Бриттани Черри - Земля, о которую мы разбились

– Спасет ли ее моя слабость? – огрызнулся он.

– Нет, но…

– Тогда я не буду тратить свое время.

Я поерзала на месте.

– Ты что-нибудь слышал от моей сестры?

– Нет.

– Она вернется, – сказала я, надеясь, что не солгала.

– Она оставила мне записку, в которой говорилось обратное.

– Правда? Это… – слова застряли в горле, прежде чем я успела сказать, что это просто ужасно. Моя старшая сестра всегда предпочитала бежать от трудностей, как и наш отец, поэтому я решила сменить тему разговора. – Как ее зовут?

Я посмотрела на маленькую девочку, подключенную к дыхательному аппарату.

– Нет смысла говорить людям ее имя, если она… – голос Грэма дрогнул. Его руки сжались в кулаки, и он закрыл глаза. Когда он снова их открыл, что-то в его холодном взгляде изменилось. На долю секунды он позволил себе чувствовать, глядя на то, как его ребенок изо всех сил старается выжить. Он опустил голову и прошептал: – Если она умрет.

– Она все еще здесь, Грэм, – сказала я, кивая в ее сторону. – Она все еще жива, и она прекрасна.

– Надолго ли? Я стараюсь быть реалистом.

– Ну, к счастью для тебя, я надеждаист.

Он так сильно сжал руки, что его кожа стала красной.

– Я не хочу, чтобы ты была здесь, – сказал он, поворачиваясь ко мне. На мгновение я задумалась: насколько нетактично будет оставаться здесь, когда мне не рады?

Но потом я заметила, что он дрожит.

Грэм едва заметно содрогался всем телом, когда смотрел на свою дочь и видел впереди лишь мучительную неизвестность. Именно тогда я поняла, что не могу оставить его.

Я потянулась и разжала его кулаки, взяв его руку в свою ладонь. Я знала, что ребенок ведет тяжелую борьбу, пока Грэм сражается на своей собственной войне. Когда я взяла его за руку, у него изо рта вырвался легкий вздох.

Он тяжело сглотнул и отпустил мою руку через несколько секунд, но этого оказалось достаточно, чтобы он перестал дрожать.

– Тэлон, – прошептал Грэм тихим и испуганным голосом, как будто думал, что, сказав мне ее имя, он обречет своего ребенка на смерть.

– Тэлон, – тихо повторила я, и на моих губах расцвела легкая улыбка. – Добро пожаловать в этот мир, Тэлон.

Затем впервые в моем присутствии Тэлон Рассел открыла глаза.

– Ты уверен, что с тобой все в порядке? – спросила Люси, не подозревая, насколько она злоупотребляет моим гостеприимством. Она приходила в больницу каждый день в течение последних двух недель, чтобы навестить Тэлон и меня. С каждым днем меня все больше и больше раздражала ее настойчивость. Я не хотел ее присутствия, и было ясно, что мой отчаянный визит в цветочный магазин оказался плохой идеей.

Самым худшим являлось то, что Люси никогда не умолкала.

Она была не из тех, кто перестает говорить. Казалось, каждая мысль, которая когда-либо приходила ей в голову, должна слететь с ее губ. Больше всего меня раздражало, что каждое ее слово отдавало позитивной хиппи-ерундой. Удивительно, что она ни разу не упомянула легкие наркотики, горные кристаллы и коврики для йоги.

– Я могу остаться, если нужно, – снова предложила она.

Тэлон наконец-то избавилась от трубки для кормления, и врачи были уверены, что она сможет начать есть самостоятельно. Это было шагом в правильном направлении после стольких месяцев неопределенности.

– Правда, Грэм. Для меня не проблема остаться еще на несколько часов.

– Нет. Иди.

Она кивнула и наконец встала.

– Хорошо. Я вернусь завтра.

– Не нужно.

– Грэм, ты не должен справляться с этим в одиночку, – настаивала Люси. – Я могу остаться и помочь…

– Да как же ты не понимаешь? – сорвался я. – Тебе здесь не рады. Иди жалей кого-нибудь еще.

Ее губы разомкнулись, и она сделала несколько шагов назад.

– Я тебя не жалею.

– Тогда пожалей себя, ведь у тебя, очевидно, нет своей жизни, – пробормотал я, не глядя на Люси, но боковым зрением я все равно видел боль, промелькнувшую у нее на лице.

– Бывают моменты, когда я смотрю на тебя и вижу, как тебе плохо, вижу твою боль, но потом ты просто рушишь все это своей грубостью.

– Хватит притворяться, будто ты меня знаешь, – сказал я.

– Хватит притворяться, что у тебя нет сердца, – ответила Люси. Она порылась в своей сумке, а затем достала оттуда кусочек бумажки и написала на ней свой номер. – Вот, возьми на случай, если ты передумаешь. Раньше я работала няней и могу помочь, если понадобится.

– Разве ты еще не поняла? Мне ничего от тебя не нужно.

– Думаешь, это из-за тебя? – фыркнула она, качая головой и сжимая в кулаке свой кулон в виде сердца. – Похоже, твой эгоизм мешает тебе здраво рассуждать. Я здесь не ради тебя. Я почти тебя не знаю. Перед смертью моя мать попросила меня заботиться о сестрах, и раз Лирики здесь нет, я считаю необходимым позаботиться о ее дочери.

