одни, более подходящие…

Он сел перед полкой на корточки и начал вышвыривать какие-то кроссовки, ботинки и туфли прямо на пол. И вдруг среди этой груды разнообразной обуви ярким огоньком мелькнул женский велюровый тапочек. Красный, в меленький синий цветочек, он выглядел восхитительно изящным. Едва примятые на пятке велюровые ворсинки, казалось, еще хранили память о легкой женской ножке.

— Все, хватит, у нас не так много времени. Я же сказала, что похожу в колготках, — Юля сказала это и с досадой отметила, что голос ее слегка дрогнул. «Интересно, с чего бы это? — подумала она. — Неужели в отношении Сергея у меня развивается чувство собственности?» Палаткин с каким-то остервенением зашвырнул красный тапок обратно в тумбочку и быстро закидал его ботинками и кроссовками. И это не было похоже на полудетскую ярость, направленную на не вовремя выплывшую улику. Юлька вдруг ясно поняла, что, швыряя тапок, он выплескивает всю свою ненависть (а может быть, любовь?) к той женщине, которая его носила.

Видеомагнитофон стоял в гостиной. Пока Сергей возился с кассетой, Юля, удобно устроившись в мягком кресле на невысоких деревянных ножках, оглядывала комнату. Нельзя сказать, что ее особенно интересовала обстановка чужой квартиры, просто она пыталась найти хоть какое-нибудь занятие глазам, то и дело норовившим закрыться. Правда, на полках деревянного сквозного шкафа-этажерки стояло несколько книг, а рядом с оплывшей свечой в бронзовом подсвечнике лежала стопка ярких журналов. Но ведь для того, чтобы до них дойти, нужно было подняться из кресла, встать на уставшие ноги и сделать несколько шагов по пестрому бело-коричневому ковру. Юля из последних сил всматривалась в дартс, висящий на стене в коридоре, удивлялась тому, что его черно-белые поля вдруг начали вращаться, и отстраненно чувствовала, как бессильно сползает по гладкой обивке кресла ее собственная вялая рука.

— Юля, я принес тебе кофе!

Она открыла глаза. Сергей подкатил прямо к креслу стеклянный сервировочный столик, на котором стояли две маленькие чашки, сахарница и небольшая вазочка с конфетами. Юля поднесла к губам чашку и сделала несколько маленьких глотков. К сожалению, оценить по достоинству качество напитка она не могла. И все по одной простой причине: она совершенно не разбиралась в кофе. Еще в институтские годы она твердо усвоила, что любить кофе, причем отнюдь не растворимый, а молотый, только что сваренный — это стильно и просто необходимо для поддержания имиджа девушки из интеллигентной среды. А еще стильно иметь любимую кофейню, забегать туда по поводу и без повода, заказывать одну маленькую чашечку, подносить ее к губам поочередно с сигаретой и говорить с легкой улыбкой: «Ну вот, наконец почувствовала себя человеком!» Но как Юлька ни билась, все равно не могла уловить возбуждающей прелести кофе и продолжала стыдливо любить слабенький буро-коричневый напиток «Утро» в легких жестяных банках. То ли ее организм не нуждался в кофеине, то ли еще что… Вот и сейчас она отпивала кофе маленькими глоточками, думала о том, что сахара маловато, но положить еще хотя бы ложечку не решалась: это ведь уже какой-то растопленный шоколад получится… Сергей сидел в соседнем кресле и, держа в правой руке пульт, перематывал кассету. По экрану в бешеном темпе задом наперед носился Селезнев, по-лилипутски размахивающий руками. Обнаженная девица стремительно вскакивала с кровати, ловко одевалась и, пятясь, скрывалась за дверью. Все это действо совершалось в абсолютной тишине, и Юлька слышала только легкое шуршание кассеты и бульканье, с которым кофе проваливался в ее горло. Она вдруг подумала, что со стороны это слушается ужасно неприлично, и поставила недопитую чашку на край сервировочного столика.