Посиделки в офисе затянулись. Я, от нечего делать, распивала третью кружку кофе и расспрашивала Пумбу о Мадриде.

— Поебота-поебота, перейди на Федота… Время уже девять вечера, я домой хочу. — Устало зевнул Паша, глядя в экран. — Да ебаный регистр, рассчитал я уже август, хули ты данные мне коверкаешь?..

— Там надо месяц закрыть, чтобы новый начать. Я тоже долго думал, почему у меня не получается… — негромко сказал Костя, прерывая свой забавный рассказ о том, как его дочки впервые были в акпарке и потерялись в бассейне, заставив Кристину едва не пасть в обьятия Кондратия

— Гляди-ка, и правда. Что, Толстый, в танчиках тебя заблокировали, раз ты работать начал? — Ехидно осведомился Паша, не отрывая взгляда от ноутбука.

— Паш, ну ладно ты, я же не всегда в танчики играю. — Поморщился Пумба, наливая мне кофе.

— Вот кстати, про работу. Сегодня в одиннадцать тебе с Неверовым надо встретиться в «Мираже». У меня желания и сил нет, и он мне на нервы действует. Сгоняй ты и ввали ему пиздюлей за августовское прибытие с солями. У меня компрессор навернулся при перегоне, хотя по докам он мне привез допустимые пределы. Операторы лоханулись, не из емкости анализы брали… В общем, эта гнида навернула мне компрессор и работать я с ним больше не буду. Тимон уже машины его завернул и популярно объяснил, что с таким говном путь на станцию заказан, а Неверов мне два дня мозг компостирует, встречу просит. Сказал ему, что гендиректор придет. Пумба, выеби его пожалуйста, я уже устал и не выдержу, ебальник ему начищу, если еще раз увижу. Твоя стихия же.

— Да не вопрос. — Гыкнул Пумба, подмигнув мне и подавая чашку с кофе.

Я покачала головой и усмехнулась, припоминая наше знакомство с Пумбой и переведя на Пашу нехороший взгляд, в ответ лишь фыркнувшему.

Где-то минут через сорок он все же закончил все свои дела и мы добросив Костю до ресторана, поехали к Паше. За город. В хороший такой двухэтажный дом в охраняемой части элитного поселка.

Внутренне убранство было очень схоже с тем, что я видела внутри его «дачи с прудиком». Приняв душ и обработав свои многострадальные ноги, я, потягиваясь на широкой резной кровати, застеленной батистовым бельем, в ожидании когда из душа выйдет Коваль. Он вышел с обернутым вокруг бедер полотенцем и прекрасно расценив мой потемневший взгляд, задержавшийся на полотенце.

— Радикулитные старики изволят творить непотребства, а, кис? — хохотнул, вскрывая бутылку виски и запивая им таблетку обезболивающего, одновременно аккуратно ложась на спину рядом со мной. — Давай, старушка, сегодня ты сверху, только аккуратно, у деда ребра ноют.

Я прыснула, с удовольствием глядя в черные в полумраке, улыбающиеся глаза, и садясь на его бедра. Паша, только потянулся пальцами к моей груди, как раздалась трель его мобильника, лежащего на краю прикроватной тумбочки.

— Не отвлекайся, старая, не отвлекайся. — Фыркнул он, беря трубку и оглаживая свободной рукой мои дразняще покачивающиеся на нем бедра.

Звонил ему Костя, и я остановилась, заметив, как Паша, закатив глаза, страдальчески застонал.

