Бриттани Черри - Земля, о которую мы разбились

Но не всегда можно получить то, что хочешь.

– Твое такси уже здесь, но я все еще могу отвезти тебя в аэропорт, – предложил он.

Я наконец-то решилась на прыжок и высыпала все монеты из «Банок Негативных Мыслей», которые собирала годами. Я отправлялась в путешествие по Европе, о котором мы с Мари всегда мечтали. Мне нужно было уехать как можно дальше, потому что я знала, что если мое сердце будет находиться на том же континенте, что и Грэм, я найду дорогу обратно к нему.

– Нет, все в порядке, правда. Так будет легче. – Я прижала пальцы к своим губам, поцеловала их, а затем дотронулась до лба Тэлон. – Я люблю тебя больше, чем ветер любит деревья, моя милая девочка, и я всегда рядом с тобой, даже когда ты меня не видишь.

Когда я шагнула к Грэму, он придвинулся ближе, как будто хотел обнять меня, попытаться унять мое горе, но я не позволила. Я знала, что если снова угожу в его объятия, то буду умолять его никогда меня не отпускать. Он помог мне вынести мой багаж из дома и погрузил его в машину.

– Я не буду прощаться, – сказал Грэм, взяв меня за руки. Он поднес мои ладони к своим губам и нежно поцеловал их. – Я отказываюсь с тобой прощаться. – Он опустил руки и пошел обратно к крыльцу, но как раз в тот момент, когда я открыла дверцу такси, он окликнул меня:

– В чем секрет, Люсиль?

– Секрет?

– Я про твой чай. Какой секретный ингредиент?

Я нахмурилась и прикусила нижнюю губу. Мои ноги сами двинулись в его сторону. Когда мы оказались друг напротив друга, я подняла голову и вгляделась в его карамельные глаза, которые я, возможно, никогда больше не увижу. Я пыталась запечатлеть его образ в своем сердце. Я решила, что буду помнить эти глаза так долго, как только смогу.

– Скажи мне, какие ингредиенты ты смог различить на вкус, и тогда я назову тебе последний.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Он закрыл глаза и начал перечислять:

– Корица, имбирь, свежие лимоны.

– Да, да, да.

– Острый красный перец, сахар, черный перец.

– Ага, – выдохнула я, и у меня по спине побежали мурашки.

– И экстракт перечной мяты. – Грэм открыл глаза и уставился на меня, как будто видел какую-то сокрытую часть меня, о которой я сама еще не знала.

– Все правильно, – сказала я.

Он улыбнулся, и я чуть не заплакала, потому что когда он улыбался – я чувствовала, что я дома.

– Так какой последний ингредиент? – спросил он.

Я огляделась, убеждаясь, что никто не слышит, и наклонилась вперед, слегка касаясь губами его уха.

– Тимьян, – прошептала я и отступила назад, одарив его такой улыбкой, что он нахмурился. – Просто добавь немного тимьяна.

– Тимьян, – Грэм медленно кивнул и отошел от меня.

– Извините, мэм, но я не могу ждать здесь весь день, – крикнул таксист.

Я повернулась к нему и кивнула, прежде чем снова посмотреть на Грэма, который все еще не сводил с меня глаз.

– Какие-нибудь последние слова? – пошутила я, чувствуя, как от волнения у меня сводит живот.

Он прищурился и убрал волосы мне за уши.

– Ты самый лучший человек на свете.

Я с трудом сглотнула. Я скучала по нему. Я так сильно скучала по нему, хотя он стоял прямо передо мной. Я все еще могла протянуть руку и дотронуться до него, но почему-то мне казалось, что он уже слишком далеко.

– Когда-нибудь ты будешь рад, что у нас ничего не вышло, – пообещала я. – Однажды ты проснешься рядом с кем-то другим и поймешь, как ты счастлив, что у нас с тобой ничего не вышло.

– Однажды я проснусь, – мрачно ответил он, – и ты будешь лежать рядом со мной.

Моя рука коснулась его щеки, и я прижалась губами к его губам.

– Ты самый лучший человек на свете. – По моей щеке скатилась слеза, и я медленно поцеловала его, задержавшись на мгновение, прежде чем наконец отпустить его. – Я люблю тебя, Грэм Крекер.

– Я люблю тебя, Люсиль.

Когда я открыла дверцу такси и села в машину, Грэм окликнул меня в последний раз.

– Да?

– Время, – тихо сказал он.

– Время?

Он пожал левым плечом и быстро опустил его.

– Нужно просто немного подождать.

В ту ночь я проснулся и обнаружил, что моя жизнь превратилась в кошмар наяву.

Левая сторона моей кровати была пуста: Люси уже была в самолете очень далеко от меня. Мне потребовалось все мое мужество, чтобы не начать умолять ее остаться, когда такси остановилось перед домом. Мне потребовалась вся моя выдержка, чтобы не позволить гравитации поставить меня на колени. Если бы она осталась – я бы никогда не отпустил ее снова. Если бы она осталась – я бы начал все заново, научившись любить ее еще больше, чем раньше. Если бы она осталась – моя жизнь стала бы раем, но я знал, что Люси не могла этого сделать. В моем нынешнем положении я не имел права ее удерживать. Я просто не мог дать ей ту любовь, которую она заслуживала.

Она была моей свободой, а я – ее клеткой.

Я лежал в постели, моя грудь сжималась от тоски, и я почти разваливался на части. Я почти позволил своему сердцу ожесточиться – как это было до того, как Люси вошла в мою жизнь, – но тут в детской заплакала прекрасная маленькая девочка, и я поспешил к ней. Когда я подошел, она потянулась ко мне, сразу же перестав плакать.

– Эй, милая, – прошептал я, когда она прижалась ко мне, положив голову мне на грудь.

