Изучаю его лицо, пытаясь понять, какие же новости он мне принес. Он отлично сохраняет бесстрастное выражение, и у меня не получается считать его настроение. Думаю, он научился этому, когда выбрал профессию нейрохирурга.

— Да, есть хорошие новости, — лучезарно улыбается доктор. — Мы начнем отучать его от лекарств, которые держат его в медикаментозной коме. У его мозга было достаточно времени оправиться от операции и у него хорошие жизненные показатели.

Я улыбаюсь и бросаю быстрый взгляд на Кайла, который в своем состоянии выглядит таким спокойным, и впервые с тех пор, как он рухнул на тротуар перед «Декадансом», я позволяю себе надеяться, что у него сможет справиться.

— Я хочу убедиться, что вы готовы к его частичному параличу, проблемам с двигательной функцией и, возможно, с речью. Мы знаем, что во время падения у него случился инсульт. Возможно, будут некоторые последствия. — Доктор на мгновение останавливается и что-то набирает на своем планшете. — Мы не можем предсказать тяжесть повреждений до его пробуждения, но ему вполне возможно придется очень долго восстанавливаться.

Он бросает на меня взгляд, и только потом снова что-то набирает на планшете.

— Ему потребуется реабилитация? — спрашиваю я.

Я изучала лечение пациентов после инсульта, но у Кайла также была серьезная операция на мозге. И экспериментальную операцию, которая спасла жизнь Кайла, сделал доктор Стивенс. Ему удалось удалить осколок пули, и теперь нечего о нем волноваться, но я не могу отделаться от беспокойства, что это может отрицательно повлиять на восстановление Кайла.

— Да, ему, скорее всего, понадобится реабилитация. Как показывает статистика по больным, перенесшим инсульт, реабилитация может продлиться в течение пяти или шести месяцев. Он молодой и сильный, поэтому, думаю, ему понадобится меньше времени.

Когда Доктор Стивенс уходит, моё беспокойство возвращается с новой силой. Только наедине с Кайлом я позволяю себе погрузиться в своё беспокойство. Я никогда не выражаю свои опасения вслух, а просто сижу, держу его за руку и думаю, как же всё это будет.

Все свои сомнения по поводу выздоровления Кайла прячу за ложным чувством оптимизма. Мы только нашли друг друга, и теперь мне так страшно, что я его потеряю. Наша совместная жизнь только началась, и ужасно думать, что наша история продлилась всего пять месяцев. Я не готова с ним прощаться… прощаться с нами. Мне нужно больше времени побыть с ним.

Боже, дай нам больше времени.

 

Глава 2

КАЙЛ

Моя первая сознательная мысль о том, что я чем-то поперхнулся. Что-то застряло у меня в горле. Я пытаюсь открыть глаза, но кажется, что веки просто слиплись. Снова делаю усилие и у меня получается их немного приподнять, но потом они снова закрываются. Да что, черт побери, со мной происходит? Конечности будто налиты свинцом, всё тело болит, но ничто не сравнится с тупой болью в голове. Я снова открываю глаза и несколько раз моргаю, пока не начинаю видеть. Обвожу взглядом комнату и пытаюсь навести резкость, но это больно. Медленно перевожу глаза вправо, вижу металлический поручень кровати и пикающие аппараты с мигающими огоньками.

Я в больнице.

Когда мой взгляд перемещается влево, то останавливается на настоящем ангеле во плоти, мирно спящим в кресле рядом с моей кроватью. Жадно впитываю в себя её черты: от кончиков взъерошенных золотисто-светлых волос и плавного изгиба бровей до густых темных ресниц, веером опустившихся на щеки. Она мирно спит, не подозревая о том, что я медленно рассматриваю её соблазнительные черты. Мой взгляд продолжает свой путь вниз по маленькому задиристому носу и задерживается на её губах. В них нет ничего ангельского; кажется, что они созданы только для греховных помыслов и поступков. Мои глаза медленно двигаются дальше, сначала до небольшой точки на её подбородке, а потом вдоль тонкой шеи к соблазнительным изгибам её грудей. Она немного шевелиться в кресле и я, подняв взгляд, встречаюсь с её широко открытыми синими глазами. Мы продолжаем смотреть друг на друга, и никто из нас не произносит ни слова. Когда её губы растягиваются в улыбку, я ловлю себя на желании тоже улыбнуться. Она наклоняется вперед и берет меня за руку, держа её обеими руками. Её ладони мягко прикасаются к моей коже и наполняют меня теплом. Мне нравится это ощущение моей руки в её ладонях.

— Привет, — шепчет она взволновано. — Не паникуй. Ты в респираторе, и его скоро снимут.

Она наклоняется вперед, в её глазах стоят слезы. Я жадно запоминаю её прекрасные черты и наблюдаю, как по щеке медленно катится слеза.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает она, нежно поглаживая мой лоб пальцами.

Открываю рот ответить, но из-за дыхательной трубки не могу. Пытаюсь снова, но не издаю ни единого звука. Я не могу ответить на поставленный ею вопрос, и не важно, насколько сильно стараюсь… не важно, насколько сильно хочу задать ей свои вопросы.