— Пумба, когда я сказал дать ему пизды, я не имел в виду буквально. — Сильно выебывался? А, ну тогда ладно… — Прыснул Паша, с силой проведя рукой по лицу. Хорошо ты его помял?.. А кого еще? Ебать, Толстый, ты тип, конечно! Мусоров-то зачем? — Коваль откинул голову и хохотнул. — Слушай, я прям-таки вспоминаю былые времена. Прямо жалею, что с тобой не пошел. Ладно, не хнычь, заберу, конечно. Куда твои сто пятьдесят буйных килограмм отвезли? Минут через тридцать буду, сиди смирно, а то заартачатся и хуй я тебя вытащу… Нет, обзывать их тоже нельзя… А это тем более. — Паша снова одобрительно заржал, и, мягко меня отстранив начал одеваться. — Нет, ну можно конечно, но тогда меня тоже загребут… Ага, блять, ностальгия. Тебе Кристинка потом устроит ностальгию. Что, страшно, каблук, блять? — Пашка снова заржал, прижимая плечом телефон к уху и натягивая джины. — Все, сиди жди, скоро буду. — Повернулся ко мне, удрученно на него глядящей с постели, фыркнул и подхватив с тумбочки бутылку велел одеваться, дескать он уже выпил, и за рулем поеду я.

Приехали в отделдовольно быстро, и Паша прямо с бутылкой пошел в здание, отсалютов виски полицейским, курящим недалеко от входа и почему-то значительно взгрустнувшим при его появлении.

Я прыснула, неверяще глядя в спину Коваля, пока он не скрылся за дверью. Ждала относительно недолго. Паша вышел первым, за ним шел весьма довольный, но сильно потрепанный жизнью Костя, с большим таким, красиво наливающимся синевой фингалом под глазом.

— Машка, и снова тебе привет! — добродушно заржал Костя, падая на заднее сидение. — Смотри, какой у меня фонарь на лице, красота же! Паш, а у меня правда права отобрали?

— Майор сказал, что пока подумает. Я так понял, что тебе еще бабла ему донести надо будет. А нахера ты вообще в машину сел пьяный при мусорах? Да еще и в Неверовскую? — Хохотнул Паша, усаживаясь рядом со мной и поворачиваясь забирая виски у Пумбы.

— Да не при них я сел, они позже приехали. Там дружки этого уебка, пока он на асфальте отдыхал, подвалили. Человек пять. А мы же на парковке были, я хотел музыку включить подходящую, пока они из машины вылезали. Мортал комбат хотел. А тут мусора набежали, дергают меня, орут, вообще охуевшие. Я говорю им, подождите я сам из машины выйду, а этот, который косоглазый, прикинь, дубинку достал. Ну у меня терпение и лопнуло. А они, твари, в протоколе помимо дебоша еще и езду в пьяном виде нарисовали. Ну, суки же, Паш? Скажи же, суки! — обиженно буркнул Пумба, разваливаясь на заднем сидении и требовательно протянув руку за бутылкой.

— Вообще, козлы. — Фыркнул Коваль, называя мне адрес Пумбы, когда я выруливала на дорогу от отдела.

Косте было скучно. Сначала он уговаривал меня с ним спеть, но игравших по радио песен не знал. Потом начал с Пашей обсуждать какую-то рабочую лабуду, потом ему надо было покурить, и он, свернув поданную Ковалем бумажку в кулек, чтобы стряхивать туда пепел задвигал филосовскую концепцию, какие нехорошие люди работают в правоохранительных органах. Когда мы подъехали к хорошей жилой многоэтажке почти в центре города, Костя стал настойчиво нас приглашать зайти, не став лукавить на ехидное предположение Паши, что он так стремится оттянуть кару Кристины, которая каким-то макаром узнала, что его в отдел привезли за «хулиганство», и просто с этим согласившись.

Квартира у них была большая и красивая. Кристина, грозно топающая из спальни на звук открывшейся входной двери, смущенно покраснела и помчалась переодеваться из симпатичной пижамы во что-то более подходящее для встречи гостей.

