Очевидно, я настолько погрязла в своих переживаниях, что целовалась как-то автоматически, впервые в жизни вообще не реагируя на его распаляющие губы, на руки, забравшиеся под майку и скользнувшие по моей спине, на его рывок, прижавший мое тело к своему. Не обратила внимания, в мыслях беспокойно роясь в поисках наименее безболезненного выхода из сложившейся ситуации. Быть катализатором проблем для Коваля мне совсем не хотелось. Но как справиться с Женькой я тоже не знала.

— Кис. — Паша отстранился, напряженно глядя мне в глаза. — Что с тобой? Сама не своя. Будто мертвая.

Опасно. Сейчас выпытывать начнет. Я отвела взгляд и уткнулась головой ему в плечо, прикусив губу, негромко сказала простую истину:

— Никак не отойду от этого всего.

Он хмыкнул и чуть присев внезапно подхватил меня на плечо.

— О, я помогу. — Пошел со мной обратно на кухню, чтобы посадить на край стола.

Я растерянно смотрела в его лицо, усмехнувшееся и знакомо блеснувшее глазами. Он развел мои ноги, чтобы встать между них и оперевшись пальцами в лакированное дерево по обе стороны моих бедер придвинулся почти вплотную. Глаза в глаза и его плутоватая полуулыбка. Язык по верхнему резцу. И у меня сперло дыхание.

Усмехнулся, придвигаясь еще ближе, вынуждая обхватить себя за шею. Горячими губами скользнул по шее, пустив мурашки вдоль позвоночника, тут же стерев их пальцами, пробежавшими по моей горячеющей коже спины, до застежки бюстгальтера. Одно движение и крепеж бесшумно подчинился.

Я сама подалась к его губам, чувствуя, как накатывает такое знакомое и такое необходимое мне сейчас безумие, погружающее разум в темные воды с изумрудными всполохами.

Краткая подсказка поднять руки, чтобы хлопок футболки и шелк бюстгальтера соскользнули с тела. И он отстранился. Я досадно рыкнула пытаясь притянуть его назад, но он, мягко рассмеявшись, пинком придвинул кресло к столу и потянулся за бутылкой, свободной рукой удерживая на месте меня, порывающуюся соскочить с края стола, чтобы идти в атаку самой, как требовала вспенившаяся в жилах кровь.

— Тише, кис. — Он присел на подлокотник, оказавшись между моих разведенных ног и довольно прищурившись, разглядывал мою грудь. — Была у меня одна шальная мысль когда я смотрел на тебя в беседке… Помнишь тот вечер, секс в лесу?..

Я с трудом сглотнула, прикусив губу, и чуть подрагивая от его легких, почти невесомых поглаживаний по бедру.

— По-о-омнишь. — Удовлетворенно улыбнулся он, откупоривая бутылку черного рома. — Знаешь, как у меня фантазию коратнуло, когда я представил то, что сейчас сделаю?..

Я прикусила губу, сдерживая рвущуюся улыбку. И двинулась вперед, когда снова заметила язык по резцу, ибо кровь вскипела и сожгла жилы. Но он удержал. Куснул за колено. И поднял бутылку.

Над моим плечом. Я заинтригованно следила за тем, как он медленно ее наклоняет, чтобы тонкая струйка темного алкоголя коснулась моего плеча. Сбегает вперед, по ключице, по коже груди. К которой прильнули блядски улыбающиеся губы Коваля. Сердце застучало тяжело. Я прикрыла глаза, откидывая голову назад, и чуть прогибаясь в спине, чувствуя, как крен бутылки усилился настолько, что алкоголь ударяясь о мое плечо, разбивается на несколько широких дорожек, и течет вниз, щекоча кожу, будоража кровь, а его губы, щекоча жаркои дыханием мою кожу, покрывшуюся мурашками, сцеловывают стекающий по моей груди черный ром.

Дыхание участилось, грудь вздымалась чаще, а ром все лился, разбиваясь на моей коже на то сплывающиеся, то расходящиеся дорожки, которые, казалось бы, пропитывали меня, сразу попадая в кровь и бескомпромиссно опьяняя. Другое объяснение ватной тягучей карамельной слабости под кожей, которая множилась и разносилось по телу от каждого его дразнящего движения языка по моей груди, я в тот момент себе дать не могла.

Дрожь требовательно забила тело, ноги инстинктивно сжались в попытке задержать и усилить нарастающее чувство горячей тяжести в низу живота, но он с услием снова их раздвинул, безошибочно нажав пальцами свободной руки на самую чувствительную точку тела и запуская во мне адское, требовательное пламя, пожирающее разум. А черный ром все лился. И он его пил. С меня. Сводя этим с ума.

Выстрелив рукой едва не выбила из его пальцев бутылку, судорожно заставив отставить ее на столешницу. Развела ноги шире, склоняясь и припадая к улыбающимся губам, чувствуя на его языке терпкий насыщенный вкус рома и эротики.

Сдернул со стола, опустил на пол. Мой рывок его рубашки и пуговицы застучали по паркету. Прильнул тесно к моему подрагивающему от жара телу. Кожа по липкой от алкоголя коже и сердце пустилось в галоп. Поцелуи жадные, какие-то по животному голодные, до легкого эха болезненности, запускающий в жаркий хаос полной анархии в голове жажду большего. Немедленно. Здесь и сейчас. На прохладном паркете. Краткая, но такая раздражающая заминка при попытке разобраться с безумно мешающей оставшейся одеждой. Его мягкий прикус в мое плечо и я выгнулась под первым острожным и очень медленным движением. Прогнулась в спине, обхватывая его руками за шею и протяжно выдыхая, теряясь в ярчайшем чувстве наслаждения, зажигающего нестерпимое пламя томления в теле. В голове промелькнула какая-то неуместная и странная мысль, что я хотела бы чтобы именно он меня лишил девственности. Промелькнула и сгорела. От напора губ на шее, от чувства зубов на коже, от резких, до конца движений бедрами, дробящих мое дыхание и полыхающий мир вокруг.

