Бриттани Черри - Земля, о которую мы разбились

Хотя я сомневался, что Люси заглянет к нам на День благодарения.

Я направился прямиком в спальню и начал расстегивать рубашку. Ей потребовалось всего несколько секунд, чтобы последовать за мной с искаженным от волнения лицом, но тем не менее она не произнесла ни слова. Когда мы оба начали раздеваться, она тихо подошла ко мне и повернулась спиной, молча прося расстегнуть молнию на ее черном платье.

Я сделал, как она просила, и она стянула платье, а затем накинула одну из моих футболок, которые всегда использовала в качестве ночных рубашек. Ее растущий живот растягивал ткань, но я не возражал.

Через несколько минут мы стояли в ванной и чистили зубы, продолжая сохранять молчание. Мы чистили зубы, умывались, мылись. Это была наша обычная рутина: мы привыкли делать все в тишине, и та ночь не стала исключением.

Забравшись в постель, мы оба выключили лампы, стоявшие на наших тумбочках, и даже не пожелали друг другу спокойной ночи.

Закрыв глаза, я постарался отключить свой мозг, но что-то из произошедшего в тот день раскололо мои воспоминания. Поэтому, вместо того чтобы расспрашивать Джейн о ее прошлом, я вылез из постели и отправился в свой кабинет, чтобы заняться своим романом. Мне все еще требовалось около девяноста пяти тысяч слов, поэтому я решил погрузиться в вымысел и на время забыть о реальности. Когда мои пальцы стучали по клавиатуре, мой мозг сосредотачивался лишь на словах. Слова освобождали меня от той неразберихи, которую Джейн свалила на мою голову. Слова освобождали меня от воспоминаний об отце. Слова освобождали меня от слишком глубокого погружения в мой разум, где я хранил всю боль из своего прошлого.

Без писательства в моем мире остались бы лишь потери. Без слов я бы разбился вдребезги.

– Пойдем спать, Грэм, – сказала Джейн, стоя в дверях. Уже второй раз за день она прерывала мою работу, и я надеялся, что это не войдет в привычку.

– Мне нужно закончить главу.

– Ты же до утра не ляжешь.

– Это неважно.

– Их две, – сказала она, скрестив руки на груди. – У меня две сестры.

Я поморщился и снова принялся печатать.

– Давай не будем этого делать, Джейн.

– Ты ее поцеловал?

Мои пальцы замерли, и я повернулся к ней, нахмурив брови.

– Что?

Джейн провела пальцами по волосам, по ее лицу потекли слезы. Она снова заплакала. Слишком много слез за один день, по крайней мере для нее.

– Я спрашиваю, ты ее поцеловал?

– О чем ты говоришь?

– Я задала простой вопрос. Просто ответь на него.

– Мы не будем продолжать этот разговор.

– Ты это сделал, не так ли? – воскликнула она, лишаясь остатков рациональности. Похоже, в тот момент, когда мы выключили свет в спальне, а я отправился в свой офис, моя жена превратилась в запутанный эмоциональный клубок и ее разум полностью захватили бредовые идеи. – Ты поцеловал ее. Ты поцеловал мою сестру!

Я прищурил глаза.

– Не сейчас, Джейн.

– Не сейчас?

– Пожалуйста, давай обойдемся без гормонального срыва. Это был долгий день.

– Просто скажи, ты целовал мою сестру? – повторила она, как заезженная пластинка. – Скажи это. Скажи мне.

– Я даже не знал, что у тебя есть сестра.

– Какая разница, если ты поцеловал ее.

– Иди приляг, Джейн. У тебя давление поднимется.

– Ты мне изменил. Я всегда знала, что это случится. Я всегда знала, что ты мне изменишь.

– У тебя паранойя.

– Просто скажи мне, Грэм.

Не зная, что еще мне сказать, я запустил пальцы в волосы.

– Господи! Да не целовал я ее.

– Целовал! – крикнула она, утирая слезы. – Я знаю, что так и было, потому что я знаю ее. Я знаю свою сестру. Наверняка она знала, что ты мой муж, и решила мне насолить. Она уничтожает все, к чему прикасается.

– Я ее не целовал.

– Она словно… какая-то болезнь, и почему-то никто этого не понимает. Но я-то знаю. Она все портит, как и наша мать. Почему никто не видит, что она делает? Я не могу поверить, что ты поступил так со мной… с нами. Я беременна, Грэм!

– Я ее не целовал! – закричал я, чувствуя, как слова обожгли мое горло. Я не хотел ничего знать о прошлом Джейн. Я не просил ее рассказывать о своих сестрах, я не настаивал, я не донимал ее расспросами, и все же мы почему-то ругались из-за женщины, которую я едва знал. – Я понятия не имею, кто твоя сестра, и не желаю ничего о ней знать. Я не знаю, что, черт возьми, с тобой происходит, но прекрати выплескивать это на меня. Я тебе не лгал. Я тебе не изменял. Сегодня я не сделал ничего плохого, так что прекрати на меня нападать.

– Не притворяйся, будто тебя волнует сегодняшний день, – прошептала она, повернувшись ко мне спиной. – Тебе плевать на своего отца.

В моей голове пронеслось воспоминание.

И все же с его уходом все вокруг меня как-то замедлилось, и я скучаю по воспоминаниям, которых никогда не существовало.

– Лучше бы тебе прекратить этот разговор, – предупредил я, но она не послушала.

– Это правда, ты и сам знаешь. Он ничего для тебя не значил. Он был хорошим человеком и ничего для тебя не значил.