Вообще, мне было неожиданно уютно в этой компании. Кристина быстро накрыла на стол, как будто нас ждала (оказалось, что Костя просто любит пожрать и холодильник у них всегда под завязку забит), мы с ней распивали хорошее вино, и болтали снова о чем-то совсем не важном. Пока Костя не начал травить армейские байки, неожиданно смешные. Особенно те, которые касались Паши, которого вечно пытались отпиздить, потому что он не любил тупых и наглых, а таких в командовании армии большинство. Потом Костя, увлекшись, начал рассказывать, как они вдвоем пиздили солярку и продавали ее в ближайшем населенном пункте, а деньги пробухивали. Прямо в армии. Будучи рядовыми. Кристина закрыла двери, чтобы наш громовой хохот не разбудил близняшек.

— Кристин, что с твоим лицом?. — Расхохотался Паша, глядя на удивленное лицо Кристины, до сего момента, наивно полагавшей, что порядки в армии немногим мягче чем в тюрьме, и воровать, а тем более бухать там сложновато.

— Так вот откуда все пошло… — отчего-то грустно вздохнула она, с горя выпив вина прямо из бутылки. — Талант не пропьешь, хули.

У меня уже живот болел от смеха, а Костя, подливающий конъяк в свой и Пашин бокал, неизменно находил еще более смешные истории, заставляя иногда Пашу бросать на него упреждающие взгляды. Например такие, когда Паша в увольнительной склеил сразу двух телок и они из-за него подрались, а потом почему-то на него обиделись и он остался вообще ни с чем. Кристина попыталась оборвать мужа, бросив взгляд на злорадно гоготавшую меня, но Костину шарманку с байками было не остановить. Я закрывала Паше ладонями глаза и рот, чтобы он не заморозил вошедшего в раж Костю одной фразой и взглядом и одобряюще кивала, слушая истории о том, как развлекалось похотливое животное живущее в Ковале за год в армии. На Костю уже пыталась прикрикнуть Кристина, но мы с ним не обращали на нее внимания, и на Пашу, который пытался отпихнуть мои руки и дать моральных люлей Пумбе, сдающего мне с потрохами систему, как в армии можно развлечься.

Впрочем, дурачиться мы быстро прекратили. Я припала к Пашиным губам, чтобы он, наконец меня отпихнувший не вздумал рвать и метать. Но настрой у него был вполне благодушный.

Было видно, что Кристина не прочь ввалить Косте хороших пиздюлей, но ее останавливает наше присутствие. И чем чаще пустел ее бокал, тем тяжелее становились ее взгляды на мужа. Костя замечал и забавно тушевался, вызывая у Паши ехидные, но не особо злые и грубые подъебы.

Когда Коваль заявил, что нам пора, Костя совсем опечалился и просительно на меня посмотрел. Мне стало жалко этого здоровяка и хотелось забрать его с собой, потому что Кристина как-то уж слишком многообещающе на него посмотрела. Но Паша уже позвонивший Рамилю и велевший ему приехать к Пумбе, чтобы отвезти нас на его машине домой, потянул меня в сторону прихожей, и все, что я могла это соболезнующее посмотреть на грустно вздохнувшего Пумбу, поперевшего голову с фингалом под глазом

Вот мне правда думается, что с Костей я бы сдружилась. Мне дико нравилось, как они общались с Пашей, нравились его шуточки. Да и Паша на него реагировал нормально. Паша. Он с каждым днем открывался мне совсем с другой стороны. Я прежде думала, что мужик должен быть эдаким мерзавцем, без чувства меры, с которым надо воевать. Но нет. Мужчина прежде всего должен быть человеком. Таким как он. Да, с апломбом, но оправданным. Да, иной раз довольно жестким и просто сучим интриганом, но с понятиями о жизни и ее правилах. О людях и их кастах. О том, что правильно, что нет. Чтобы подняться самостоятельно и не стать сволочью, жестоким ублюдком и остаться не развращенным собственным достижением и большими деньгами. Я смотрела в его спину, когда он прощался с Костей и обнимал Кристину и не понимала, когда он успел перевернуть мой мир и мои представления о нем и окружающих. Это было странно, необычно, немного пугающе.