Мы вернулись в мою спальню, легли на кровать, и через несколько минут она уже спала. Тэлон мерно дышала и слегка похрапывала, свернувшись калачиком рядом со мной.

Именно в этот момент я вспомнил, почему не мог позволить себе расклеиться. Я вспомнил, почему не мог позволить себе упасть в яму одиночества: ведь я был не один. У меня была самая прекрасная причина продолжать двигаться вперед.

Тэлон была моей спасительницей, и я хотел быть для нее папой, а не просто отцом. Любой может быть отцом. Чтобы стать папой, нужно быть настоящим мужчиной. Тэлон заслуживала всю мою любовь и внимание.

Пока она цеплялась за мою рубашку и видела сны, которые приносили ей утешение, я тоже позволил себе отдохнуть.

Любовь поражала меня.

Меня поражало, как мое сердце может быть разбито и в то же время совершенно переполнено.

В ту ночь мои самые страшные кошмары и самые прекрасные сны смешались между собой, и я еще крепче прижал дочь к себе. Она была напоминанием о том, почему я обязан вставать каждое утро, совсем как солнце.

На следующей неделе Джейн перевезла в дом свои вещи. Она чувствовала себя уютно, хотя никто здесь не питал к ней ни капли любви. Она вела себя так, будто знает, что делает, и каждый раз, когда она брала Тэлон на руки, я съеживался.

– Я надеялась, что мы поужинаем втроем, – сказала она, распаковывая чемоданы в моей спальне. Мне было настолько наплевать, что я даже не стал утруждать себя и говорить, чтобы она не спала в моей комнате. Я собирался спать в детской вместе с моей дочерью. – Возможно, нам стоит начать наше воссоединение.

– Нет.

Она в замешательстве подняла голову.

– Что?

– Я сказал нет.

– Грэм…

– Я просто хочу кое-что прояснить, Джейн. Я не выбирал тебя. Я не хочу иметь с тобой ничего общего. Ты можешь жить в моем доме, можешь обнимать мою дочь, но ты должна понять, что мне противно твое присутствие, – мои руки сжались в кулаки, и я нахмурил брови. – Я выбрал ее. Я выбрал свою дочь. Я буду выбирать ее каждую секунду каждого дня до конца своей жизни, потому что она все для меня. Давай перестанем притворяться, что мы когда-либо сможем жить долго и счастливо. Ты не мое последнее предложение, не мое последнее слово. Ты просто глава, которую я хотел бы стереть.

Я развернулся и ушел, оставив ее в полном недоумении. Я хотел проводить каждую доступную секунду, держа в руках мою дочь.

Однажды Люси вернется к нам. Потому что она мое последнее слово, и так будет всегда.

– Тебе не следует здесь находиться, – сказала Мари, когда я вошел в «Сады Моне».

Я снял шляпу и кивнул:

– Я знаю.

Она выпрямилась и переступила с ноги на ногу.

– Тебе действительно лучше уйти. Мне некомфортно, когда ты здесь.

Я снова кивнул.

– Я знаю. – Но я остался, потому что иногда самое смелое, что может сделать человек, – это остаться. – Он любит тебя?

– Прошу прощения?

Я прижал шляпу к груди.

– Я спрашиваю, любит ли он тебя? А ты его любишь?

– Послушай…

– Он заставляет тебя смеяться так сильно, что тебе приходится запрокидывать голову назад? Сколько у вас личных шуток? Он вдохновляет тебя или пытается тебя изменить? Ты достаточно хороша для него? А он достаточно хорош для тебя? Бывают ли моменты, когда ты лежишь в постели рядом с ним и сама не понимаешь, почему ты все еще там? – я сделал паузу. – Ты скучаешь по ней? Она заставляла тебя смеяться так сильно, что тебе проходилось запрокинуть голову назад? Сколько у вас было личных шуток? Она вдохновляла тебя или пыталась тебя изменить? Ты была достаточно хороша для нее? А она была достаточно хороша для тебя? Бывают ли моменты, когда ты лежишь в постели и думаешь, почему она ушла?

Маленькая фигурка Мари начала дрожать. Она открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова.

Поэтому я продолжил говорить:

– Если ты остаешься с кем-то только ради того, чтобы не быть одинокой, то оно того не стоит. Я клянусь тебе, что с ним ты будешь еще более одинока, чем без него. Любовь никого не отталкивает. Любовь не душит. Она заставляет мир цвести. Этому меня научила Люси. Она показала мне, что такое любовь, и я уверен, что ты тоже научилась этому от нее.

– Грэм, – тихо сказала Мари, и по ее щекам потекли слезы.

– Я никогда не любил твою старшую сестру. Мое сердце было покрыто льдом в течение многих лет, и Джейн никак его не затронула. Она тоже никогда меня не любила, но Люсиль… она мой мир. Она – все, что мне нужно, и даже больше, чем я заслуживаю. Я знаю, ты этого не поймешь, но я готов сражаться за ее сердце всю оставшуюся жизнь, если это означает, что она снова улыбнется. И вот я стою в твоем магазине и спрашиваю, любишь ли ты его. Если ты уверена, что это и есть настоящая любовь, – оставайся. Если он твоя Люсиль, то не оставляй его ни на секунду. Но если это не так… если хоть одна частичка твоей души сомневается, что он тот единственный, – беги. Я прошу тебя бежать к своей сестре. Я прошу тебя бороться вместе со мной. Бороться за девушку, которая всегда оставалась с нами, хотя не была обязана этого делать. Сейчас я не могу быть рядом с ней, но я знаю, что ее сердце разбито. Я буду бороться за нее, и первым шагом было прийти к тебе. Я умоляю тебя выбрать ее. Она нуждается в тебе, Мари, и я думаю, что твое сердце тоже нуждается в ней.