Что со мной произошло?

Как долго я здесь?

В какой больнице?

И кто, черт побери, ты такая?

***

После прихода в сознание все следующие события происходят, будто в размытом тумане. Меня окружил рой врачей и медсестер, которые проверяли меня так, будто я — представитель какой-то невиданной инопланетной расы. Меня простукивали со всех сторон и тыкали чем-то острым. Я устал от их осмотров. Я устал от того, что никто не отвечает на мои вопросы. Я устал от того, что вот так здесь проснулся.

Я просто чертовски устал.

Они ответили только на те вопросы, на которые посчитали нужным ответить. Ничего больше не сказали. Вот только их слова: «Вам предстоит долгое выздоровление», я услышал четко и ясно. Блять.

Теперь, когда снят респиратор, я могу говорить, но мой голос звучит дерьмово. Думаю, так бывает после засунутой в горло трубки. Я не могу пошевелить правой рукой, что просто охренеть как здорово, потому что я — правша. Врачи сказали, что это, скорее всего, временно, но, чтобы я смог полностью пользоваться рукой, мне потребуется комплексная реабилитация. А это значит, что в ближайшее время возвращение домой или на работу не светит. Хорошая же новость в том, что осколка пули больше нет, так что теперь мне не придется жить каждый день, как под дамокловым мечом.

В комнату входит блондинка. Чем ближе она ко мне подходит, тем шире становится её улыбка. Она так искренне счастлива, что я не могу удержаться и тоже улыбаюсь ей в ответ. Она садится в кресло у кровати и кладет на мое предплечье руку.

— Привет. Я так рада, что ты проснулся. Я так за тебя переживала. — Её пальцы двигаются вниз, сжимают мою руку, и её глаза наполняются слезами. —Я думала, что потеряла тебя.

Не знаю, что ей сказать. Не помню, кто она, но, похоже, она меня знает и, судя по её реакции, я бы сказал, что знает очень хорошо.

Переношу свой вес, готовясь нанести сокрушительный удар. Прочищаю горло.

— Не хочу тебя расстраивать, но я не знаю, кто ты.

Внимательно наблюдаю за её лицом. Уныние, которое омрачает её женственные черты, разрывает мне сердце. Но что мне теперь делать? Не лучше ли сразу признаться, чем притворяться, что я её действительно знаю? Это было бы жестоко и давало бы ей лишь ложную надежду.

Она прикусывает полную нижнюю губу, слезинка выскальзывает из-под опущенных ресниц и скользит вниз по её лицу. Скатывается до самого края подбородка, а затем падает на розовую рубашку прямо над правой грудью.

— Ты не знаешь, кто я? — шепчет она.

Я отрицательно качаю головой.

— Нет. Извини. Я не помню тебя.

По щекам уже течет непрерывный поток слез, и, от вида её растерянности у меня сжимается живот. Ненавижу, что причиняю ей столько боли.

— Кто ты?

Чувствую острую потребность узнать, кто она мне.

— Я — Дженни, твоя девушка, — всхлипывает она и вытирает слезы под каждым глазом. — Мы вместе живем.

Черт. Как такое может быть? Как я мог забыть её, но помнить всё остальное?

 

Глава 3

ДЖЕННИ

Он не помнит, кто я. Как такое могло случиться?

— Не понимаю, как возможно, что ты меня не помнишь.

Я трясу головой и с мольбой смотрю ему в глаза.

Мы любим друг друга, мы говорили о свадьбе и о том, как заведем детей. Как ты можешь не помнить меня?

Делаю глубокий вдох и пытаюсь успокоиться. Знаю, что он не может помочь, но это до чертиков больно. Внутри всё переворачивается. Борюсь с подступающей тошнотой и в груди тревожно бухает сердце. Мысль о том, что я была всего лишь незначительной частью его жизни, что меня можно так просто забыть, рождает внутри опустошение. Наша любовь не обычная, она глубже, чем всё, что я когда-либо испытывала.

Поднимаюсь со стула. Повернувшись к нему спиной, делаю несколько шагов и вытираю украдкой слезы. Глубоко дышу, пытаясь взять под контроль свои растрепанные чувства, но это проще сказать, чем сделать. Мне хочется только одного: рухнуть на пол и рыдать. Но больше нет того, кто поможет мне подняться, кто удержит меня в своих объятиях и решит все мои заботы, кто заставит меня чувствовать себя в безопасности, когда мои страхи выходят наружу.

А что, если он вообще никогда меня не вспомнит?

Как мне жить дальше без него и нашей любви?

Неважно, насколько мне больно, я должна помнить, что сегодня — великий день. Кайл проснулся и с ним всё будет в порядке. Ему многое предстоит сделать, прежде чем он сможет вернуться домой, но он жив и дышит, и только это имеет значение. Мне нужно сосредоточиться на положительных моментах, а не на том, что он меня не помнит. Как мне реагировать на эту информацию? Продолжать ли мне сидеть у его кровати круглые сутки семь дней в неделю? Для него я теперь ничем не отличаюсь от совершенно незнакомого человека. Захочет ли он, чтобы тот, кого он не знает, проводил с ним всё своё время?