«О Господи, и надо же было умудриться назначить встречу именно в этом кафе!», — Таня в который раз с ненавистью оглянулась на вход с табличкой «Закрыто». Она уже начинала серьезно замерзать, пальцы не хотели держать очередную сигарету, поэтому от попытки закурить пришлось отказаться. Вдруг подумалось, что это и к лучшему: маленькая девочка там, внутри, не получит лишней дозы никотина. Но если продолжать стоять вот так, на перекрестке семи ветров, то можно основательно простыть, и ребенку это тоже не понравится. Татьяна уже собиралась зайти в гастроном, чтобы погреться (Бог с ним, с Коротецким, приедет — подождет!), когда темно-синий «БМВ» вырулил из-за поворота. Юрий выскочил из машины чуть ли не бегом.

— Ты почему здесь стоишь? — он прислонил свои теплые ладони к ее ледяным щекам. — Мы же договорились в кафе? Я задержался, думал, ты сидишь в тепле и уюте и попиваешь свой любимый кофе…

Татьяна лениво кивнула на дверь. Юра, слегка прищурившись, прочитал объявление и покачал головой:

— Быстро в машину, греться!

Она не заставила себя долго упрашивать, почти не чувствуя собственных ног, дошла до автомобиля и рухнула на переднее сиденье. И только тут ее стал бить озноб. Самый настоящий, при котором кожа покрывается пупырышками, а зубы начинают громко и часто клацать. Таня коротко и судорожно вздрагивала и согревала дыханием озябшие скрюченные пальцы.

— Слушай, может быть, нам сегодня лучше поехать домой? — Коротецкий посмотрел на нее с тревогой. — Мне кажется, ты совсем заледенела.

— Нет, — Татьяна помотала головой. — Я совсем не уверена, что в другой раз у меня будет время. Да и кто знает: может быть, никакое платье не подойдет? До свадьбы остается всего месяц, а я еще понятия не имею, что на себя надену.

Юрий усмехнулся:

— Ты не обижайся, но мне почему-то всегда казалось, что для тебя такие мелочи не имеют значения… Нет, не в том смысле, что ты не следишь за своим гардеробом. Просто я думал, что свадьба для тебя — такое же рядовое событие, как, скажем, поход в ресторан. Поэтому ты наденешь какую-нибудь блузку с юбкой или вообще с брюками, пройдешься щеткой по волосам и отправишься в ЗАГС.

— Ну и зря ты так думал. — Таня легонько прикоснулась ладонью к его гладко выбритой щеке, но, заметив, как он передернулся от прикосновения все еще холодных пальцев, убрала руку. — Я выхожу замуж за человека, которого люблю, и хочу, чтобы это был самый незабываемый день в моей жизни.

Юрий нежно взял ее руку с колен и прижал к своей щеке, как будто извиняясь за свою невольную судорогу.

— Я тоже люблю тебя, моя радость!

До салона «Весна» доехали минут за десять. Коротецкий, подав Татьяне руку, помог ей выйти из машины перед довольно скромным на первый взгляд магазинчиком с полукруглым бело-голубым козырьком над входом. Вывеска «Весна» была увита диковинными искусственными цветами, выглядевшими, впрочем, довольно мило. У самых дверей их встретила женщина лет сорока с аккуратно уложенными светло-русыми волосами, в которых кое-где пробивалась седина. Татьяна вдруг подумала, что сорок лет — оптимальный возраст продавца Салона для новобрачных. Вкус сорокалетней женщины не перегружен архаичными воспоминаниями, и в то же время она, с высоты своего возраста и опыта, может давать ценные советы восторженным невестам, зарящимся на все пышное и блестящее.

— Что бы вы хотели посмотреть? — дама улыбнулась с профессиональной мудростью. — Костюм для жениха? Платье для невесты?

— Платье для невесты, — ответил Юрий, приобнимая Таню за талию.

— Хорошо, — продавец окинула ее оценивающим взглядом. — Для такой чудесной фигурки мы обязательно что-нибудь подберем.

Татьяна прекрасно знала, что ее «фигурка» отнюдь не была чудесной, понимала, что и эта женщина тоже видит, даже через пальто, ее плохо развитую грудь и чересчур низкие бедра. Но она все же покорно улыбнулась и пошла вслед за продавщицей к кронштейнам, на которых висели белоснежные свадебные наряды. Сразу пропустив ряды платьев с кринолинами и глубокими декольте, Таня попросила показать ей что-нибудь попроще. Женщина одобрительно улыбнулась одними уголками губ. Видимо, ей внушил уважение вкус необычной невесты с блеклой, невыразительной внешностью. Она провела ее в самый конец салона и указала на застекленную витрину. Юрий, оставшийся у входа и не допущенный к выбору свадебного наряда, вытягивал шею, чтобы хоть что-нибудь рассмотреть, но Татьяна погрозила ему пальцем и сделала «суровое» лицо. Она не хотела, чтобы ей мешали, ведь выбор предстояло сделать серьезный. По крайней мере, здесь было из чего выбирать…

Собранные вместе, наряды представляли великолепную коллекцию, но по отдельности в каждом из них находился то один, то другой недостаток. Платье с «капелькой» на спине и юбкой годе казалось очень элегантным, но для него нужны были идеально длинные ноги, костюм из жакета и строгой юбки отдавал уже немного приевшейся консервативностью. Татьяна хотела вернуться к кронштейнам, когда взгляд ее упал на еще одну маленькую витрину, заключенную в золоченную раму и поэтому напоминающую высокое старинное зеркало. На витрине висело одно-единственное платье. Оно было молочно-белым, не очень длинным, с едва заметными изредка пробегающими по ткани искорками и фигурным вырезом на груди. Таня влюбилась в это платье мгновенно. Она сказала «беру», отмахнувшись от мелькнувшей мысли о том, что через месяц в таком наряде уже, наверное, будет заметен ее выступающий животик. «Ну и что? — сказала она сама себе. — Это ужасная глупость: стыдиться собственного ребенка и прятать его». Любезная продавщица подобрала к платью классические итальянские лодочки на шпильке и хотела было предложить небольшую укороченную фату, но Татьяна уверенно отказалась:

— Нет, фаты не надо. В крайнем случае, я вплету в волосы несколько белых цветов.

