– Я бы предложила свой телефон, но у него села зарядка.

– Ну конечно, – мрачно сказал он. – Потому что этот день просто не мог стать еще хуже.

Грэм несколько минут постучал по двери, но это не принесло никаких результатов, и он выругался себе под нос, проклиная свою жизнь. Затем он прошелся до другого конца огражденной территории и сцепил руки за шеей. Он выглядел изможденным после всех событий этого дня.

– Мне очень жаль, – тихо прошептала я. Что еще я могла сказать? – Соболезную вашей утрате.

Он безразлично пожал плечами.

– Люди умирают. Такое часто случается.

– Да, но от этого не становится легче, и мне очень жаль.

Он не ответил, но в этом не было необходимости. Я все еще была поражена тем, что стою так близко к нему. Я прочистила горло и заговорила снова, потому что просто не умела молчать.

– Это была прекрасная речь.

Он повернул голову в мою сторону и одарил меня холодным взглядом, прежде чем снова отвернуться.

– Вы смогли показать, каким добрым и нежным человеком был ваш отец и как он изменил вашу жизнь и жизнь других людей. Ваша сегодняшняя речь – это… – я прервалась, подыскивая подходящие слова.

– Чушь собачья, – вдруг сказал он.

Я выпрямилась.

– Что?

– Моя сегодняшняя речь – это чушь собачья. Я сорвал ее на улице. Кто-то написал это на листе и вывесил у главного входа. Кто-то, кто, вероятно, никогда не находился рядом с моим отцом дольше десяти минут, потому что иначе они бы знали, насколько дерьмовым человеком был Кент Рассел.

– Погодите, так, значит, вы своровали прощальную речь на похороны своего отца?

– Когда ты так говоришь, это звучит ужасно, – сухо ответил он.

– Возможно, это звучит ужасно, потому что так оно и есть.

– Мой отец был жестоким человеком, который манипулировал людьми, чтобы получить как можно больше денег. Он смеялся над тем, что вы, люди, платите деньги за его дерьмовые вдохновляющие книги и пытаетесь построить свои жизни на этом мусоре. Ты слышала о бестселлере «Тридцать дней до трезвой жизни»? Он написал эту книгу пьяным в стельку. Мне буквально приходилось вытаскивать его из собственной блевотины, и это происходило так много раз, что я уже сбился со счета. «Пятьдесят способов влюбиться»? Он трахал проституток и увольнял ассистенток за то, что они не хотели с ним спать. Он был последней дрянью и посмешищем, и я уверен, что он никому не помог, хотя сегодня многие заявляли, что он «спас им жизнь». Он использовал вас всех, чтобы купить себе яхту и несколько свиданий на одну ночь.

От изумления у меня отвисла челюсть.

– Вау. – Я засмеялась, пиная ногой маленький камешек. – Расскажите, что вы чувствуете на самом деле.

Он принял мой вызов и медленно повернулся ко мне, шагнув ближе. Мое сердце забилось быстрее. Ни один мужчина не должен был быть таким красивым и мрачным, как он. Похоже, Грэм значительно преуспел в притворстве. Интересно, умел ли он улыбаться?

– Ты хочешь знать, что я чувствую на самом деле?

Нет.

Да.

Может быть?

Он не дал мне возможности ответить и продолжил говорить:

– По-моему, продавать билеты на похороны – это абсурд. Я считаю нелепым извлекать выгоду из смерти человека, превращая его последнее прощание в цирк. Я думаю, это ужасно, что люди платили сверх цены, желая попасть на «афтерпати», но, опять же, люди были готовы заплатить и за то, чтобы посидеть на одном диване с Джеффри Дамером. Казалось бы, что меня уже ничем не удивить, и все же каждый день люди шокируют меня своим недостатком интеллекта.

– Ничего себе… – Я разгладила свое белое платье и покачалась взад-вперед. – Он так сильно тебе не нравился?

Его взгляд опустился на землю, но затем он снова посмотрел на меня.

– Ни капли.

Я всмотрелась в ночную темноту, изучая звезды.

– Это так странно, правда? Как один и тот же человек может казаться кому-то ангелом, а кому-то – самым злостным демоном.

Впрочем, мои мысли его не интересовали. Он вернулся к двери и снова начал стучать.

– Мактуб, – с улыбкой сказала я.

– Что?

– Мактуб. Это значит, что все предрешено и что все происходит по определенной причине. – Недолго думая, я протянула ему руку. – Кстати, меня зовут Люси. Сокращенно от Люсиль.

Он прищурился: мое откровение ни капли его не позабавило.

– Ладно.

Я тихо засмеялась и сделала шаг вперед, все еще протягивая руку.

– Я знаю, что иногда писатели не распознают социальные сигналы, но обычно в этом случае люди жмут друг другу руки.

– Я тебя не знаю.

– Вы удивитесь, но в таких случаях люди жмут руки.

– Грэм Рассел, – сказал он, не принимая моей руки. – Я Грэм Рассел. И давай на «ты».

Я опустила руку с застенчивой улыбкой на губах.

– О, я знаю, кто ты. Не хочу показаться банальной, но я твоя самая большая поклонница. Я прочла все, что ты написал.