Обхватила немеющими от напряжения ногами его ягодицы, мешая ему, себе и нам обоим, но не в силах ничего исправить. Досадливо куснул за плечо. Ощутимо и болезненно, но стон, сорвавшийся с моих губ, свидетельствовал, что происходящее с ума сходящей мне весьма по вкусу.

И так даже чувственнее. Движения не такие интенсивные, но тесные, сильные, заставляющие отзываться и забыться. В нем. В его руках и губах. В его теле, и хриплых выдохах.

Чувствуя, как накатывает, усилием расцепила ноги, но он чуть снизил темп, давая понять, что сам еще не близко до грани.

— Паш, сверху. — Сухими губами сипло шепнула я, куснув его за мочку.

Перевернулся на пол, усаживая меня удобнее. Сжал пальцами бедра, глядя потемневшим изумрудным взглядом так жарко, так распаляюще, что я отвести взгляд от его глаз не могла. Ориентируясь только на них. Быстрее, теряясь и не соображая, что я снова тону в горячих отзвуках почти накатывающего оргазма, что он рядом, но снова дальше. От отчаяния хотелось плакать и не останавливаться. И остановиться.

Прикрыл глаза и фыркнул, рывком дернул меня на себя, заставив упереться дрожащими руками в пол по обе стороны от его головы.

— Чуть приподними бедра. — Негромко, в самое ухо.

Подчинилась. И он сам начал двигаться. Подо мной. Быстро, резко, с силой приближая уже почти отступившую от меня финишную черту. Сжалась, заскулила, замерла от особенно сильного последнего толчка, пустившего меня в пропасть. Почти не почувствовала, оставшиеся несколько сильных ударов и торопливое движение его тела вниз и вбок. Не почувствовала, потому что саму забило в сладких конвульсиях скручивающих, сжимающих каждую мышцу, заставляющих упасть к нему на грудь и забиться. Сначала от накатившего-таки оргазма, затем от того, как нежно его руки огладили мое дрожащее тело, только усилив схлынувшие было волны.

— Киса, у меня сейчас спина примерзнет, малыш. — Хрипло рассмеялся, целуя меня в макушку, покоившуюся у него на плече, когда я уже почти полностью в себя пришла. — Давай, спрашивай свое излюбленное.

— Не в меня? — слабо улыбнулась я, прихватывая кожу его плеча зубами.

— Не полностью.

— Что?!

Я подскочила с него, плюхаясь на задницу рядом и глядя на его довольное лицо во все глаза.

— Господи, да пошутил я, пошутил! — хохотнул он, продемонстрировав мне перепачканную руку. — Нахер презервативы покупал…

Я хотела нахохлиться, но рассмеялась, потонув в улыбающихся глазах. Он с кряхтеньем сел на полу и подался ко мне, мягко целуя в губы, щекоча их языком, и дразняще пробегаясь по моему языку. Я тихо млела, крепче впиваясь в его плечи, и не позволяя отстраниться далеко.

— Кис… — рассмеялся, чуть отодвигаясь и прикусывая меня за нос. — Ну, подожди. Вся ночь впереди, никуда не поеду сегодня. Пусть Пумба с Тимоном разгребают, я заебался.

Меня будто током ударило. Я замерла, потрясенно глядя ему в глаза и обзывая себя дурой. Он нахмурился и спросил, что случилось. Я рассказала все. О звонке Рамиля, о его словах, что Костя пропал, который потом внезапно объявился, потребовав у меня по телефону какую-то синюю папку.

— Там доки о собственности… — Паша как-то по-змеиному улыбнулся и начал одеваться

Несколько нервно. Обозвал себя идиотом за то, что телефон заряжаться поставил, но включить забыл. Включил, и на него тут же обрушился град звонков. И с каждым разговором он мрачнел все больше. Потребовал мой телефон, чтобы посмотреть с какого номера звонил Костя. Я, испытывая желание себя убить вышла из дома, ведь когда Пашу увидела, его выронила и успешно про него забыла. Экран разбит намертво. Это прямо уже традиция. Паша досадливо отмахнулся от моего телефона, не прерывая разговор с Рамилем и велев ему приезжать сейчас же.

Я сидела в кухонном кресле и напряженно смотрела в его лицо.

— Что происходит, Паш? — негромко спросила я, когда он присосался к бутылке, глядя мимо меня в окно.

— Что-то нехорошее. Не могу пока понять что. — Усмехнулся, переведя на меня взгляд. — Меня очень напрягает, что Костю найти не могут. Что никто его не видел. Что он внезапно в момент моего задержания доки на предприятие потребовал. Это особенно напрягает.

Нда. У меня в голове закрутились поганые мыслишки о Костином коварстве. И особенно настойчиво эти мыслишки удерживало воспоминание о том, как в Барселоне Паша однажды обмолвился, что Костя уже пытался какую-то хрень провернуть с Пашиным бизнесом. Встала со своего места и пересела в ближнее к нему кресло, протянув руку и переплетая наши пальцы.