– Но ведь…

– Нет. Нет. Никаких «но». Он не достоин прощения, а ты соврала о своем разводе! Мне! Мы же самые близкие люди, Горошинка. Мы должны доверять друг другу и делиться самым сокровенным, но все это время я жила во лжи! Знаешь, что мама говорила о лжи? Если тебе приходится лгать о чем-то, значит, вообще не стоило этого делать.

– Пожалуйста, не надо цитировать маму, Люси.

– Ты должна с этим покончить, Мари. Психологически, эмоционально и физически. Он токсичный человек. Из этого не выйдет ничего хорошего.

– Да ты понятия не имеешь, что такое брак, – она повысила голос. Никогда прежде Мари не повышала голос.

– Может быть, но я знаю, что такое уважение! Боже, не могу поверить, что ты лгала все это время.

– Прости, но, если говорить откровенно, ты тоже не образец честности, особенно в последнее время.

– Что?

– Все это, – сказала она, указывая на Тэлон. – Вся эта история с Грэмом странная. Почему ты заботишься о его ребенке? Он достаточно взрослый, чтобы позаботиться о себе. Черт возьми, ведь он может нанять няню. Скажи мне правду: почему ты все еще ему помогаешь?

Я напряглась.

– Мари, это не одно и то же…

– Нет, это одно и то же! Ты говоришь, что я остаюсь в безнадежном браке, потому что я слабая, и ты злишься, что я соврала тебе, но ты сама лжешь и мне, и себе. Ты остаешься с ним, потому что ты в него влюблена.

– Прекрати.

– Это правда.

– Мари… мы говорим не обо мне или Грэме, а только о тебе. Ты совершаешь огромную ошибку, возобновляя общение с Паркером. Это не здоро́во и…

– Я возвращаюсь домой.

– Что? – воскликнула я, чувствуя, как все мое тело вибрирует от шока. Я резко выпрямила спину. – Это не твой дом. Я твой дом. А ты – мой.

– Паркер считает, что там будет лучше для нашего брака.

Какого брака?!

– Мари, он вышел на связь только после двух лет ремиссии. Он хотел убедиться, что рак не вернется. Он змея.

– Прекрати! – закричала она, раздраженно взмахнув руками. – Просто прекрати. Он мой муж, Люси, и я возвращаюсь к нему. Я возвращаюсь домой. – Мари опустила голову, и ее голос надломился: – Я не хочу закончить, как она.

– Как кто?

– Мама. Она умерла в одиночестве, потому что так и не подпустила ни одного достаточно близко, не позволила любить себя. Я не хочу умереть нелюбимой.

– Он не любит тебя, Горошинка…

– Но он может меня полюбить. Если я смогу измениться и стать лучшей женой…

– Ты была лучшей женой, Мари. Ты была всем для него.

По ее щекам покатились слезы.

– Тогда почему он ушел? Он дает мне еще один шанс, и на этот раз я справлюсь лучше.

В одно мгновение мой гнев превратился в печаль.

– Мари, – тихо позвала я.

– Мактуб, – сказала она, глядя на татуировку на запястье.

– Не делай этого. – Я покачала головой, чувствуя, как в груди разгорается сильнейшая боль. – Не оскверняй наше слово.

– Это значит, что все предрешено, Люси. Это значит, что все происходящее должно было случиться. Это не зависит от того, во что ты веришь. Нельзя принимать только те события, которые тебе нравятся. Ты должна принимать все.

– Нет. Это неправда. Если к тебе летит пуля, но у тебя есть возможность увернуться – ты не должна просто стоять и ждать, когда она тебя пронзит. Ты должна отойти в сторону, Мари. Ты должна уклониться от пули.

– Мой брак – это не пуля. Это не моя смерть. Это моя жизнь.

– Ты совершаешь огромную ошибку, – прошептала я, и по моим щекам потекли слезы.

Она кивнула.

– Может быть, но это моя ошибка, точно так же, как Грэм – твоя ошибка. – Мари скрестила руки на груди и задрожала, словно ей вдруг стало холодно. – Послушай, я не хотела сообщать об этом вот так… Но я рада, что ты знаешь. Срок аренды скоро истекает, поэтому тебе нужно будет найти новую квартиру. Мы все еще можем ходить на прогулки, если ты хочешь.

– Знаешь, Мари. – Я поморщилась и покачала головой. – Я не хочу.

В жизни нет ничего сложнее, чем наблюдать, как дорогой тебе человек идет прямо в огонь, и тебе остается только смотреть, как он горит.

* * *

– Ты останешься с нами, – сказал Грэм по видеосвязи из своего номера в Нью-Йорке.

– Нет, не говори глупостей. Я что-нибудь придумаю. Я начну поиски новой квартиры, как только ты вернешься.

– А до тех пор ты останешься с нами, и никаких «но». Все в порядке. Мой дом достаточно большой. И кстати, мне жаль насчет Мари.

Я содрогнулась от одной мысли о том, что она вернется к Паркеру.

– Я просто не понимаю. Неужели она может просто простить его?