– Ты не обязана заботиться о Тэлон, – возразил я.

– Может, и так, – согласилась Люси. – Но, нравится тебе или нет, она моя семья, так что, пожалуйста, не позволяй своей гордости и неуместной злости удерживать тебя от того, чтобы обратиться ко мне за помощью.

– Мне не нужна ни ты, ни твоя помощь. Мне никто не нужен, – рявкнул я, раздраженный ее жертвенной натурой. Просто нелепо предлагать себя и свое время так необдуманно и свободно.

Люси прищурилась и наклонила голову, изучая меня. Я ненавидел этот взгляд. Меня ужасно злило, что, когда наши глаза встретились, она посмотрела на меня так, словно видела какой-то потайной уголок моей души, неизвестный даже мне самому.

– Кто тебя обидел? – прошептала она.

– Что?

Она подошла ближе, расцепила мои руки и сунула в ладонь бумажку со своим номером.

– Кто обидел тебя так сильно, что ты стал таким холодным?

Пока Люси уходила, я провожал ее глазами, но она ни разу не обернулась.

Только через три недели врачи наконец сообщили мне, что нам с Тэлон пора домой. Мне потребовалось больше двух часов, чтобы правильно установить детское кресло, а затем я по очереди просил пять разных медсестер проверить, надежно ли оно закреплено.

Я никогда в жизни не ездил так медленно, но каждый раз, когда я поворачивался, чтобы проверить Тэлон, она мирно спала.

У меня ничего не выйдет.

Я ни секунды в этом не сомневался. Я не знал, как быть отцом. Я не знал, как ухаживать за ребенком. У Джейн это бы здорово получилось. Конечно, ей никогда не хотелось иметь детей, но она была перфекционисткой. Она бы научилась быть самой лучшей матерью в мире. Она бы гораздо лучше позаботилась о Тэлон.

То, что ребенок достался именно мне, казалось жестокой шуткой.

– Ш-ш-ш, – шептал я, неся детское кресло в дом. Тэлон начала плакать, как только я вытащил ее из машины, и мое сердце сжалось от волнения.

Она голодна? Ей нужно сменить подгузник? Ей жарко? Или холодно? Неужели она только что пропустила вдох? Достаточно ли крепки ее легкие? Сможет ли она пережить эту ночь?

Как только Тэлон оказалась в своей кроватке, я сел на пол рядом с ней. Каждый раз, когда она двигалась, я поднимался на ноги, чтобы проверить ее. Каждый раз, когда она не двигалась, – я тоже вскакивал на ноги.

У меня ничего не выйдет.

Врачи ошиблись. Я знал, что это так. Они не должны были отправлять ее домой. Она была не готова. Я был не готов. Она была слишком маленькой, а мои руки – слишком большими.

Я причиню ей боль.

Я совершу ошибку, которая будет стоить Тэлон жизни.

Я не справлюсь.

Достав мобильный телефон, я набрал номер, по которому звонил уже несколько недель.

– Джейн, это я, Грэм. Я просто хотел, чтобы ты знала… Тэлон дома. С ней все в порядке. Она не умрет, Джейн, и я просто хотел, чтобы ты знала это. Теперь ты можешь вернуться домой. – Я крепко сжимал телефон, и мой голос звучал настойчиво и строго. – Приезжай домой. Пожалуйста. Я не могу… я не смогу сделать это без тебя. Я не смогу сделать это в одиночку.

Это было то же самое сообщение, которое я оставлял ей много раз с того самого момента, как врачи сказали мне, что они собираются выписать Тэлон. Но Джейн так и не вернулась.

Та ночь была самой тяжелой в моей жизни.

Каждый раз, когда Тэлон начинала кричать, я не мог заставить ее прекратить. Каждый раз, когда я брал ее на руки, мне было страшно, что я сломаю ее. Каждый раз, когда я кормил ее, а она отказывалась есть, я беспокоился о ее здоровье. Давление было слишком сильным. Как могла такая малышка полагаться на меня как на источник жизнеобеспечения?

Как чудовище может воспитывать ребенка?

Вопрос Люси снова и снова звучал у меня в голове.

Кто обидел тебя так сильно, что ты стал таким холодным?

Я прекрасно знал, кто это был.

В этом-то и проблема.

Мальчик неподвижно стоял в темном коридоре, неуверенный, хочет ли отец его видеть. Большую часть вечера он провел в одиночестве: когда дома не было ни души, он чувствовал себя куда спокойнее. Мальчик был уверен, что отец вернется домой пьяным, потому что это происходило уже не в первый раз. В чем он не был уверен, так это в какой степени опьянения родитель окажется сегодня.

Иногда он бывал очень дружелюбным, а иногда – чрезвычайно жестоким.

В такие дни отец возвращался домой крайне раздраженным, и, закрывая глаза по ночам, мальчик убеждал себя, что он выдумал этого пьяного человека, говоря себе, что его отец не может быть таким холодным. Он говорил себе, что ни один человек не может так сильно ненавидеть свою плоть и кровь – даже после внушительной дозы алкоголя.

Но правда заключалась в том, что иногда те, кого мы любим больше всего, на самом деле являются чудовищами, которые убаюкивают нас перед сном.