Я промолчал.

– Почему ты не спрашиваешь о моих сестрах? – вдруг воскликнула Джейн. – Разве тебе все равно?

– У всех есть прошлое, о котором не хочется говорить.

– Я не лгала, – снова сказала она, хотя я ни разу не назвал ее лгуньей. Она словно пыталась убедить саму себя, хотя прекрасно знала, что это так. Дело в том, что мне правда было все равно. За годы общения с людьми я понял, что все они лгут, и научился никому не доверять. Ни единой душе.

Как только человек подрывал доверие, как только ложь всплывала на поверхность – все, что он когда-либо говорил, будь то правда или ложь, было запятнано предательством.

– Ладно. Покончим с этим раз и навсегда. Я просто расскажу все прямо сейчас. У меня есть две сестры, Мари и Люси.

Я съежился.

– Пожалуйста, прекрати.

– Мы не общаемся. Я самая старшая, а Люси – самая младшая. Она эмоционально нестабильна, – это было ироничное заявление, учитывая, что в данный момент Джейн находилась на грани нервного срыва. – И она точная копия моей матери, которая умерла много лет назад. Отец бросил нас, когда мне было девять, и я его не виню, потому что моя мать была сумасшедшей.

Я хлопнул ладонями по столу и повернулся к ней.

– Чего ты хочешь от меня, Джейн? Ты хочешь, чтобы я сказал, что злюсь на тебя за обман? Ладно, я злюсь. Ты хочешь, чтобы я тебя понял? Прекрасно, я понимаю. Ты хочешь, чтобы я сказал, что ты была права, когда бросила своих сестер? Отлично, ты правильно сделала, что бросила их. Теперь я могу вернуться к работе?

– Расскажи мне о себе, Грэм. Расскажи мне о своем прошлом. Все, о чем ты никогда не рассказывал.

– Оставь это, Джейн.

Я так умело сдерживал свои чувства. Я почти никогда не поддавался эмоциям, но она давила на меня, испытывая мое терпение. Я хотел, чтобы она остановилась, потому что в темных уголках моей души скрывалась вовсе не печаль или горе.

Это был гнев.

И чем больше она давила – тем сильнее он рвался наружу.

Она заставляла меня превратиться в монстра.

– Ну же, Грэм. Расскажи мне о своем детстве. Где твоя мать? Она же у тебя была? Что с ней произошло?

– Прекрати, – сказал я, крепко зажмурившись и сжав кулаки, но она не прекращала.

– Она недостаточно тебя любила? Она изменяла твоему отцу? Может, она умерла?

Я вышел из комнаты, потому что почувствовал, как гнев поднимается на поверхность. Я чувствовал, что он становится слишком большим, слишком сильным, слишком обжигающим. Я пытался убежать от Джейн, но она неотрывно следовала за мной.

– Ладно, ты не хочешь говорить о своей маме. Как насчет того, чтобы поговорить о твоем отце? Скажи мне, почему ты так презираешь своего отца? Что он сделал? Тебя обижало, что он постоянно был занят работой?

– Поверь, ты не хочешь об этом говорить, – снова предупредил я, но она уже слишком далеко зашла. Ей хотелось продолжать эту гадкую игру, но она играла не с тем человеком.

– Он забрал твою любимую игрушку? Он не позволял тебе заводить домашних животных в детстве? Он забыл про твой день рождения?

Мои глаза потемнели, и она заметила это, когда наши взгляды встретились.

– О, – прошептала она. – Он пропустил много дней рождения.

– Я поцеловал ее! – наконец сорвался я, поворачиваясь к Джейн, которая замерла с открытым ртом. – Этого ты хочешь? Хочешь, чтобы я тебе солгал? – прошипел я. – Клянусь, ты ведешь себя как идиотка.

Она подняла обе руки и толкнула меня.

Сильно.

С каждым ударом на поверхность всплывали новые эмоции. Каждый раз, когда ее руки с тяжестью опускались на мою грудь, у меня внутри все сжималось.

На этот раз я ощутил сожаление.

– Прости, – выдохнул я. – Мне очень жаль.

– Ты не целовал ее? – спросила Джейн дрожащим голосом.

– Конечно, нет.

– Это был долгий день и… ой, – прошептала она, согнувшись от боли. – Ой!

– В чем дело? – Когда наши взгляды встретились, у меня сдавило грудь. Ее руки сжимали живот, а дрожащие ноги блестели от влаги. – Джейн? – прошептал я, нервничая и смущаясь. – Что это было?

– Кажется, у меня отошли воды.

– Слишком рано, слишком рано, слишком рано, – шептала Джейн, пока я вез ее в больницу. Ее руки лежали на животе, а схватки не прекращались.

– С тобой все будет в порядке, все будет хорошо, – заверил ее я, но внутри меня все холодело от ужаса. Слишком рано, слишком рано, слишком рано…

Как только мы добрались до больницы, нас провели в палату, где нас окружили медсестры и врачи. Они задавали сотни вопросов, пытаясь понять, что произошло. Всякий раз, когда я задавал вопрос, они улыбались и говорили, что мне придется подождать, чтобы поговорить с лечащим неонатологом. Время тянулось медленно, и каждая минута казалась часом. Я знал, что время родов еще не пришло: ребенку была всего тридцать одна неделя. Когда неонатолог наконец добрался до нашей палаты, он с легкой улыбкой на лице придвинул стул к кровати Джейн и достал ее медицинскую карту.