– Одиночество обманывает разум, – сказал Грэм, присаживаясь на край кровати. – В большинстве случаев оно ядовито и смертельно опасно. Оно заставляет поверить, что лучше уж быть с самим дьяволом, чем в одиночестве. Так или иначе одиночество означает, что человек потерпел неудачу, что он недостаточно хорош. Поэтому чаще всего яд одиночества просачивается внутрь и заставляет человека принимать любое внимание за любовь. Фальшивая любовь, построенная на самообмане, обречена на печальный финал – уж я-то знаю. Я был одинок всю свою жизнь.

– Ну и что ты наделал? – вздохнула я. – Ты превратил мое раздражение из-за сестры в желание ее обнять.

Он усмехнулся.

– Прости. Если хочешь, я начну ее обзывать… – Он прищурился и уставился на экран своего телефона. В его глазах промелькнула паника. – Люсиль, я тебе перезвоню.

– Все в порядке?

Он повесил трубку прежде, чем я получила ответ.

Глава 20

Грэм

Я был мастером рассказов.

Я знал, как на свет появляется великий роман.

Великий роман не предполагает смешивания слов, которые не связаны между собой. В великом романе каждое предложение имеет значение, каждое слово играет свою роль в общей сюжетной арке. Во вступительных строках можно найти предзнаменования будущих сюжетных линий и поворотов. Если читатель всмотрится в текст достаточно внимательно, он всегда сможет увидеть предупреждающие знаки. Он сможет прочувствовать каждое слово, истекающее кровью прямо на страницах книги, и к концу истории будет полностью удовлетворен.

Великая история всегда имеет структуру. Но жизнь не великая история.

Реальная жизнь – это путаница слов: иногда они срабатывают, а иногда нет. Реальная жизнь – это калейдоскоп эмоций, которые едва ли имеют смысл. Реальная жизнь – это черновик романа с каракулями и зачеркнутыми предложениями, написанными карандашом.

Это не было красиво. Это случилось без предупреждения.

И когда роман под названием «Реальная жизнь» решает тебя уничтожить – он без промедлений бьет тебя под дых и бросает твое кровоточащее сердце на растерзание волкам.

* * *

Мне пришло сообщение от Карлы.

Она пыталась позвонить, но я перенаправил ее на голосовую почту. Я смотрел на Тэлон.

Она оставила голосовое сообщение, но я его проигнорировал. Я не мог отвести взгляда от глаз Люсиль.

Затем она отправила мне сообщение, которое повергло меня в шок.


Отец в больнице.

У него опять случился сердечный приступ.

Пожалуйста, возвращайся домой.

* * *

Я сел на ближайший рейс домой. Всю дорогу мои руки были сжаты в кулаки, и каждый вздох давался с трудом. Как только самолет приземлился, я поймал первое попавшееся такси и помчался в больницу. Поспешно войдя внутрь, я почувствовал, как в груди разгорается огонь. Это ощущение выбило меня из колеи, и я попытался сморгнуть эмоции, бегущие по моим венам.

Наверняка с ним все в порядке. Он должен быть в порядке…

Я не был уверен, что переживу его смерть. Я не был уверен, что смогу жить дальше, если его не будет рядом. Когда я добрался до приемной, мой взгляд сразу упал на Мэри и Карлу. Затем я заметил Люси и Тэлон, которая спала у нее на коленях. Как долго она здесь пробыла? Как она узнала? Я не говорил, что вернусь. Я пытался написать ей сообщение, но каждый раз его удалял. Если бы я сказал, что у профессора Оливера сердечный приступ, это стало бы правдой. Если бы я поверил в то, что это реально, то наверняка бы умер по дороге домой.

Это не могло быть правдой. Он не мог умереть.

Тэлон даже не вспомнит его, когда подрастет.

Она должна была запомнить этого величайшего человека.

Она должна была запомнить моего отца.

– Как ты узнала? – спросил я у Люси, подходя к ней и нежно целуя Тэлон в лоб.

Люси кивнула в сторону Карлы.

– Она мне позвонила. Я сразу же приехала.

– С тобой все в порядке? – спросил я.

– Я в порядке. – Люси поморщилась, взяла меня за руку и слегка сжала ее. – А ты в порядке?

Я тяжело сглотнул и произнес так тихо, что даже не был уверен, что она меня расслышала:

– Нет.

Мой взгляд метнулся к Мэри, и Люси сказала, что я могу отойти, пока она присматривает за Тэлон. Я был благодарен за ее помощь.

– Мэри, – позвал я. Она подняла глаза, и мое сердце дрогнуло, когда я увидел боль в ее взгляде.

– Грэм! – воскликнула Мэри, подбегая ко мне.

Я крепко ее обнял, и она открыла рот, чтобы сказать что-то еще, но не смогла произнести ни слова. Она начала безудержно рыдать, а к ней присоединилась Карла, которую я тоже притянул в объятья. Я прижал к себе их обеих, мысленно обещая им, что все будет хорошо.

Я крепко держался на ногах, стараясь не дрожать, потому что они нуждались в прочной опоре. Им нужен был кто-то сильный, и я принял на себя эту роль.

Чтобы я был храбрым.

– Что случилось? – спросил я у Мэри, когда она успокоилась. Я подвел ее к стульям в приемной, и мы сели.

Она согнулась и сплела свои дрожащие пальцы между собой.

– Он читал у себя в кабинете, а когда я зашла проведать его… – Ее нижняя губа задрожала. – Понятия не имею, как долго он там пролежал. Если бы я пришла раньше… если бы…