Юрий заплатил за покупки, и они снова вернулись в машину. Радостное возбуждение, охватившее Таню в свадебном салоне, быстро спало. По телу опять пробежала противная дрожь, губы пересохли. Она положила ладонь на лоб: горячие пальцы коснулись столь же горячей кожи. Разницы в температурах она не ощутила. И все же по тому, что ей стало больно водить глазами, Татьяна поняла, что заболевает. Коротецкий посмотрел на нее обеспокоено:

— Я же говорил, что нужно было ехать домой. Ты вся какая-то красная, и глаза блестят…

— Ничего, все нормально. Я выпью чаю с медом, согреюсь, залезу в кровать и завтра буду как новенькая.

Дома ей на самом деле полегчало. Она даже не стала ложиться в постель, а переодевшись в теплый длинный свитер, встала к плите жарить отбивные. По телевизору шла очередная серия «Дежурной аптеки», сопровождаемая утробным гоготанием за кадром. Молодая и довольно симпатичная актриса картинно размахивала руками, подчиняясь «гениальному» замыслу режиссера. Татьяна вздохнула. Блестящей возможности сыграть вместе с Сергеем Селезневым, похоже, не суждено воплотиться в жизнь. А через полтора года, когда кончится декретный отпуск, в России тоже начнут снимать такие сериалы, так что карьеру придется начинать с роли пятнадцатой подруги второй хозяйки какой-нибудь прачечной или кафе. Нет, конечно, добрый дядюшка Михал Михалыч может вложить средства в любой кинопроект, оговорив в условиях, чтобы его любимой племяннице дали главную роль. Но зачем это? Ведь при таком раскладе, сыграй она даже гениально, вся съемочная группа будет шушукаться за спиной и кулуарно утверждать: «Иванова в той роли, которую купили для Самсоновой, действительно показала бы высший класс, но деньги есть деньги!»

Отбивные аппетитно скворчали, распространяя по всей кухне восхитительный запах сочного мяса. Таня достала из холодильника вчерашний салат, банку с солеными огурцами и села на табурет возле стены. Ей было жарко, так же, наверное, как и маленькой беспомощной девочке внутри. Юрий сам разложил отбивные по тарелкам, сам налил чай и даже после ужина сам убрал со стола, отправив Татьяну в постель.

Она уже почти спала, изредка пробиваясь вспышками сознания сквозь дрожащую радужную пелену, когда почувствовала на своей груди прикосновение жадных ласкающих рук. Это было так не вовремя, что Таня даже застонала. Видимо, Коротецкий истолковал ее стон по-другому, потому что он тут же удвоил старания, норовя если не высосать, так выкусить ее равнодушный сосок из мягкой груди. Его руки со ставшими вдруг невыносимо жесткими пальцами тискали ее плечи, а она смотрела поверх его покачивающейся вверх-вниз русой макушки на белый с черной окантовкой шкаф и с раздражением думала о том, что ее будущий муж совершенно не оригинален и невыносимо последователен. Сейчас пять минут поласкает ее грудь, потом скользнет вибрирующим языком к пупку, потом разведет ее ноги и, прежде чем опустить лицо к светлому кудрявому холмику, отклонится назад, окинет ее всю традиционно восхищенным взглядом и прерывисто вздохнет. Но когда Татьяна и в самом деле почувствовала на своем животе трепетное касание горячего языка, ей вдруг стало мучительно стыдно. Ну, не отвратительно ли в самом деле срывать свое плохое настроение и плохое самочувствие на человеке, который изо всех сил старается, чтобы ей было хорошо? Она, вытянув руку, положила свою мягкую горячую ладонь ему на спину. Острая широкая лопатка зашевелилась под ее пальцами, как спутанное крыло. Тане вдруг показалось, что Коротецкий хочет сбросить жаркую руку, прилипшую к его коже, как горчичник. И откуда вдруг взялась эта совершенно безумная мысль?

«Наверное, я просто не до конца проснулась». Татьяна сильно зажмурила глаза и резко открыла их, надеясь, что исчезнет гудящий, тяжело ворочающийся в голове туман. Но вместо этого по белой дверце шкафа шустро побежали разноцветные веселые пятнышки. Юрий возился там внизу, между ее ног, сопя и изредка вскидывая лицо вверх. А она не чувствовала ничего, кроме вины за то, что ничем, абсолютно ничем не может ему сегодня ответить. Через пару минут Коротецкий скользнул туда, внутрь ее, жестким и нетерпеливым пальцем, а потом, как ему, наверное, показалось, незаметно, рассмотрел его при свете ночника. Татьяна, не в силах оторвать голову от подушки, скосила глаза и увидела, что палец влажно блестит от его собственной слюны. Но Юрий уже решил, что она готова, и вошел в нее быстро и резко, больно натянув кудрявые волоски и, кажется, надрывая нежную тонкую кожицу. И пока он двигался в ней, перенося вес тела то на левую, то на правую сторону, Таня думала о маленькой девочке, которой наверняка сейчас так же тяжело и тоскливо.