Да и в остальном обстановка на средней палубе была малоутешительной. В той части, где располагались каюты для семей и мужчин, в бурную погоду постоянно заливало туалеты. В придачу ко всему большинство пассажиров мылись очень редко или не мылись вовсе. При такой погоде Хелен самой не очень хотелось этого делать, но она настаивала, чтобы девочки каждый день использовали часть воды для поддержания гигиены тела.

– Я бы с радостью постирала нашу одежду, но она просто не высохнет, это безнадежно, – пожаловалась она Гвинейре, на что та пообещала подыскать в своем гардеробе сменное платье хотя бы для Хелен. Ее собственная каюта отапливалась и была прекрасно изолирована. В нее даже в самую сильную бурю не проникала влага, которая могла бы испортить мягкие ковры и элегантную мягкую мебель. Гвинейра испытывала угрызения совести, но не могла предложить Хелен с детьми переселиться к ней. Джеральд ни за что бы не разрешил ей этого. Поразмыслив, девушка решила хотя бы пару раз привести к себе Дороти и Дафну – под предлогом, что она хочет отдать им кое-что из своей одежды.

– Почему бы тебе не проводить занятия внизу, в отсеке для животных? – поинтересовалась Гвинейра, когда в очередной раз увидела дрожащую от холода Хелен на главной палубе, где девочки по очереди зачитывали ей отрывки из «Приключений Оливера Твиста». Здесь было холодно, но, по крайней мере, сухо, а свежим воздухом дышалось куда приятнее, чем затхлой сыростью крохотной каюты.

– Там каждый день убирают, – продолжила Гвинейра. – Матросы, конечно, не рады этому заданию и проклинают мистера Уордена, но он постоянно проверяет, чтобы за овцами и лошадьми хорошо ухаживали. А ответственный за провиант очень тщательно следит за содержанием убойных животных. В конце концов, он меньше всего хочет, чтобы они начали чахнуть или умирать, иначе ему придется выбрасывать мясо за борт.

Как выяснилось, свиньи и птица были живым провиантом для пассажиров первого класса, а коров действительно каждый день доили. Однако пассажирам со средней палубы, таким как Хелен и девочки, ничего из этих свежих продуктов не доставалось – пока однажды Дафна не увидела, как один из мальчишек ночью тайком доил корову. Без зазрения совести она донесла на воришку, но не раньше, чем успела понаблюдать за ним и запомнить движения его рук. С тех пор девочки каждый день лакомились свежим молоком. А Хелен предпочитала делать вид, что ничего не замечает.

Дафна с восторгом поддержала предложение Гвинейры. Воруя яйца и молоко, она уже давно заметила, насколько теплее было в импровизированных стойлах под палубой, чем в их каюте. Крупные тела коров и лошадей нагревали трюм, а соломенная подстилка была мягкой и зачастую более сухой, чем матрасы на койках. Сначала Хелен пыталась возражать против этой идеи, но довольно скоро сдалась. Она успела провести в помещении для животных три недели занятий, прежде чем их обнаружил ответственный за провиант. Заподозрив Хелен в краже еды, он с ругательствами выставил ее и девочек из трюма.

Тем временем «Дублин» достиг Бискайского залива. Море успокоилось, а погода стала теплее. Пассажиры второго класса вздохнули с облегчением и начали потихоньку выносить свою одежду и постельное белье из кают, чтобы дать им просохнуть на солнце. Люди благодарили Бога за тепло, но команда предупреждала: совсем скоро они достигнут Индийского океана и начнут проклинать невыносимую жару.

6

Теперь, когда первая, наиболее трудная, часть путешествия была позади, на борту «Дублина» началась настоящая светская жизнь.

Судовой врач наконец-то приступил к своим обязанностям учителя, так что детям эмигрантов было чем заняться и они меньше донимали друг друга, родителей и, прежде всего, воспитанниц Хелен. Последние на уроках просто блистали, и девушка ими очень гордилась. Сначала она обрадовалась, что у нее появится немного свободного времени для себя, но затем предпочла присутствовать на занятиях и присматривать за детьми. Одной из причин стало то, что уже на второй день болтушки Мэри и Лори вернулись из класса с новостями, весьма обеспокоившими Хелен.

– Дафна целовалась с Джейми О’Харой! – воскликнула запыхавшаяся Мэри.

– А Томми Шеридан хотел обнять Элизабет, но она сказала, что ждет принца, и все начали смеяться, – добавила Лори.

После этого Хелен сразу же решила поговорить с Дафной, но не добилась от нее и капли раскаяния.

– За это Джейми угостил меня куском хорошей колбасы, которую они купили еще в Лондоне, – спокойно объяснила девочка. – К тому же это длилось всего секунду, да он и целоваться-то как следует не умеет!

Хелен ужаснулась тому, что Дафна, очевидно, обладает куда более глубокими познаниями в этой сфере. Она строго отчитала девочку, хотя и предполагала, что ничего этим не добьется. Однако при должном старании отношение Дафны к морали и приличиям со временем можно было поменять в лучшую сторону. Поначалу же помогал лишь контроль. Поэтому Хелен сначала просто присутствовала на занятиях, а затем начала принимать довольно активное участие в проведении уроков и подготовке к воскресному богослужению. Судовой врач не знал, как ее благодарить, – роль учителя и священника была ему явно в тягость.