– Это невозможно. Некоторые мои рукописи так и не были опубликованы.

– Но если бы их опубликовали, клянусь, я бы их прочла.

– Как насчет «Урожая»?

Я пошевелила носом.

– Да, я читала эту книгу.

Сперва мне показалось, что он улыбнулся, но на самом деле у него просто дернулась губа. Ошибочка вышла.

– Она правда настолько плоха, как я думаю? – спросил он.

– Нет, просто… она не такая, как другие. – Я прикусила нижнюю губу. – Эта книга отличается от остальных, но я не могу понять почему.

– Я написал ее после смерти моей бабушки. – Грэм переступил с ноги на ногу. – Это полное дерьмо, и его не следовало публиковать.

– Нет, – нетерпеливо ответила я. – Во время прочтения у меня перехватывало дыхание, просто немного в другом смысле. Поверь, если бы я думала, что это полная чушь, то так и сказала бы. Мне никогда не удавалось убедительно лгать. – Мои брови зашевелились, а нос сморщился, когда я встала на цыпочки – точно так же делала наша мама, – и снова уставилась на звезды. – А ты не думал посадить дерево?

– Что?

– Дерево в честь твоего отца. После смерти одного близкого человека мы с сестрой закопали ее прах в землю и посадили на этом месте дерево. По праздникам мы садимся под деревом и едим ее любимые сладости, чтобы почтить ее память. Это круг жизни. Она пришла в этот мир в виде чистой энергии и точно так же вернулась в свое первоначальное состояние.

– Ты идеально вписываешься в образ стереотипного миллениала.

– Я считаю, что это отличный способ сохранить красоту окружающей среды.

– Люсиль…

– Можешь звать меня Люси.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать шесть.

– Люси – это имя для ребенка. Если ты хочешь чего-то добиться в этом мире – представляйся своим полным именем.

– Я запомню. А если ты когда-нибудь захочешь стать душой вечеринки – тебе следует подумать о прозвище Грэм Крекер[1].

– Ты всегда такая смешная?

– Только на платных похоронах.

– Сколько стоили билеты?

– От двухсот до двух тысяч долларов.

У него перехватило дыхание.

– Ты шутишь? Люди заплатили по две тысячи долларов, чтобы посмотреть на мертвое тело?

Я провела рукой по волосам.

– Плюс налог.

– Я беспокоюсь о будущих поколениях.

– Не стоит. Предыдущее поколение тоже беспокоилось о тебе, но посмотри, ты очевидно вырос дружелюбным очаровашкой, – подтрунила я.

Он почти улыбнулся. И это было почти красиво.

– А знаешь, по финалу твоей речи можно было догадаться, что ее написал кто-то другой. Поверить не могу, что упустила такую подсказку.

Он приподнял бровь.

– Может, ее действительно написал я.

Я рассмеялась.

– Неправда.

Он не засмеялся в ответ.

– Ты права. Как ты догадалась?

– Ну… ты пишешь ужасы и триллеры. Я читаю их с восемнадцати лет, и они никогда не заканчивались хорошо.

– Это не так, – возразил Грэм.

Я молча кивнула.

– Серьезно. Монстры всегда побеждают. Я начала читать твои книги после того, как потеряла одного из своих лучших друзей, и их мрачность принесла мне небольшое облегчение. Благодаря им я осознала, что в мире много разной боли, и это помогло мне справиться с моей собственной. Как ни странно, твои книги принесли мне покой.

– Я уверен, что одна из них закончилась счастливо.

– Ни одна. – Я пожала плечами. – Но это не страшно. Твои книги по-прежнему остаются шедеврами, просто не такими позитивными, как сегодняшняя похоронная речь, – я ненадолго замолчала и вдруг снова засмеялась: – Позитивная похоронная речь. Пожалуй, это самая неловкая фраза, которую я когда-либо произносила.

Мы снова замолчали. Каждые несколько минут Грэм снова начинал стучать по запертой двери, разочарованно вздыхая после каждой неудачной попытки.

– Сожалею насчет твоего отца, – еще раз сказала я, наблюдая за его тщетными усилиями. Для него это был долгий день, и мне было невыносимо смотреть на то, как отчаянно он хочет остаться в одиночестве, а я – единственное, что стоит на его пути к покою. В день похорон отца он буквально оказался заперт в клетке с незнакомкой.

– Все в порядке. Люди умирают.

– О нет, я сожалею не о его смерти. Я верю, что смерть – это только начало очередного приключения. Мне жаль, что для тебя он не был тем же человеком, каким казался всему остальному миру.

Грэм на мгновение задумался, явно собираясь что-то сказать, но в итоге предпочел промолчать.

– Ты не привык выражать свои чувства, не так ли? – спросила я.

– А ты выражаешь свои чувства слишком часто, – отрезал он.

– А ты вообще что-нибудь написал?

– Прощальную речь? Нет. А ты написала одну из тех, что висят у входа? Может, я прочитал твою речь?

Я засмеялась.

– Нет, но я написала кое-что во время церемонии. – Я полезла в свою сумку и достала оттуда маленький клочок бумаги. – Она не такая красивая, как твоя украденная речь, но все же это слова.