Почти каждую ночь на средней палубе звучала музыка. Люди примирились с тем, что навсегда покинули родную страну, а может, просто находили утешение в английских, ирландских и шотландских народных песнях. Некоторые пассажиры взяли с собой на борт музыкальные инструменты; то тут, то там раздавались грустные мелодии скрипок, флейт и гармоник. По пятницам и субботам на палубе устраивали танцы, и Хелен снова приходилось не сводить глаз с Дафны. Она охотно разрешала старшим девочкам слушать музыку и с часок наблюдать за танцами, но потом они должны были отправляться спать, чему Дороти обычно была только рада, в то время как Дафна постоянно выдумывала какие-то отговорки и даже пыталась дождаться, когда Хелен заснет, чтобы снова выскользнуть из каюты.

У пассажиров первого класса культурная жизнь была намного утонченнее и разнообразнее. На палубе устраивались концерты и игры, а в столовой проходили роскошные ужины. Джеральд Уорден и Гвинейра сидели за одним столом с семейной парой из Лондона. Младший сын супругов служил в гарнизоне Крайстчерча и теперь планировал остаться жить в Новой Зеландии. Молодой человек собирался жениться и начать торговать шерстью. Для этого он попросил отца уже сейчас предоставить ему часть будущего наследства, которую он хотел использовать в качестве стартового капитала. Мистер и миссис Брюстер – деятельные и решительные люди, не так давно разменявшие пятый десяток лет, – немедленно купили билеты на ближайший рейс до Новой Зеландии. Прежде чем отдавать сыну довольно значительную сумму, мистер Брюстер хотел собственными глазами увидеть местность, где собирался осесть юноша, и – прежде всего – будущую невестку.

– Питер пишет, что она наполовину маори, – задумчиво произнесла миссис Брюстер, – и красива, как одна из этих южных девушек, которых иногда можно увидеть на картинах. Но я даже не знаю, туземка…

– Это может очень помочь ему с выделением земельного участка, – заметил Джеральд. – Один мой знакомый получил в подарок дочь вождя, а в придачу к ней – десять гектаров прекрасных пастбищных угодий. Он сразу же влюбился в девушку, – добавил Уорден и многозначительно подмигнул.

Мистер Брюстер громогласно расхохотался, в то время как улыбки миссис Брюстер и Гвин скорее можно было назвать вымученными.

– Кстати, подружка вашего сына вполне может оказаться его дочерью, – продолжил Джеральд. – Сейчас ей должно быть около пятнадцати, вполне взрослая, как для аборигенки. Кстати, метиски порой бывают настоящими красавицами. А вот чистокровные маори… в общем, они не в моем вкусе. Слишком маленькие, коренастые, да еще эти татуировки… Но каждому свое. О вкусах, как говорится, не спорят.

Из разговора Брюстеров с Джеральдом Гвинейра наконец-то узнала кое-какие подробности о своей новой родине. До этого «овечий барон» в основном говорил об экономических возможностях, животноводстве и пастбищах Кентербери, а теперь девушка впервые услышала, что Новая Зеландия состоит из двух крупных островов. При этом и Крайстчерч, и Кентербери расположены на Южном острове. Она узнала о горах и фьордах, о похожих на джунгли дождевых лесах, селениях китобоев и золотых приисках. Гвинейра вспомнила, что Лукас, по словам его отца, исследовал флору и фауну страны, и сразу же сменила мечты о том, как она будет пахать и сеять рядом с мужем, на еще более захватывающую фантазию об экспедициях в неисследованные участки острова.

Однако спустя какое-то время и любопытство Брюстеров, и желание Джеральда рассказывать исчерпались. Уорден хорошо разбирался в природе Новой Зеландии, но животные и земли интересовали его только с экономической точки зрения. О семье Брюстеров, похоже, можно было сказать то же самое. Им важнее всего было знать, безопасен ли район, в котором собирался поселиться их сын, и какой доход могло принести основанное там предприятие. При детальном обсуждении этих вопросов всплывали имена различных коммерсантов и фермеров. Гвинейра, решив использовать представившуюся возможность, наконец осуществила давно продуманный план и словно бы мимоходом спросила о некоем «фермере-джентльмене» по имени О’Киф.

– Возможно, вы его знаете. Он тоже должен жить где-то в районе Кентербери.

Реакция Джеральда поразила девушку. Ее будущий тесть побагровел, а его глаза, казалось, вот-вот вылезут на лоб.

– О’Киф? Фермер-джентльмен? – Джеральд словно выплюнул эти слова и презрительно хмыкнул. – Я знаю мерзавца и головореза по имени О’Киф! – прорычал он. – Подонка, которого нужно как можно скорее отправить обратно в Ирландию. Или в Австралию, в колонию каторжников, где ему самое место! Фермер-джентльмен! Не смешите меня! Гвинейра, живо признавайтесь, откуда вам знакомо это имя.

Девушка подняла руку, пытаясь унять внезапный гнев Джеральда, а мистер Брюстер поспешил долить в его бокал новую порцию виски, которое, по всей видимости, оказывало на овцевода успокаивающее действие. Миссис Брюстер крики Уордена заставили испуганно вжаться в спинку стула.